Побратимы (Партизанская быль) - Луговой Николай Дмитриевич (книга жизни TXT) 📗
Это одиннадцатая полевая пекарня «Рыхла дивизии». Возле дверей торчит солдат в фартуке. Медленно орудуя скребком у опрокинутой набок квашни, он то и дело поглядывает по сторонам, прислушивается.
Вот раздались чьи-то шаги, и солдат начинает энергично скрести квашню и тихо петь:
И лишь прохожий исчезает в темной улице, сразу опускается скребок в руке солдата и обрывается песня. Но раздаются новые шаги, и у двери пекарни вновь слышится:
Вряд ли кто из прохожих обращает внимание на пекаря-полуночника. Нет им дела и до песни, которую тот мурлычет себе под нос. Зато с особым вниманием прислушиваются к ней за дверью.
Там темно и тихо. Только чуть светит огарок свечи да пламя пылающей печи выхватывает из полутьмы взволнованные лица. Слышится шепот. Но слух каждого улавливает не только шелест слов, а и песню во дворе.
Застучал солдат скребком, затянул: «мертво у нас и душно», и пекари расходятся по рабочим местам. Они рьяно месят тесто, рвут его, закладывают в формы. Умолкает за дверью песня, и пекари, возвратясь в темный угол, опять ведут тихий разговор.
Здесь на мешке с мукой, на клочке оберточной бумаги чья-то рука старательно выводит букву за буквой, слово за словом:
— «Я, сын поруганной Словакии, друг советского народа, клянусь: при любом принуждении не поднимать оружия против Советского Союза, первого в мире государства рабочих и крестьян; при первой же возможности я поверну оружие против фашистов — выродков человечества и перейду на сторону советского народа».
Со двора врывается:
Но вот замирает песня, и за дверью в углу снова звучат клятвенные слова:
«Поверну оружие против фашистов — выродков человечества и буду уничтожать их до полной победы мира и труда или до последнего удара моего сердца. Клянусь умереть, но не выдать своих товарищей!» [66].
— Все согласны? — спрашивает приглушенный бас.
— Согласны!.. Все…
— Скрепим эту клятву своими именами!
Под строками клятвы ставятся подписи: Жак Юрай, Лилко Павел, Томчик Рудольф, Capo Штефан, Кленчи Клемент, Горной Николай, Алексенко Иван, Замечник Рудольф, Иванов Леонид, Новак Виктор, Бакеа Грегор.
Жак говорит:
— Capo! Пойди во двор, подмени постового.
К дверям движется рослая фигура. Вскоре оттуда появляется другая, приземистая.
— Франтишек! Дело наше мы скрепили клятвой. Вот она. Читай и, если согласен, подписывай.
Согласен ли он, Франтишек Шмид? Этого Юрай мог бы и не спрашивать. Не сегодня и не под дверью пекарни начал Франтишек уговаривать пулюшку повернуться против насильников. И не одну солдатскую душу повернул на путь борьбы с ними. Не один его друг уже шагает партизанскими тропами.
Солдат берет бумагу и, не читая, подписывает.
— Прочитай, Франтишек.
— А я давно уже прочитал… в ваших душах.
Жак берет бумагу. На ней двенадцать имен. Нет, это не просто имена стоят под клятвой — тут поставлены жизни. Ведь пишется та клятва в фашистской неволе. Словацкие парни добровольно встали рядом. Теперь двенадцать жизней надо вручить кому-то одному.
— Кому, други, хранить доручим?
— Тебе, Юрай.
— Тебе вверяем.
— Кому командовать?
— Командуй ты, Юрай.
— Спасибо, други. Постараюсь.
…Спят Большие Копани, широко разгнездившись в песчаной степи. Над селом свирепствует ветер. Он сердито шумит в кронах деревьев, постукивает по крышам, тянет свою песню, то уныло-безнадежную, то прерывистую и звонкую.
Разгулялась ненастная ночь. Неспокойны, как эта ночь, и думы словаков.
Их пока горстка. Это простые солдаты: стрелки и пулеметчики, шоферы и пекари. Они искренне любят народ и ненавидят врагов, потому и восстали против зла и начали служить высокому долгу.
Национальное единство. Солдатская солидарность. Этим моральным силам придана антифашистская направленность. С огнем гнева в сердцах и с оружием мести в руках многие сыны Словакии уже перешли на советскую сторону и служат делу освобождения и своей, словацкой, родины.
Есть чем гордиться подпольщикам. Есть о чем подумать. Стоят они на новом рубеже своей жизни. Настало время и им, организаторам солдатского подполья, повернуть против Гитлера оружие. Возможности их нелегальной работы в дивизии исчерпаны.
Жак давно уже подпольщик. Он, как и Виктор Хренко, Войтех Якобчик и многие другие антифашисты, покинувшие «Рыхла дивизию» или ушедшие в подполье, заочно приговорен к смертной казни. Выход один: передав дела подполья тем, кто вне подозрении, уйти. Куда? Проторенные дороги в крымские леса не закрыты. Они только удлинились. Туда надо двигаться, к партизанам, в строю которых уже стоят словаки. Уходить нужно немедленно. Пройдет два-три дня, и будет поздно.
Спят Большие Копани. Шумит, воет ветер. Моросит осенний дождь. Степь плотно окутана тьмой. А по пекарне движутся тени.
— Каждую минуту будьте готовы, — приказывает только что избранный командир.
— Да, да, Юрай.
— Вы, Томчик и Лилко, автомашины держите наготове.
— Все будет, Юрай.
— Шмид и Дудашик! Вы берете пулемет… А вы, хлопцы, делаете запас патронов и гранат!..
— Будем стараться.
— Николай! А проводники будут?
— Будут, Юра. Проводники готовы.
Николай Горной отводит командира в сторону.
— Юрай! Тут скрывается один словак по имени Цирил. Я хочу познакомить тебя с ним: может, и его в лес возьмете?
— Как его фамилия?
— Не узнал. Он скрывает фамилию.
— Бери и его.
Кончив работу, они покидают пекарню; группами и в одиночку исчезают в плотной темени ночи.
…Знакомым, скрытым ходом Николай Горной взобрался на чердак. Разбудил Цирила и раскрыл принесенную сумку с едой.
— Дякую, пекне, — сразу набрасывается на еду словак.
— Цирил, как твоя фамилия?
— Я уже поведал тебе. Ако найду проводника на крымский лес, тогда скажу. И еще скажу. Николай! Ты русский человек. Что не убегаешь до партизан? Куда клонишься? Я не русский, але клонюсь до русских. Не служу гитлерови, седем раз арестованный був.
Так и не назвал опять Цирил свою фамилию. А Николай не открыл ему тайну о Жаке, тоже скрывающемся то у местных жителей, то на квартирах у солдат.
Двадцать первого октября поехали мотоциклом в Воинку: Цирил в коляске, Николай на заднем сидении, за рулем словак Иозеф Грман.
Когда подъезжали к Воинке, Грман на ходу крикнул:
— Може, прямо на лес, до партизанов двинемо?
И весело засмеялся.
В Воинке Николай привел Цирила во двор сапожной мастерской, оставил за сарайчиком. Скоро пришел с широкоплечим мужчиной среднего роста в комбинезоне и фартуке мастерового.
— Саша, сапожник, — так представился хозяин мастерской. Выслушав просьбу Цирила о проводнике в лес, пожал плечами.
— Не скажу точно. Но молва ходит, будто есть тут партизанские проводники. Поищи, может, найдешь.
Потом добавил тихо:
— Слышал я, будто по одному перебежчику они не водят. Ты подбери группу, тогда…
От этих слов у Цирила на сердце стало легко-легко. Захотелось обнять сапожника, расцеловать, как самого любимого человека…
