Военные рассказы и очерки - Иванов Всеволод (бесплатная регистрация книга .TXT) 📗
И, втыкая в глотку непочтительный смешок, четко говорил:
— Няньку английский генерал Нокс потерял. Ищет. Награду обещали. Дипломатическая нянька, черт подери!
Белокурый курчавый парень, похожий на цветущую черемуху, расклеил по теплушкам плакаты и оперативные сводки штабверха. И хотя никто не знал, где этот штабверх и кто бьется с большевиками, но все ободрились.
Теплые струи воды торопливо потекли на землю. Ударил гром. Зашумела тайга.
Дым ушел. Но когда ливень кончился и поднялась радуга, снова нахлынули клубы голубоватого дыма, и снова стало жарко и тяжело дышать. Липкая грязь приклеивала ноги к земле.
Пахло сырыми пашнями, и за фанзами с тихим звоном шумел мокрый гаолян.
Вдруг на платформу двое казаков принесли из-за водокачки труп фельдфебеля.
— Партизаны его… — зашептала беженка в манто, подпоясанная бечевкой. — Вершинин… Они…
В коричневых теплушках эшелонов зашевелились и зашептали:
— Партизаны… Партизаны…
У площадки одного вагона стояла беженка в каштановом манто и поспешно спрашивала у солдат:
— Ваш поезд нас не бросит?
— Не мешайте, — сказал ей Незеласов, вдруг возненавидев эту тонконосую женщину. — Нельзя разговаривать!
— Они нас вырежут, капитан!.. Вы же знаете!..
Капитан Незеласов, хлопнув дверью, закричал:
— Убирайтесь вы к черту!
Опять принесли телеграмму. Кто-то неразборчиво и непременно припутывая цифры приказывал разогнать банды Вершинина, собирающиеся по линии железной дороги.
— Но где же американцы, Обаб?
— Приближаются.
— А японцы?
— Рядом с нами. По ту сторону реки Мукленки, за мостом.
— А этот китаец откуда?
— Семечками торгует.
— Семечками — для отвода глаз. Все они, желтоглазые, так. Спросите, кокаин есть?
— Кокаин, ходя, есть?
— Кокаин нетю. Семечки есть.
Обаб и Незеласов ушли. Китаец Син Бин-у, глядя им вслед, спросил машиниста Никифорова:
— Его, капитана, шибко селдитый есть? Его солдаты мало? Палтизана боится.
— Солдат хватает.
— А сколько?
— Тебе какое дело?
— Моя дела нетю.
— Ну и молчи! Закон не велит говорить, понял? Я, брат, закон чту выше всего. И когда я его особенно чту, и, ходя, паровоз ставлю согласно закону о товаро-пассажирских поездах впереди поезда, понял?
— Это — холосо.
— Чего лучше!
— Смотли, амеликанса!
— Нет, первыми согласно закону подойдут японцы.
Действительно, первыми привезли японцев. Американцы появились часов пять спустя.
Добродушный толстый паровоз, облегченно вздыхая, подтащил к перрону шесть вагонов японских солдат. За ним другой. Маленькие чистенькие люди, похожие на желтоголовых птичек, порхали по перрону.
Капитана Незеласова нашел японский офицер в паровозе бронепоезда. Поглаживая кобуру револьвера и чуть шевеля локтями, японец мягко говорит по-русски, стараясь ясно выговаривать букву «р»:
— Я… есть пол-рр-лючик Танако Муццо… Тя. Я есть коман-н-тил-л-рр-лован вместе.
И, внезапно повышая голос, выкрикнул, очевидно, твердо заученное:
— Уничтожит!.. Уничтожит!..
Рядом с ним стоял американский корреспондент — во френче с блестящими зелеными пуговицами и в полосатых чулках. Он быстро, тоже заученно, оглядывал станцию и, торопливо чиркая карандашом, спрашивал:
— А этта?.. А этта?.. Ш-ш-то?..
Обаб и еще какой-то офицер, потея и кашляя, объясняли.
— Хорошо, — сказал Незеласов. — Прикажите, Обаб, готовить к бою.
Он захлопнул тяжелую стальную дверь.
— Пошел, пошел! — визгливо кричал он.
И где-то внутри росло желание увидеть, ощупать руками тоску, переходящую с эшелонов беженцев на бронепоезд № 14–69.
Капитан Незеласов бегал внутри поезда, грозил револьвером, и ему хотелось закричать громче, чтобы крик прорвал обитые кошмой и сталью стенки вагонов…
Грязные солдаты вытягивались, морозили в лед четырехугольные лица.
Прапорщик Обаб быстро и молчаливо шагал вслед за капитаном.
Лязгнули буфера. Коротко свистнул кондуктор, загрохотало с лавки железное ведро, и, пригибая рельсы к земле, разбрасывая позади себя станции, избушки стрелочников, прикрытый дымом лес и граниты сопок, облитые теплым и влажным ветром, падали и не могли упасть, летели в тьму тяжелые стальные коробки вагонов, несущих в себе сотни человеческих тел, наполненных тоской и злобой.
Капитан Незеласов сказал:
— Ну, бронепоезд 14–69, последнее слово российской техники, вперед, к славе!
«Объединенными русско-союзническими войсками, при поддержке бронепоезда № 14–69, партизанские шайки Вершинина рассеяны.
С нашей стороны убитых 42, раненых 115. Боевая выдержка союзников выше всяких похвал. Преследование противника продолжается.
Начбронепоезда № 14–69 капитан Незеласов, № 8701-19».
Подписав приказ, Незеласов рассмеялся:
— Собственно, кто кого разбил — непонятно. Во всяком случае, генерал Сахаров повешен. Просто неприлично.
— Прикажете огласить второй приказ, господин капитан? — спросил почтительно Обаб.
— Какой?
— О присвоении вам чина полковника.
— Пожалуйста!
Незеласов был доволен: не тем, конечно, что ему командование, шагая через чины, дало полковника, а тем, что ему удалось захватить на одной из станций порядочно-таки вагонов со снарядами, принадлежавшими генералу Сахарову. Не спрятал, подлец, не скрыл!
— Ха-ха! Каково, повесили! Очень, очень жаль. Ему соседом бы быть по имению… мне! Знаете, мне рядом с ним нарезали землю?.. — Незеласов вскочил: — Открыть огонь! Партизаны у рельсов!
Обаб бежал по бронепоезду, кричал артиллеристам: — Огонь, огонь!
Глава пятая
Человек чужих земель
Шестой день тело ощущало жаркий камень, изнывающие в духоте деревья, хрустящие спелые травы и вялый ветер.
От ружей, давивших плечи, туго болели поясницы.
Ноги ныли, словно опущенные в студеную воду, а в голове, как в мертвом тростнике, — пустота, бессонье.
Шестой день партизаны трех волостей, вожаки которых еще не успели связаться с Вершининым, уходили в сопки.
Казачьи разъезды изредка нападали на дозоры. Слышались тогда выстрелы, похожие на треск лопающихся бобовых стручьев.
А позади, по линии железной дороги, и глубже — в полях и лесах — атамановцы, чехи, японцы и еще люди незнаемых земель жгли мужицкие деревни и топтали пашни.
Шестой день с короткими отдыхами, похожими на молитву, партизаны, прикрывая уходящие вперед обозы с семействами и утварью, устало шли черными тропами. Им надоел путь, и они, часто сворачивая с троп, среди камня, ломая кустарник, шли напрямик к сопкам, напоминавшим огромные муравьиные гнезда.
А на седьмые сутки пришел в горы китаец Син Бин-у и рассказал о том, как Вершинин разбил части генерала Сахарова, а самого генерала повесил.
Мужичонка с перевязанной щекой, пришедший вместе с Син Бин-у, достал мелко исписанный листок бумаги, передал его начальнику отряда и сказал:
— А вам приказано идти на всеобщее соединение к Вершинину!
Партизаны собрали сходку, поговорили — и в ту же ночь свернули вправо, чтоб через Гранитный перевал пробиваться к Вершинину.
А к полудню другого дня Вершинин, подергивая мужичонку с перевязанной щекой за рукав рубахи, спрашивал:
— Лошадей-то много пригнали?
— Да есть, Никита Егорыч.
— Сколько?
— Да десятка два.
— Голова! Сотню, не меньше! Мне пушки сахаровские надо поскорее к рельсам. Осень. — Он тревожно посмотрел в небо. — Осень, того гляди — дожди, дороги разбухнут, земля здесь хлипкая, как доставим пушки к рельсам? А без пушек бронепоезда нам не взять! А на себе пушки к рельсам не потащишь, понял? Они тяжелые.
— Лошади будут, — сказал мужичонка неопределенно.
Китаец Син Бин-у, прижимаясь к скале, пропускал мимо себя отряд и каждому мужику со злостью говорил:
— Японса била надо… У-у-ух, как била! Амеликанса — тоже!
