Тайна Золотой долины. Четверо из России [Издание 1968 г.] - Клепов Василий Степанович (читать книги бесплатно .txt) 📗

Несколько раз мы выходили в коридор, но Белки все не было.

Мы уже начали беспокоиться, когда она благополучно вернулась и осторожно прикрыла дверь купе:

— Все запомнила, только вот не знаю, что такое кессель?

— Дер кессель — это же котел! — засмеялся я. — Они хотят посадить наших в котел!

— Как бы сами там не сварились, — поддержал Димка.

Белка сообщила, что когда появилась у генерала, у него уже собрались военные. Появление Белки вызвало у них интерес. Они сразу перестали говорить, а один спросил:

— Это кто такая?

Генерал принялся объяснять, что на станции Клодава он подобрал трех юных немецких патриотов, которые бредят подвигами на фронте и схватками с русскими. О, это чудесные ребята!

Подозвав Белку и, усадив ее к себе на колени, сказал:

— Прошу не обращать на нее внимания… Она — глухонемая!

Совещание продолжалось, а Белка втихомолку изучала карту и запоминала названия частей. Ей еще запомнился один полковник, который все время твердил:

— Гениально! Они бросятся в этот прорыв, и тут мы устроим им огромный котел!

— Ты молодец, Белка! — воскликнул я, когда мы перенесли на карту все сведения. — И мы назначим тебя главным разведчиком. Вот когда придем на нашу землю, так и определим.

После обеда пришел фенрих Гейнц и принес хорошо сшитые костюмы для солдат немецкой армии. Когда он подогнал костюмчик для Белки, генерал соизволил нас пригласить.

Мы явились к нему и, став по ранжиру, отрапортовали:

— По вашему приказанию явились!

— Очень хорошо! Очень, очень хорошо! — ходил вокруг нас генерал, явно довольный нашей выправкой. — Теперь вы настоящие воины германской армии.

— Рады стараться, господин генерал! — гаркнули мы с Димкой.

Между тем поезд прошел уже Полоцк и приближался к Витебску. Все чаще попадались сожженные станции, и вокзалом тут были — либо вагон, либо крохотный деревянный домик. Советские самолеты дважды атаковали наш поезд, но машинист, видимо, был большой «дока» и выводил его из самых опасных положений. Наконец мы прибыли на станцию Шумилино, уже недалеко от Витебска.

— Долго стоять будем? — спросил я, высунувшись из дверей вагона.

— Очевидно, долго, — ответили мне, — где-то впереди путь разобран партизанами.

Я пошел прогуляться по перрону. Никакого перрона, конечно, не было, и я шел по притоптанной земле, разглядывая немецких солдат, которые, видимо, недавно прибыли и, как потерянные, стояли вдоль путей. Странные это были солдаты! Старики и подростки, кривые, кособокие, которых не могла даже скрасить одежда немецкой армии. И вдруг я заметил среди солдат уродливую фигуру с огромным горбом, который неуклюже выпирал из-под гимнастерки, руки, засунутые по локоть в карманы… Неужели Камелькранц? Точно! Он!

Брат фрау Фогель, даже гладко выбритый, производил в немецкой форме умопомрачительное зрелище. Он меня тоже узнал, и маленький Камелькранц на его спине сразу запрыгал.

— Как ты сюда попал? — закричал Верблюжий Венок и направился ко мне.

Я бросился к вагону. Камелькранц — за мной. Он бежал и горланил во все горло:

— Держите его, держите!

Я вскочил в тамбур и нос к носу столкнулся с Белкой и Димкой, который, громко, хлопнув дверью, крикнул мне:

— Попались! Бежим!

Ничего не соображая, думая лишь о том, что за мной гонится Камелькранц, я спрыгнул на противоположную сторону платформы и сразу же юркнул под товарный вагон какого-то поезда.

— Сюда, сюда! — кричал я ребятам.

Маленький Фольмер, гнавшийся за нами, зацепился своими ремнями за что-то между вагонами. А мы мчались вдоль товарных составов, ныряли под колеса, снова мчались, пока не впрыгнули в какой-то вагон порожняка, тихо маневрирующего по станции. Он протащил нас до стрелки и остановился, чтобы двинуться обратно по другому пути. Послышался рожок стрелочника, паровоз начал гудеть, дал задний ход. В тот же миг мы выскочили и скатились под насыпь.

Когда мы очутились в лесу за станцией и немного отдышались, Димка воскликнул:

— Вот так штука! Как он узнал?

— Очень просто, — ответила Белка. — Мы с тобой стояли около туалета и я, дура, сказала по-русски, что вот и приехали на станцию Шумилино. А дверь в вагон была плохо закрыта. Ну Фольмер услышал, и закричал:

— О, русский шпион, русский шпион!

Я смотрел на них и ничего не понимал. Я думал, что бегу от Камелькранца, а, оказывается, мы бежали и от Фольмера. Белка прыснула:

— Ну и крепко ты измолотил его, Димка! Мне даже страшно стало, когда ты его пихнул в уборную.

— А вы знаете, почему я побежал? Я ничего про ваши приключения не знал, а увидел Камелькранца…

— Кого-о? — протянул Димка.

— Нашего горбуна, ты, что, забыл? Он в военной форме. Видно, попал под тотальную мобилизацию… Увидел он меня, погнался и давай кричать. Я подумал, что дело плохо, вбежал в вагон, чтобы предупредить вас…

— Видно, дошел черед и до нашего горбатого гнома, — засмеялся Димка.

А Белка спросила:

— Ну и куда мы теперь?

НА РУССКОЙ ЗЕМЛЕ

Да, куда же мы теперь пойдем?

Как стрелка компаса, сколько его ни верти, упрямо показывает на север, так и мы, что бы с нами ни случалось, все время — тянулись на Родину.

Мы бежали от Фогелей на телеге, ехали верхом на краденой лошади, шли пешком, таща на себе носилки, плыли на лодке, тряслись на автомашине, затем мчались на поезде и вот снова идем пешком. Но если прежде у нас было только одно желание: поскорее очутиться дома, то теперь нас гнала вперед тайна немецкого наступления. Во что бы то ни стало и как можно скорее надо доставить командованию Красной Армии те сведения, что мы получили в вагоне немецкого генерала.

Всю ночь мы плутали в лесу. Сначала бежали от Фольмера, а затем, когда исчезли признаки погони, искали пути к линии фронта. А о том, что фронт недалеко, говорило все, — и близкие орудийные залпы, и гудение самолетов над головой, и яркие зарева пожарищ, которые немцы сеяли на дорогах своего отступления.

Под утро мы вышли к окраине какой-то деревушки и готовы были кричать от радости, когда увидели нахлобученные на коньки соломенные крыши, маленькие, заткнутые тряпками оконца, поросшие бурьяном деревенские улички и застывшие в утреннем сумраке колодезные журавли.

Но на первом же шагу нас ждало горькое разочарование. На воротах крайней избы висело большое объявление:

Когда успел комендант размножить свое объявление — трудно сказать. Но факт оставался фактом — нас разыскивают. В деревню заходить нельзя!

Мы остановились в нерешимости.

Из крайней избы с ведрами и коромыслом показалась женщина. Черноволосая, в черном платке, повязанном так, как носят русские женщины, — под подбородком, — в опорках на босу ногу, она бросила на нас внимательный взгляд и отправилась к колодцу, что был невдалеке.

Я поправил на голове пилотку — изделие фенриха Гейнца, пошел за ней.

— Куда ты? — бросила мне Белка. — Я пойду. Я быстрее с ней разговорюсь.

Она подошла к женщине, приветливо улыбнулась:

— Здравствуйте, тетенька. Вы не дадите ли напиться?

— Жалко, что ли? Пей на здоровье!

Пока Белка пила, женщина внимательно рассматривала ее своими немного грустными серыми глазами. Ее, видимо, удивляло, что небольшая девчонка оделась в немецкий костюм, а говорит на чистейшем русском языке. Белка оторвалась, наконец, от ведра и, утирая чистые капли с подбородка, подняла на нее свои голубые глаза: