Истоки. Книга первая - Коновалов Григорий Иванович (читаем полную версию книг бесплатно .txt) 📗
Он переписывался и с Верой Заплесковой, деловито и спокойно.
Захотелось повидать сержанта Крупнова. Он обратил внимание генерал-майора Сегеды на рапорт Богданова.
– Надо бы поговорить с этим сержантом, Остап Никитич.
Сегеда прикрыл желтыми веками крупные, как сливы, глаза.
– Погода установится, поезжай до Богданова.
Валентин отдернул штору: густо оседал мокрый снег, перед зданием штаба буксовала грузовая машина, по тротуару брели рабочие лесозавода, неся на сутулых плечах и шапках толстый слой снега.
– А если я сейчас же поеду? Правда, командующий вернется, будет ворчать.
Сегеда считал, что Чоборцов излишне опекает своего майора, держит сокола в клетке.
– Возьми вездеход и поезжай. Отвезешь приказ о новой дислокации дивизии. Горячий привет Богданычу!
Холодов, не дожидаясь обеда, в сопровождении двух автоматчиков выехал в крытом вездеходе на запад, в расположение Волжской дивизии Ростислава Богданова.
Отделение сержанта Александра Крупнова стояло в небольшом лесном хуторе. Красноармейцы вместе с поселянами молотили просо в риге, веяли, убирали содому и мякину. Двое достраивали сцену в доме уехавшего в фатерланд богатого немца-колониста. Дневальный, не принимавший участия в работах, завидовал своим товарищам.
– А что, Ясаков, много ли пудов намолотил? – спрашивал он, глядя на запыленное лицо Вениамина.
– Молотить не умею, мешки таскал.
– Эх, самому бы понянчить пятерички! – Дневальный расправил плечи. – А что, Ясаков, сержант работал?
– За машиниста. Он же заводской, у него все в руках играет.
– Ну? Вот это да! – с радостным удивлением воскликнул дневальный, хотя о работе своего сержанта он спрашивал уже пятого бойца и всякий раз выслушивал ответы с удовольствием. Когда Александр Крупнов со свертком белья под мышкой, в шинели внакидку проходил мимо него, красноармеец сказал:
– Хорошо, товарищ сержант, помыться после молотьбы… А еще бы лучше побаловаться веником в своей баньке.
– Еще годик, и домой поедете, – сказал Александр, вспомнив, что боец этот последнего года службы.
– Если там ничего не случится, – позволил себе уточнить красноармеец и махнул рукой на запад.
Похрустывая сапогами по снегу, Александр переулком направился к бане, приветливо голубевшей дымком на берегу все еще незамерзшей быстрой речки. Варсонофий Соколов и Абзал Галимов уже вымылись, и оба, красные, потные, сидели в крытом предбаннике, не спеша разговаривая.
– Песню выдумываем, Александр Денисович, – сказал Соколов, решив, что в бане, без формы, можно говорить попросту.
– Получается?
– Одно складное слово никак не находится: командарм, а дальше как? Амбаром? Вроде нехорошо.
– Шли бы в казарму, застудитесь, поэты, сейчас вам не лето, – пошутил Александр, снимая сапоги.
– Абзал, запомни эту ладность: командарм – казарм. Правда, тяжело, вроде камней, но складно.
Александр разделся, вошел в баню и, принимая таз из рук Ясакова, сказал:
– Приказал нам командарм нанести большой удар.
Вдруг он выскочил, прикрывая веником живот, крикнул вдогонку удаляющимся бойцам:
– А это не годится: командарм нанес удар?
– Го-го-годится, в самый раз!
Ясаков плеснул два ковша на каменку, залез на полок. Александр парил его, пока тот не сполз на пол, охая и крутя стриженой головой. Потом Александр разлегся, а Ясаков стал парить его.
– С ленцой работаешь, солдат, – ронял Александр, подставляя спину под удары веника. – Прибавь!
– А наряд вне очереди не залепишь? Честное слово, побаиваюсь тебя. Однако приказываешь – поднажму!
А когда оба пали ничком на пол, окатываясь водой, Александр сказал:
– Молодец! Ко Дню Красной Армии представлю тебя к званию «сержант».
– Не выйдет! Хоть сразу маршала давай – откажусь.
Ясаков принес полный таз пушистого снега и, натирая грудь, заворчал:
– Ты не ломай мою линию жизни, Саня.
Александр воззрился на него левым глазом, правый заплыл мыльной пеной.
– После десанта за речку я доложил Богданову: боец Вениамин Макарыч Ясаков проявил доблесть, находчивость и командирские качества. Шутка ли, капитана взял в плен! А будь ты сержантом – сами генералы тебе сдадутся.
Вениамин испугался этой похвалы. Он и прежде тосковал по своей семье, особенно по жене, а когда получил письмо, составленное всей родней: отцом, матерью, сестрой и тетками, извещавшими, что у него родился Иван Вениаминович, – он начал вести счет дням своей службы.
– Пойдешь на полковые курсы младших командиров. И будем мы с тобой служить Родине до седых волос.
– Тебе что не служить! Жены нет, детей тоже.
– И ты послужишь за милую душу. Я, что ли, один обязан охранять мирный сон твоих младенцев?
– Понимаешь, Саша, я люблю кирпич, камень, люблю строить дома, – тихо, с едва заметной дрожью в голосе сказал Ясаков.
Александру и самому вдруг сильно захотелось домой – сейчас же, прямо из бани. Но он нахмурился и строго обрезал:
– Строить любишь? А я, по-твоему, люблю разрушать?
Александр оделся, туго затянувшись поясом.
– Это хорошо, что ты заговорил со мной, – сказал он, свертывая выстиранное мокрое белье, – боец должен открывать свою душу командиру.
– Не ругайся: я написал домой, что ты кумом моим будешь.
– Рожай со своей Марфой побольше детей, а кумом всегда буду. Летом зальемся вместе в отпуск на Волгу. Опять оставишь жене память о себе.
Александр прошел в деревянный с крылечком, утепленный амбар. В одной половине хранилось оружие, боекомплекты, имущество отделения, в другой, за дощатой перегородкой, жил Александр с бойцами. Дневальный топил походную железную печь с трубой, выведенной в окно.
– Товарищ командир, вам посылка, – сказал он, подавая Александру ящик, обшитый мешковиной. Вдвоем вскрыли посылку, и комнатка наполнилась запахом яблок.
– Кушай, Федяев, кушай. Это наши, с Волги!
Александр нашел в ящике перчатки из козьего пуха с красной каймой у запястья, прочитал письма матери, сестры. Запах яблок перенес его мысли домой, в сад, и он видел лица родных, улыбку Веры. Хотя бы один вечер постоять с ней у калитки! Надел шубу белого дубления, шапку-ушанку, сунул в карман фонарик.
В густых сумерках свежестью, далеким небесным холодком пахнул порошивший снег. Темнели за хутором леса. В хатах зажигался свет. Через улицу цепочками тянулись к клубу девки и парни. Открывались двери клуба, и тогда выплескивалось наружу веселое бормотание баяна.
Александр прошел по улице неторопливым шагом. У околицы встретились лесник и охотник. Они сами подошли к нему, ответили поклоном на его приветствие. Он подробно расспрашивал их, много ли подстрелили они белок, кого встречали в лесу. Пожилые мужики отвечали с такой же готовностью, как и его красноармейцы. Сознание своего старшинства было приятно-обременительным.
Александр завернул за глухую стену клуба, прислонился спиной к штабелям дров, всматриваясь в промереженный заячьими следами снег. Высокой стеной обступали хутор леса. Сунув руки в карманы, он глубоко вдыхал холодный воздух; поскрипывал новый ремень под шубой. Двое подошли к дровам с другой стороны и тоже прислонились к ним, сдвинув несколько поленьев.
– Катерина!
– Чего, Варсонофий?
– Пойдешь за меня?
Девушка похохатывала радостно.
– Ага, пойду.
– Летом увольняюсь – увезу тебя на Урал. У нас тоже леса, а еще есть озера, горы.
– Пойдемо до батьки, Варсонофий. Шо батько каже, то и буде.
– Сначала к моему, Катерина. Есть у меня батько – сержант.
Тихо удалился Александр от штабеля. По улице пронеслась машина, белая от снега, остановилась у амбара, Александр подбежал к машине, когда из нее вылезали два автоматчика, за ними – молодой майор в щегольской бекеше и каракулевом треухе. Часовой, светя фонарем, проверил его документы.
Александр узнал Валентина Холодова, и тут же ему вспомнилось, что человек этот был связан чем-то с Верой Заплесковой. Он замкнулся.
