Стереть из памяти - Мартова Людмила (читать книги бесплатно полностью без регистрации .txt, .fb2) 📗

Людмила Мартова

Стереть из памяти

© Мартова Л., 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

Лика сидела на лежаке у бассейна и задумчиво смотрела на танцующие по воде блики. Лето в этом году было таким теплым, что если закрыть глаза, то вполне можно представить себя в турецком отеле, да и с открытыми глазами привязку к местности выдают лишь сосны вместо пальм. А так обычный курорт с обязательными атрибутами: бассейн с подогревом, лежаки на деревянном настиле, два джакузи с всегда горячей бурлящей водой, коктейли, принесенные из находящегося за спиной ресторана, взрослые в белых банных халатах и визжащие дети в разноцветных надувных кругах. Лето. Отпуск. Курортное счастье.

Ну да. Даже название это подтверждает. Этот район называют Сестрорецким курортом. За соснами вперемешку с лиственными растениями, подтверждающими принадлежность к южной подзоне тайги, в которой, собственно говоря, и располагается город Санкт-Петербург, плещется море. Волны Финского залива с шумом набегают на берег, громко кричат чайки, пахнет соснами и летом… Запах был таким знакомым, что у Лики немного щипало в глазах и носу. Как же она, оказывается, соскучилась.

Когда-то давным-давно, фактически в прошлой жизни, она проводила здесь, в Сестрорецке, каждое лето. Разумеется, не в отеле «Зеландия», который открылся после реставрации в 2001 году, за два года до того, как Лика была здесь в последний раз, а в доме бабушки и деда, располагавшемся недалеко от «Зеландии», среди таких же старых дач в проулке, имевшем выход на тот же пляж.

Бабушка продала дом и уехала отсюда после смерти деда, родившегося и выросшего в Сестрорецке и полностью обустроившего свой фамильный дом. Отличный военный инженер, после отставки работавший на Сестрорецком инструментальном, бывшем оружейном, заводе, он все-все умел делать своими руками.

В доме, построенном в самом начале двадцатого века, были оборудованы «удобства», чтобы не бегать по нужде во двор, и проведено водяное отопление, работающее от дровяного котла. В сильные морозы дед топил большую изразцовую печь, но летом, когда Лика приезжала на каникулы, в этом, как правило, не было нужды.

Еду готовили на плите, подключенной к баллонному газу. А в жаркие дни спать можно на летней веранде, и такие ночи Лика любила больше всего. Развевались от малейшего дуновения ветра легкие кисейные занавески, норовящие улететь в приоткрытое окно, в котором виднелся кусочек звездного неба. В начале лета, в сезон знаменитых белых ночей, на нем мало что рассмотришь, но к концу августа, когда до возвращения домой оставались считаные дни, ночи становились, как им и положено, темными, и маленькая Лика перед сном искала на небе Большую Медведицу. Правда, найти ее удавалось нечасто, ведь августовские ночи были уже холодными, предосенними, и спать на веранде ей обычно не разрешали.

По узкой улочке, фактически тропинке, виляющей между дачами, можно было выбраться на Пляжную улицу, по сути променад, ведущий вдоль пляжа, а потом пройти через песочные дюны с вцепившимися в них корнями старыми соснами и оказаться собственно у моря, слишком холодного, чтобы купаться в нем больше нескольких раз за лето. Под соснами росло много черники, и Лика вместе с друзьями (на лето сюда съезжались толпы детворы) вволю объедалась сладкими сочными ягодами, чернящими рот.

Воспоминания о детстве, проведенном в Сестрорецке, были одними из самых ярких и счастливых за всю ее тридцатишестилетнюю жизнь, вот только обрывались они одним днем, точнее одной темной, дождливой августовской ночью. Той самой ночью, когда умер дед.

Лика знала, что это она нашла его мертвым на пляже, по рассказам взрослых, но то, что предшествовало этому печальному обстоятельству, стерлось из памяти, вход в закоулки которой прочно закрывал большой тяжелый валун. Сдвинуть его не получалось ни самостоятельно, ни с помощью врачей. В том последнем дне дедовой жизни в памяти Лики зиял большой черный провал.

Заглядывать в него бабушка категорически запрещала, потому что любые попытки потревожить прошлое приводили к тяжелой панической атаке. Лика начинала задыхаться, хватая ртом воздух, как выброшенная на берег Финского залива рыба. Ее била крупная дрожь, в особо тяжелых случаях переходящая в судороги, после чего она закатывала глаза и падала на пол в глубоком обмороке, а после выхода из него несколько часов лежала обессиленная, с бьющимся в бешеном ритме сердцем.

Из-за этих приступов в старших классах школы ее считали не совсем нормальной, да и в студенческие годы тоже. Еще у Лики иногда бывали странные то ли сны, то ли видения, в которых ей чудились всполохи молний, разрезающих небо над Финским заливом и освещающих пляж, покрытый пеленой дождя. Эта пелена скрывала что-то важное, и каждый раз, когда приходил этот сон, Лика силилась рассмотреть, что именно за ней прячется, но неизменно просыпалась раньше, чем удавалось сорвать эту завесу.

Бабушка запрещала ей об этом думать, пичкая внучку на ночь отварами из успокаивающих сборов. Те шли в довесок к седативным препаратам, которые Лика принимала по предписанию врачей. И назначенная ей терапия действовала, потому что она видела тревожащие сны все реже и реже.

Годам к тридцати она, кажется, совсем успокоилась, по крайней мере, дурные сны теперь навещали ее не чаще раза в год. Вот только воспоминания о детстве, в котором был жив дед, водящий ее на экскурсии по Сестрорецку, придуманные специально для Лики и ее друзей, вызывали все более сильную ностальгию.

Ей ужасно хотелось вернуться в Сестрорецк, чтобы снова увидеть их старый дом, по тропинке выбежать на променад, сорвать чернику под соснами в дюнах и очутиться на пляже, зайти по колено в холодную, желтую от цветущей пыльцы воду, покрошить хлеба настырным чайкам. Вот только бабушка категорически запрещала совершать попытку вернуться в прошлое, убежденная, что это отрицательно скажется на Ликином здоровье.

Минувшей зимой бабушка умерла. Просто не проснулась утром, и в этой естественной смерти восьмидесятипятилетней женщины не было ничего необычного, однако последняя ниточка, ведущая в детство, разорвалась, а еще препятствовать ее поездке в Сестрорецк стало некому. Мама и папа не понимали, зачем ворошить прошлое, но не сопротивлялись. Езжай, раз хочется. И Лика, купив билет на поезд, приехала в обожаемый до слез и дрожи Санкт-Петербург, в котором не была двадцать лет.

Поселившись в мини-отеле неподалеку от Невского проспекта, пять дней она просто бродила по улицам, млея от счастья, сходила во все возможные музеи, покаталась по каналам, посидела в нескольких ресторанчиках на крышах, а потом уехала в Сестрорецк, где на целых две недели арендовала неприлично дорогой номер в загородном клубе «Зеландия».

Бабушкин и дедушкин дом, в котором она выросла, давно продали, друзей, к которым можно было бы попроситься пожить, за двадцать лет не осталось, да и не хотела Лика никого обременять, решив, что вполне может себе позволить не экономить на собственном отдыхе.

Будучи финансовым директором в крупной строительной компании, она неплохо зарабатывала. Столько и не нужно одинокой женщине, живущей в провинциальном областном центре и далекой от гламурного образа жизни. У нее была своя двухкомнатная квартира в комфортном микрорайоне «Зеленый город», вполне приличная машина, возможность носить ту одежду, которая нравится, есть то, что ей хочется, и отдыхать там, где интересно.

В этом году ее интерес распространялся на клуб-отель «Зеландия» и Сестрорецк, а потому цена отпуска особого значения не имела. Перед самой поездкой Викентий кинул ей на карту сто тысяч, сопроводив перевод-подарок сообщением «на рестораны». Подарок Лика приняла, поскольку это являлось компенсацией за то, что отправится в отпуск одна.