Незабудки для тебя - Робертс Нора (читать книги онлайн бесплатно без сокращение бесплатно TXT, FB2) 📗

Нора Робертс

Незабудки для тебя

Пролог

Смерть обитает в этих болотах во всей своей безжалостной красе. Повсюду здесь лежат глубокие тени. Шорох среди теней – в траве, или в кустах, или в ползучих зарослях кудзу – означает жизнь или быструю смерть. Желтые глаза смерти светятся в темноте, из пасти ее несет гнилью.

Река, по-змеиному бесшумная, изгибается здесь странной петлей: черная вода под пухлой бледной луной, а по берегам корни кипарисов торчат из земли, словно кости, прорвавшие кожу.

По глади воды, испещренной лунными бликами, проходит едва заметная рябь: скользит к берегу длинное узловатое тело аллигатора. Бросок, победный удар хвостом по воде – и вот неосторожная мускусная крыса исчезает в страшной пасти, и замирает над болотами ее краткий вскрик.

Вместе со своей добычей аллигатор бесшумно опускается на илистое дно.

Кто знает, что таят в себе эти молчаливые безжалостные воды? Воды, что даже в разгар изнурительной летней жары холодны как лед…

Много тайн хранят в себе эти болота, и в них никогда не бывает тишины. Ночью под высокой охотничьей луной смерть выходит на промысел. Москиты, ненасытные вампиры болот, алчной тучей вьются над водой, и монотонная песнь их аккомпанирует шорохам, всплескам и сдавленным воплям агонии.

В высоких ветвях древнего дуба, в тени листвы и мха сова выводит свое скорбное: «У-гу! У-гу!» Заслышав ее крик, болотный кролик пускается наутек.

Ветерок, легкий, словно вздох призрака, шелестит листвой – и исчезает.

Расправив крылья, сова бесшумно снимается с ветки.

На берегу реки, там, где сова опустилась на землю и встретился со смертью кролик, дремлет среди теней ветхий серый домишко у покосившегося причала. На другом берегу, возвышаясь над буйными зарослями, словно бессонный часовой, стоит в лунном свете строгий белоснежный особняк.

А между ними раскинулось болото. Прибежище жизни – сочной, зеленой, щебечущей, шуршащей в траве. И тайное святилище смерти.

Глава 1

Дом Мане, Луизиана

30 декабря 1899 года

Заплакала малышка.

Во сне Абигайль услышала ее тихое, жалобное хныканье, еле слышный шорох младенческого тельца, беспокойно шевелящегося под пуховым одеяльцем. В животе заурчало от голода, как будто они с дочуркой все еще составляли одно целое. Еще не проснувшись, Абигайль ощутила, как из груди течет молоко.

Она поднялась быстро и бесшумно. Тяжесть в груди, переполненной молоком, доставляла ей неизъяснимое наслаждение. Ее малышка хочет кушать – и Абигайль спешит, чтобы насытить ее от избытка материнских даров.

Со спинки дивана Абигайль сняла белый ночной пеньюар, накинула на себя. Вдохнула запах оранжерейных лилий – любимых своих цветов – в хрустальной вазе, свадебном подарке Люсьена.

До того как Люсьен вошел в ее жизнь, цветы она обычно ставила в бутылки…

Будь Люсьен дома, он проснулся бы сейчас вместе с ней. А она погладила бы его по золоту шелковистых волос и сказала бы с улыбкой: спи, не надо, я сама. И все равно он непременно встал бы и пошел вслед за ней в детскую к Мари-Роз.

Но Люсьен далеко… При этой мысли Абигайль вновь ощутила болезненную пустоту внутри – иной голод, несхожий с недостатком пищи. Затягивая пояс пеньюара, она напомнила себе, что уже завтра муж вернется! Она начнет ждать его с самого утра: сядет у окна и будет смотреть на аллею столетних дубов, ожидая, когда послышится стук копыт его коня.

И тогда… О, тогда пусть думают, что хотят, говорят, что хотят, но она сбежит с крыльца и помчится ему навстречу! Он спрыгнет наземь, подхватит ее в объятия, поднимет высоко в воздух – и сердце ее, как всегда, сладко-сладко замрет.

А потом они будут танцевать на новогоднем балу…

Напевая себе под нос мелодию вальса, Абигайль зажгла свечу и, прикрывая пламя ладонью, вышла из спальни в коридор большого дома. Дома, в котором она совсем недавно была служанкой – а теперь стала… ну нет, конечно, не хозяйкой – но, во всяком случае, женой наследника!

Детская располагалась на третьем этаже жилого крыла. Из-за этой детской Абигайль вступила в битву с мадам Жозефиной – и проиграла. Мадам Жозефина всегда точно знает, что, где и как должно происходить в ее доме. Иногда кажется, думала Абигайль, бесшумно скользя мимо дверей спален, что мадам Жозефина знает все на свете и никогда ни в чем не сомневается! Например, она твердо уверена, что трехмесячная малютка должна спать в детской под присмотром няни, а не в колыбельке у постели своих родителей.

Пламя заколебалось, и свеча стала оплывать, когда Абигайль, достигнув лестницы, двинулась вверх по крутым ступеням. Что ж, хотя бы первые полтора месяца малышка спала с ней рядом. В семейной колыбельке, которую когда-то соорудил своими руками дед Абигайль, в которой спала ее мать, а семнадцать лет назад – и она сама…

И теперь в эту колыбельку Абигайль уложила свою новорожденную дочь. Первые дни счастливые родители от нее не отходили – а Мари-Роз спала в ней безмятежно, как ангел.

Ее малышка вырастет настоящей дочерью своего отца, достойной наследницей рода Мане. Но Абигайль хотела, чтобы Мари-Роз с детства впитала традиции и ее семьи – семьи своей матери.

Однако Жозефина не сдавалась – и в конце концов настояла на своем. Капля камень точит, сказал Люсьен. Такому упорству просто невозможно противостоять. И теперь Мари-Роз спала наверху в детской, в изящной французской колыбели, где уже на протяжении ста лет почивали отпрыски семейства Мане.

Что ж, утешала себя Абигайль, пусть это неудобно – надо привыкать. Ее дочь тоже отпрыск семейства Мане, ей надо расти как настоящей леди.

Кроме того, не уставала повторять мадам Жозефина, в соседних спальнях спят взрослые, и им не по душе просыпаться по ночам от детского плача. Бог знает, как обходятся с детьми там, на Болоте (слово «Болото» она произносила с гримасой отвращения, словно непристойное ругательство), – но здесь, в Доме Мане, младенцам положено спать в детской.

Ничего, говорила себе Абигайль. Пусть ее терпеть не может мадам Жозефина, пусть не замечает месье Анри, пусть даже Жюльен смотрит на нее совсем не так, как должен порядочный человек смотреть на жену брата…

Что ей до них всех? Ее любит Люсьен – и этого довольно.

И пусть Мари-Роз спит в детской! Будь она не на другом этаже, а на другом берегу океана – и тогда Абигайль чувствовала бы свое дитя, как самое себя. Связь между ними так крепка, так глубока, что ничто на свете не может ее разорвать.

Пусть мадам Жозефина выигрывает битву за битвой – победа в войне всегда останется за Абигайль. Потому что с ней Люсьен и малютка Мари-Роз.

В детской уютно мерцали свечи: Абигайль вспомнила, что Клодина не доверяет газовому освещению. Няня держала малютку на руках и старалась успокоить ее соской; но та выплевывала соску и кричала изо всех сил, сжимая крохотные кулачки.

– Ох, как мы сердимся! – Абигайль поставила свечу и, раскрыв объятия, подбежала к дочке.

– Должно быть, почуяла, что ты идешь. – Клодина, молодая женщина смешанных кровей с сонными карими глазами, погладила малышку по голове и передала матери. – До того вела себя тихо. А как ты там, внизу, догадалась, что она не спит?

– Сердцем услышала. Тише, тише, малышка, мама с тобой!

– У нее пеленка мокрая.

– А мы ее сейчас поменяем!

Абигайль с улыбкой погладила дочку по щеке. Клодина – ее выигранная битва. Абигайль радовалась, что няней ее дочери стала давняя подруга: рядом с ней она отдыхала душой от холодного недоброжелательства, которое источала семья Люсьена.