Связь без брака – 2. Время олимпийских рекордов - Распопов Дмитрий Викторович (книги хорошего качества TXT, FB2) 📗
В ухе раздались гудки, а я остолбенел.
«Б…ть, какие люблю? – мысли заметались в голове. – Какие люблю? Она там что, совсем с ума сошла, что ли? И какой такой папа, если она в Киеве должна быть, чтобы со мной встречаться?»
Начавшийся было нормально разговор в конце всего одним словом выбил меня из душевного равновесия, поэтому, повесив в полной прострации трубку на аппарат, я вышел из комнаты, поблагодарил капитана и пошёл на стадион, пребывая в глубочайшем шоке.
«И что мне теперь с этим всем делать?» – задал я сам себе вопрос, на который у меня не было ответа.
Глава 6
Несмотря на душевные терзания, я встал по будильнику, отправившись на пробежку. Сегодня была эстафета четыре по сто, поэтому меня ждала лишь лёгкая пробежка и затем контрастный душ.
Бег вокруг воинской части снова помог, вчерашние газеты и звонок Ани наконец отодвинулись на второй план, я стал обдумывать стратегию на сегодняшний бег. Когда я пробегал мимо КПП, то увидев меня, оттуда выбежал товарищ Белый и бросился навстречу.
– Доброе утро? – удивился я его счастливому виду.
Он же схватил меня в объятья, стал пытаться поднять и крепче сжать, что, конечно, при моём росте и весе было для него не так легко. Наконец, поняв это, он трижды расцеловал меня в щёки.
– Товарищ Белый? – изумился я. – Вы же знаете, у меня девушка есть. Нет, конечно, вы мужчина видный, но я как-то всё же по женскому полу.
– А видишь, я на тебя даже не сержусь! Хотя ты опять гадости всякие продолжаешь нести своим помелом вместо языка! – он счастливо улыбался и трепал меня за плечи.
– Товарищ Белый, может, объясните, что происходит, а то я вас бояться начинаю, – удивлённо изогнул я бровь.
– Идём, ты просто умрёшь, – повёл он меня к машине, стоящей за воротами части.
– А можно как-то без этого? Я ещё слишком молод.
Он первым сел внутрь, выгнал шофёра и, когда мы остались одни, прикрывая документы своим плащом, достал три газеты и две фотографии. Отложив те, что были не на английском, я стал вчитываться в слегка размытый от фотопечати текст.
Корреспондент в статье, где я был сфотографирован босиком на стартовой дорожке стадиона, пересказывал миру моё послание о необходимости помнить о голодных детях Африки, не имеющих даже минимума для нормальной жизни. Именно поэтому я вышел на все три квалификационных забега босиком и завоевал в итоге золотые медали на чемпионате Кубка Европы по лёгкой атлетике.
А дальше он описывал своё полное недоумение происходящим на стадионе, поскольку там шла моя фотография с разбитым яйцом на груди, оскаленные в ненависти лица людей, обращённые ко мне. Он задавался вопросом, неужели в Советском Союзе считается нормальным такое отношение к спортсмену, который мало того что не побоялся обратиться к миру (что само по себе является большим достижением, поскольку исходит от простого человека, а не лидера страны), так ещё и ради привлечения внимания к озвученной проблеме рисковал медалями, поступив как марафонец Абебе Бикила на Олимпиаде в Риме, пробежавший марафонскую дистанцию босиком.
Журналист восхищался силой духа юного спортсмена, которому, оказывается, не исполнилось ещё даже восемнадцати, и выражал беспокойство, как бы меня не наказали в своей стране, отправив в ГУЛАГ. Он обращался к правительству США с просьбой, чтобы они поговорили с руководством СССР обо мне на своём уровне и меня не наказывали, а дали продолжить выступать на турнирах мирового уровня и устанавливать свои новые потрясающие рекорды. С этой надеждой он и закончил свою весьма яркую и эмоциональную статью.
– Ох…ть, – дочитав, я поднял взгляд на товарища Белого.
Он рассмеялся, кивнув на другие газеты.
– Английская, немецкая, французская прессы вышли с очень похожими статьями, все почему-то выражают обеспокоенность, что тебя посадят в этот страшный ГУЛАГ, которого у нас давно нет, – вытирал он с глаз слёзы, а вот мне почему-то смешно не было.
Об этом я ему и сказал.
– Погоди, сейчас сладкое к чаю будет, – он достал украинские газеты с сегодняшним числом, а также свежие «Известия».
Статьи в них были прямо противоположные той, что я недавно прочитал в американской газете. В них на всех фотографиях я стоял со спокойным лицом, а разбившееся яйцо в момент попадания стекало у меня с груди. Сами писаки же упражнялись в словоблудии, говоря, что американским прихвостням так и надо и я ещё не раз почувствую на себе гнев советского народа. Дальше они поздравляли с победой Владислава Сапея, не упоминая, впрочем, про его второе место, и говорили, что вот на таких людей нужно равняться советским гражданам, а не на всяких несознательных поедателей лобстеров.
– На меня прям со страниц газеты запахло говном, – признался я, брезгливо возвращая ему нашу прессу, – но я никак не пойму, почему всё это вызывает такое счастье у вас?
Он счастливо зажмурился.
– Буквально час назад сняли с должностей всех, кто занимался организацией турнира здесь, в Киеве, – ответил он мне.
– И почему это должно обрадовать меня или вас? – не понял я.
– Следом слетела голова председателя КГБ Украины за то, что иностранные журналисты ходят и разговаривают свободно с кем и когда хотят, – он стал выглядеть как кот, объевшийся сметаны.
– Всё ещё не улавливаю лучиков радости во всём этом.
– Перед тобой сейчас сидит новоиспечённый генерал-майор, два часа назад возглавивший Комитет государственной безопасности Украинской ССР, – наконец выжал он из себя.
Мои глаза округлились.
– Вы серьёзно?!
– Приказа ещё не видел, но друзья из Москвы уже позвонили, поздравили, – рассмеялся он, – а я всего-то приехал в лёгкую прогулочку, свести тебя с Анной Константиновной.
– Кстати, где она и почему вы нас ещё не свели? – заодно поинтересовался я у него.
– Она в Москве, поскольку операцию эту я отменил в первый же день, когда вышла пресса, обвиняющая тебя в связях с американцами, – он продолжал улыбаться. – Я обзвонил всех, кого только знал, говоря, что это чудовищная ошибка и нужно срочно выпустить опровержение, и вообще, как можно быстрее замять эту тему. Моё руководство прислушалось ко мне и ушло наверх с рапортами в ЦК, там решили потянуть резину, и вот вчера вечером Леониду Ильичу позвонил Линдон Джонсон, объяснивший ему ситуацию в Киеве на чемпионате Кубка Европы, и попросил не наказывать тебя за попытку привлечь внимание к голодающим детям Африки.
– А-а-а, – протянул я, – теперь становится понятнее.
– Да, он зол, оттого что американский президент знает, что в СССР творится, лучше, чем он сам, немного покричал, потопал ногами, но, когда стало понятно, что центральный аппарат московского КГБ предупреждал об этой ситуации ещё вчера, просто до его сведения это не довели, все репрессии вылились на организаторов турнира и местные органы госбезопасности. Ну и по тебе тоже прошёлся матерными словечками, за язык твой без костей.
– Да уж, – я почесал затылок, – неловко вышло, я ведь просто сказал иностранным журналистам первое, что в голову пришло, про этот бег босиком.
– Ух! Голова! – он потряс меня. – Кстати, насчёт этого. Использовали не стекло само по себе, а нечто похожее на минеральную стекловату, что весьма необычно, я раньше никогда с таким не сталкивался. Пока дело глухое, слишком много было людей в раздевалке, и кто угодно мог подложить эти волокна со стеклянной пылью в твою обувь, даже другие спортсмены просто из зависти. Поэтому до конца соревнований за тобой и вещами присмотрят, а я, когда войду в должность, попробую провести расследование уже по-своему.
– Ну, хоть за это спасибо, товарищ генерал-майор, – криво улыбнулся я и тут же спохватился: – А кто тогда со мной от Третьего главного управления будет работать?
– Не волнуйся, найдут кого-нибудь, – отмахнулся он, – и легенду приготовят теперь, и всё остальное. – А, да, как раз лично решил тебя порадовать, – он вытащил из плаща тонкий цилиндрик с шестью канавками и кольцом под ключи, – московские умельцы соорудили по моей просьбе.
