Приют - Макграт Патрик (книга читать онлайн бесплатно без регистрации .TXT) 📗
– Лет восемь-девять.
Выражение его лица говорило: «Теперь вы понимаете все».
– Но вы столько лет и были женаты!
Он кивнул с искренней печалью на лице.
– Когда вы впервые заподозрили неверность?
– Я знал о ней с самого начала.
– То есть в течение всей совместной жизни знали, что жена изменяет вам?
– Да.
– С одним и тем же человеком?
– Нет. Их было много.
– Сколько?
Лицо его внезапно оживилось грустной усмешкой.
– Сколько? Сотни. Я потерял им счет.
– И вы ничего не предпринимали?
– Я умолял ее. Угрожал ей. Думаю, то была не ее вина. Она ничего не могла с этим поделать.
– И это ни к чему не привело?
– Она надо мной смеялась.
Я ненадолго умолк. В сообщениях, которые я читал, говорилось, что брак их был сравнительно прочным, нелады начались примерно за год до убийства. Может, те люди ошибались? Может, Рут Старк была распутной? Изводил ли он ее постоянно своими обвинениями?
– Кто-нибудь знал о вашем несчастье?
Эдгар кивнул. Он сбросил вид человека, делающего нелегкое признание, несущее вред не себе, а другому.
– Кто знал?
– Многие.
– Друзья? Родные?
Эдгар снова кивнул. Теперь я понял: все, что он говорил, было продуктом бредовых построений.
– Значит, с начала вашей семейной жизни она спала со многими мужчинами? Вы знали об этом, говорили с ней, но она никак не реагировала?
В его глазах вспыхнуло какое-то ошеломленное изумление.
– Она смеялась надо мной!
– Она смеялась над вами? И окружающие знали о ее поведении?
– Мне не нужно было говорить им об этом. Они сами все видели.
– И ей было наплевать?
– Это была ее работа, – сказал Эдгар. – Она была шлюхой.
Раньше я этого не слышал.
– Продолжайте.
– Она приводила мужчин в мастерскую, когда меня там не было. Я видел, как они слонялись поблизости, ждали, когда я уйду. Она принимала в день десять-двенадцать человек. Ничего не могла с собой поделать.
Эдгар умолк. Он смотрел на меня с таким жалким видом, прося поверить ему, что я растрогался, подошел и положил руку ему на плечо.
– И вы знали, – негромко сказал я. – Все эти годы.
На этом разговор прекратился. Я сел за стол, магнитофон погудел в тишине и выключился. Потом я поднялся и посмотрел на болото в вечернем свете. Патологическая ревность. Бред неверности. Фрейд считал его формой гомосексуальности, проекцией подавленного гомосексуального желания на партнершу: я не люблю его, любит она. Но в случае с Эдгаром я считал это маловероятным, так как, несмотря на его мужественность, очевидные уверенность и силу, подозревал, что у него есть детская потребность возвышать, идеализировать предмет любви. У художников это не редкость. Сама природа их работы, долгие периоды одиночества, выставление себя напоказ и связанный с этим риск неприятия способствуют созданию неестественно напряженных отношений с сексуальными партнерами. Потом, когда наступает неизбежное разочарование, ощущение, что тебя предали, бывает очень сильным и у некоторых людей переходит в патологическую убежденность в двуличии партнеров.
Но особенно поразила меня в Эдгаре ретроактивная корректировка памяти, приводящая ранние годы супружеской жизни в соответствие с иллюзиями, которые так трагически доминировали в ее конце, что теперь в них появились сотни мужчин и причудливый ряд ложных воспоминаний. Я понял, что нам нужно добиваться адекватной самооценки, той ее стадии, когда характерные нелепости в его мышлении разрушат основание этой бредовой структуры и уничтожат ее. Только после этого мы смогли бы приняться за восстановление его психики.
Но его связь со Стеллой отбрасывала нас назад на месяцы; обманывая меня, Эдгар блокировал поток откровенных признаний, очень важный для достижения нашей цели, и превращал психотерапевтический процесс в пародию.
Во время званого обеда французские окна гостиной были распахнуты, и теплый ветерок нес внутрь с заднего газона ароматы сада. Обед был посвящен Бренде. Высокая гостья желала, чтобы аристократия психиатрической больницы оказала ей честь своим присутствием, и Макс не хотел разочаровывать мать. Приглашенные должны были собираться с половины восьмого до восьми. Я появился первым и нашел Стеллу сдержанной, владеющей собой. Мое отношение к ней, естественно, подверглось глубокому пересмотру после открытия, вернее, интуитивной догадки на прошлой неделе, что у нее с Эдгаром не просто дружба; но я ничем этого не выказал.
Стелла в одиночестве провела два с половиной часа на кухне; провожая меня к выходу в сад, она негромко заметила:
– Ее величество оставляет меня в покое, только если я занимаюсь делом.
Максу пришлось отправиться за бренди. Стелла видела во мне союзника, не догадываясь, естественно, о моих подозрениях. Мне было несколько жаль, что мы не могли поговорить о сексуальности Эдгара. Она попросила меня развлечь Бренду, находившуюся в саду, поэтому я пошел туда и сел рядом с матриархом, а Стелла осталась на кухне.
– Прямо-таки пасторальный вид, – вздохнула Бренда, глядя на заднюю половину дома и деревья за ним. – Питер, как тебе кажется – Макс доволен жизнью? Стелла беспокоится, что ему не захочется уезжать отсюда.
Я, разумеется, понял, что на самом деле беспокоит Бренду.
– Эта больница, – уклончиво ответил я, – идеальна для определенного рода психиатров. Весьма интересный контингент, несколько поистине замечательных субъектов. Учреждение настолько велико, что напоминает большой мир.
– Как ты думаешь, хочет он стать главным врачом?
– Соблазнительно, – признал я, – возглавлять такую большую закрытую больницу. Проявлять викторианский патернализм в широком масштабе…
Я не договорил. Наступило молчание.
– Судя по твоим словам, этот соблазн не дает покоя и тебе.
Я засмеялся с легким самоуничижением.
– Нет, это не для меня. Руководить такими крупными учреждениями – дело молодых. Я уже не в том возрасте.
Бренда повернулась и устремила на меня сверлящий взгляд.
– Гм-м, – недоверчиво протянула она.
Вскоре к нам присоединился Макс, чуть позже подошли Стреффены, и компания оказалась в полном сборе. Все сидели в саду, только Стелла пока что находилась на кухне, да Брайди Стреффен поднялась наверх повидаться с Чарли. Ходом разговора управляла Бренда, и мы, трое психиатров, неожиданно для себя почтительно обращались со всеми высказываниями к ней, державшейся с властностью сестры-хозяйки. Макс наполнил стаканы, пошел в дом, и через десять минут нас пригласили в столовую. Стелла усадила меня рядом с собой, Бренду с Максом на другом конце стола, Джек Стреффен сидел между нею и свекровью, Брайди – между мной и Максом.
Когда мы ели лосося, речь зашла о супружестве, не помню точно почему. Если за столом сидят всего шестеро, все могут принимать участие в общем разговоре. Кажется, Бренда что-то сказала о своем первом муже, Чарлзе, с которым развелась, когда Макс был еще ребенком, и отозвалась о нем так, что Макс спросил у Брайди Стреффен, почему, по ее мнению, одни браки распадаются, а другие нет. Брайди в своих суждениях бывала категоричной. Эта крупная, умная дублинка двадцать лет успешно играла роль супруги главного врача, была громогласной, слыла душой общества, а по количеству выпитого за ней мог угнаться только муж.
– Я заставила его дать Клятву.
Она бросила взгляд на мужа, тот поднял руки.
– Какую?
Я подумал, что Брайди имела в виду Зарок.
– Гиппократову, – ответила она. – Не навреди. Относись ко мне как к пациентке, сказала я ему, и наша семья не распадется. Как видите, не распалась.
Послышался одобрительный ропот. Все захотели вставить свое слово. Голос Стеллы выделялся наиболее отчетливо.
– Не навреди? – переспросила она. – Большинство из нас страдает от хронического невнимания!
Наступила тишина. Все мы смутились. В этой реплике содержалось очень многое, она была очень личной, в ней чувствовалась горькая правда. Стелла хватила через край. Брайди пришла ей на выручку: