Миланская роза - Модиньяни Ева (книги полностью бесплатно txt) 📗
Потом голос Риккардо стал стихать, перешел в шелест летнего леса, и Глория, измученная событиями бесконечного дня, скользнула в море сна. Буря, бушевавшая вокруг, не могла коснуться Глории, пока Риккардо держал ее в своих объятиях, и сердце Глории объяло спокойствие.
Глава 9
— Чертовы писаки! — сердито воскликнул Сильвано Санджорджо, швырнув на стол газеты.
Он прочел все, что касалось его дебюта в Ла Скала.
— Пожалуйста, успокойся! — участливо произнес Галеаццо Сортени, компаньон Санджорджо. Галеаццо вошел в кабинет Санджи как раз в тот момент, когда тот в раздражении отшвырнул газеты. — Критика твои костюмы расхвалила; зрители аплодировали; бойкот провалился, а твои коллеги подавились собственным ядом. Чего еще желать?
— Хочу, чтобы эти писаки прекратили свои грязные намеки на гомосексуализм модельеров. Что им нужно? Чего они хотят? Любят в Италии ярлыки навешивать! Пастухи и мелкие мошенники — обязательно сардинцы, мафиози — сицилийцы, каммористы [Камморист — член каморры, неаполитанской преступной организации, аналогичной сицилийской мафии. (Прим. пер.)] — неаполитанцы, шлюхи — родом из Болоньи, а модельеры — обязательно «голубые»! Меня от этих газетчиков тошнит. О чем бы они ни писали, неизбежно упомянут о наших сексуальных привязанностях.
Последние слова Сильвано произнес нарочито фатовским тоном, подражая тем, кто выставлял свой гомосексуализм напоказ, что совершенно не соответствовало характеру самого Санджорджо.
— Ну, здесь не нам диктовать моду, — сострил Галеаццо, чтобы разрядить обстановку. — Главное — результат, а ты свое реноме подтвердил.
Сильвано нервно рассмеялся.
— Пожалуй, ты прав, не стоит обращать внимания на пару третьеразрядных репортеров, — согласился он.
— Так-то лучше, — заметил Галеаццо.
Он налил себе и Санджи по изрядной порции виски и протянул ему широкий хрустальный бокал.
Сильвано откинулся на спинку мягкого кресла, обитую черной тканью, закрыл глаза, пытаясь справиться с головной болью, сдавившей надглазья.
— Давай, Галеаццо, — сказал Сильвано, — я тебя слушаю.
Сортени сел напротив, в крутящееся кресло, распространяя запах одеколона и табака.
— Нам нужно добиться всеобщего одобрения, — начал Сортени.
— Мы его получили, — произнес Сильвано, показывая на кучу газет на столе.
— Этого недостаточно, — возразил Галеаццо, глубоко затянувшись сигаретой. — В Ла Скала ты не уронил свою репутацию, но творения Санджи должны продаваться.
— «Богема» станет для итальянской моды тем же, чем гонки в Монце для Феррари. Когда побеждает Феррари, все итальянские автомобили продаются лучше.
— Я бы не стал спешить с выводами, — заметил Сортени. — А потом, меня вовсе не приводит в восторг то, что нашим успехом воспользуются Армани, Ферре или Крициа, распродавая собственные коллекции. Продавать должны мы.
— Согласен, — улыбнулся Санджорджо. — Мне следует больше доверять тебе.
Они работали вместе начиная с далеких шестидесятых. С помощью Галеаццо марку «Санджи» узнали во всех концах мира. Первые годы их дружбы были бурными, они нередко заставляли друг друга страдать, но со временем отношения Сильвано и Галеаццо переросли в тесный, неразрывный союз.
Без Сортени Санджорджо наверняка остался бы оформителем витрин в больших универмагах, вечно неудовлетворенным, вечно обиженным. А не поверь Галеаццо в гений Сильвано, так и провел бы жизнь впустую, завсегдатаем светских салонов. Объединив свои таланты — дар художника и чутье менеджера, — они создали идеальную творческую пару.
— Нам аплодируют — это прекрасно, — продолжал Сортени, — но главное, чтобы американцы и японцы покупали наши модели. Они же купили меньше, чем я рассчитывал. В газетах пишут далеко не все…
— В прошлом году ты твердил то же самое, — напомнил Санджорджо, — но никакой катастрофы не произошло.
— Сейчас ситуация куда хуже, — ответил Сортени и нахмурился, вспомнив, как упал уровень продаж.
Санджи смотрел другу в глаза, но, казалось, не видел его. О неудаче коллекции Санджорджо, конечно, прознает тут же весь мир моды, к вящей радости конкурентов, которым надоело пребывать в тени великого модельера. Они только и ждут, чтобы Сильвано споткнулся, а противники уж подтолкнут его в спину. Если он утратит лидерство, то сразу же окажется среди тех, кто отсиживается на скамейке запасных или бесконечно выжидает в кулисах.
Но эта неудача не так уж серьезна, как думает Сортени. У Сильвано уже было два таких года, но это случилось только потому, что он не взялся за дело как следует; мысли его были тогда заняты другим. Вот и сейчас: Галеаццо говорил, а перед мысленным взором Санджи стоял образ обожаемого юноши, что на несколько минут появился в Ла Скала. Иногда, оставшись один, Сильвано, сам того не замечая, твердил имя: Рауль, Рауль, Рауль, словно произносил магическое заклинание.
Пообещав Риккардо Летициа не видеться больше с его сыном, Сильвано заперся у себя в мастерской, не отвечал на звонки, уединился и яростно работал. Но теперь он видел, что результат оказался плачевным.
Санджи молча смотрел на друга, наблюдая, как голубоватый дым сигареты расплывается в свете лампы, освещавшей белый стол. Золотая табличка, лежавшая на столе, служила Сильвано пресс-папье. На ней была выгравирована старинная китайская пословица: «Самое темное место — прямо под светильником».
Утонченная элегантность черно-белых тонов царила в убежище великого модельера, помогая ему творить. Но в одежде Санджорджо предпочитал иные тона: синие костюмы и голубые рубашки.
— Ты меня слушаешь? — спросил Сортени, прервав длинный монолог.
— Нет, — с обезоруживающей искренностью признался Сильвано. — Но, по-моему, я понял. Нужно предусмотреть новые вложения в рекламу.
— Другого выхода нет, — произнес Галеаццо, подливая себе виски.
— Сколько? — прямо спросил Санджорджо.
— Два миллиарда, — уточнил Сортени и, выдержав паузу, добавил: — Может, три.
— Ну, это еще не конец света, — с облегчением сказал Сильвано, перекидывая ногу на ногу.
Годовой оборот в этом году достигал трехсот миллиардов, так что расходы в три миллиарда не выглядели непосильным бременем, хотя одно дело — годовой оборот, а другое — чистый доход за год.
Санджорджо сразу спросил о главном:
— Мы можем себе позволить такое?
Что касается финансовых дел, Сильвано полностью доверял Галеаццо; он не любил говорить о деньгах, ибо они его не интересовали. Именно подобное отношение к деньгам и помогло ему вырваться в лидеры на рынке готового платья. Когда клиенты впервые стали предлагать за творения Санджи миллионы, модельер нашел гениальный ответ. «Мне хватит и половины», — заявил он изумленным покупателям. Но тут же добавил: «Взамен попрошу вашей рекламы. Пусть все знают, что эти платья сделаны Санджи».
Сильвано первым понял, что сделать знаменитой марку фирмы гораздо важней, чем продать коллекцию. И пусть завистники твердили, что у Санджорджо — культ собственной персоны и он болезненно обожает быть на первых ролях. Санджи тем временем смог взять реванш в мире моды, откуда его попытались выбросить.
Теперь нужно лишь усовершенствовать наброски, над которыми он работал уже несколько недель, но, к несчастью, фантазия отказывалась служить ему.
— Такой расход вполне допустим, — ответил ему Галеаццо, — три миллиарда мы истратить можем.
— Мы должны быть в состоянии истратить вдвое больше, — заметил Сильвано, поставив хрустальный бокал на стол.
Сортени кивнул. Шесть миллиардов на рекламу — вполне разумное вложение, чтобы укрепить дела фирмы.
— Пожалуй, ты прав, — задумчиво заметил Галеаццо. — Хоть продажа шла не лучшим образом, «Санджи» по-прежнему — первая марка в Италии и пятая в мире. Но осторожней, еще одна неудача, и мы пойдем ко дну.
Сортени говорил прямо, точно анализируя ситуацию и чувствуя реальную перспективу. Сильвано снова откинулся на спинку кресла, закрыл глаза, нахмурил лоб и произнес вполголоса:
