Талисман жены Лота - Островская Галина А. (книги бесплатно полные версии txt) 📗
– Вульф! – служанка, прикрыв ладонью рот, с жалостью смотрела на него. – Сынок! Если в ней будет страсть, а не любовь, никакой талисман не спасет тебя.
– Какая разница между страстью и любовью? – надменно поднял брови Вульф. – Женщины этого не различают! У них это одно и то же. Они – похотливые самки, которые ползут в объятия любого, обезумев от страха. Молодые – от страха, что они некрасивы и не насытятся, старые – что они уже никому не нужны, а все еще не насытились! Она одинока, и ее одиночество – мой надежный союзник. Аглая будет моей и, даст Бог, даже зачнет.
– Сядь, Вульф, – приказал Старик. – Помолчи. Фаруда всегда знает, что говорит... Завтра ты позвонишь... Эглае... и назначишь встречу. Предварительно зайди ко мне. А теперь – позовите узкоглазую мою девочку, мне нужно уснуть.
Аглая, взяв махровое полотенце, отправилась в ванную. Подлив в зефирное одеяло пены холодной воды, открыла дверь и скользнула в голубую чашу. Погладив себя руками по мокрым плечам и обтерев капельки влаги с лица, начала из плотной пены лепить фигурки. Получались какие-то человечки, которых она ставила на пол одного за другим. Человечки медленно оседали, наклоняясь и как будто куда-то, или от кого-то? – спешно убегали. За самой большой и лохматой фигурой теперь уже почти вертикально к полу стояли две маленьких. Последняя скульптурка, изящная и сверкающая, держалась дольше других, не исчезая. Аглая с интересом разглядывала ее...
Пот, бегущий по загорелой шее женщины, внезапно высох.
Пустота
День следующий мало походил на предыдущие дни ее жизни, измененной по чужой воле. Его просто не было.
Вместо дня вокруг Аглаи долго и неторопливо плавали обрывки часов, тонкие шнурочки минут, светящиеся червячки секундных штрихов. Переходя границу реального времени, она ощутила, что время вонзается в нее тысячью раскаленных игл, не желая отпускать за свои жесткие пределы.
...Она медленно шла, не зная куда, по лабиринтам, которые не напоминали ничего.
Никаких мыслей, никаких встреч.
Пустота и – ощущение истины.
Слепота и – полное прозрение.
День, обратившийся непролазной тьмой одиночества, ночью.
...Нет, не ночью, вечером. Чтоб удостовериться, что объективная реальность, невзирая на всяческие ощущения, действительно существует, она посмотрела на часы. Была только половина седьмого... В эту же секунду зазвонил телефон, еще раз доказывая, что плотный мир – действителен, а безграничное вселенское одиночество ее – неправда, выдумка, блажь...
– Ой, Аглая, я все тебе звоню, звоню... А ты все где-то гуляешь. Говорят же – муж в дверь, жена – в Тверь.
Тетя Соня, чтоб она была здоровой.
Через какой-то – маленький – промежуток времени – еще один звонок.
Алик. Сказал, что не придет сегодня ночевать. Завтра переезжает.
И в третий раз несносный дребезжащий звук... Аглая выдернула телефонный шнур из розетки и принялась раскладывать пасьянс.
ВРЕМЯ вернулось. Оно село напротив и предложило сыграть.
– В какую игру? – спросила Аглая. – В игру причин и следствий?
– Нет, – ответило ВРЕМЯ. – Нет причин и нет следствий, пока я не ухожу.
– В чет-нечет?
– В это играют слабые. У меня всегда «чет».
Аглая налила чай и поставила его перед гостем. Или гостьей?
– Я всегда возвращаюсь, – подчеркнуло ВРЕМЯ свершившийся факт.
– Я заметила, – ответила женщина.
Подумав, добавила:
– Ты много чего знаешь, скажи, чья это была пяточка?
– Пяточка? Да дочки маленькой.
– Какой дочки? Моей? У меня нет дочки! – запротестовала Аглая.
– Твоей, не твоей – какая разница. Это была дочка, – ответило ВРЕМЯ.
– Хорошо, – согласилась Аглая. – А все эти слепые, кто они?
– Люди, – односложно ответило теряющее уверенность ВРЕМЯ.
– Люди... – задумчиво повторила Аглая. – Мы тоже люди.
– И вы – люди, – охотно согласилось ВРЕМЯ. – И вы – слепые.
– Так мы играем? – спросила Аглая.
– Нет, – ответило ВРЕМЯ. – Не сейчас. Еще не уточнены правила игры.
Аглая понуро в одиночестве выпила давным-давно остывший чай, сгребла карты в кучу и прилегла.
Сна не было. Она попыталась представить себе стадо барашков, которых можно будет долго-долго считать по одному, пока их беленькие невесомые кудряшки не сделаются мягким облаком, подвешенным на крохотном гвоздике за звездочку, и на этом мягчайшем гамаке она не уплывет в царство сна.
Барашки бежали и бежали в свой небесный загон, Аглая считала и считала их, одинаковых.
Считала до тех пор, пока один из воображаемых барашков не уставился на нее своими выпуклыми мокрыми глазками и не затряс лобастой головой. На шее у него была подвязана атласная ленточка с большим медным колокольчиком. Барашек тряс головой, колокольчик звенел – все громче и громче... Звон становился нестерпимым. Дзинь-зинь-дзинь. Дзы-ынь.
– Господи, кого еще нелегкая послала на мою голову? – пытаясь воткнуть штепсель в розетку, соображала Аглая.
Наконец, справившись в потемках с нехитрым этим делом, подняла трубку. И – услышала...
– Аглая?
– Да.
Она узнала голос. Мягкий, вкрадчивый...
– Вас беспокоит Вульф.
– Да, Вульф... Я узнала Вас.
– Завтра в десять часов утра мы встречаемся...
– В десять, – повторила Аглая.
– Дела могут занять весь день.
– Я приеду. В десять. До завтра!
Игра без правил
Десять ноль-ноль. Обшарпанная дверь стариковского особняка. В очередной раз одна и та же ассоциация – синагога в Венеции. Нищета, обмокрость и серость наружных стен, внутри – роскошь.
Они, Вульф и Аглая, столкнулись на пороге.
– Доброе утро, – слегка растерявшись, сказала она.
Он ответил – чуть насмешливо:
– Через порог не здороваются. А вот сейчас – здравствуйте...
«Какого черта он так смотрит на меня», – подумала Аглая, убирая прядь волос за ухо.
– Пойдемте к моему автомобилю. Сейчас мы едем в Кейсарию.
Петля скоростного шоссе, песчаные насыпи, виллы...
Ажурные пролеты арок, в нишах – мраморные скульптуры сияют холодом.
Ворота открывает слуга – молодой эфиоп. Другой слуга открывает дверь машины. Аглая с достоинством выходит. Зелень, белизна и синева слепят глаза. Только мозаичная дорожка под ногами. Цветная лента орнамента наконец кончается.
Вульф поддерживает ее под руку. Спустя несколько мгновений она видит себя сидящей в огромном кресле, улыбающейся, что-то отвечающей сухопарому пожилому человеку в черном френче, наконец – оставшейся в одиночестве и рассматривающей диковинный модерн обстановки. Потом видит, как вкатывается столик с фруктами и винами. Следом за ним – другой, с серебряными супницами, соусниками... К еде она почти не притрагивается, вино не пьет, почему-то все время согласно кивает головой, опять остается в одиночестве, вдруг настораживается из-за каких-то слов вернувшихся и разговаривающих стоя мужчин.
Те ведут беседу на языке жестов и одобрительных похлопываний, оба настроены благодушно, но вскоре вертикальные морщины на щеках хозяина становятся глубже, он задумчиво почесывает уголок рта...
Вульф садится на ручку кресла, в котором уютно расположилась Аглая, она слегка выпрямляет спину... Хозяин, вонзая ноги в пол, быстро исчезает в тускло освещенном коридоре. Вульф остается сидеть.
Аглая чуть запрокидывает голову и видит краешек четко очерченной ноздри и мрачно-темный глаз, зарешеченный ресницами. Сердце ее сжимается.
Хозяин возвращается. Вульф встает, пожимает ему руку. Тот рассыпается в благодарностях. За что он благодарит Вульфа, Аглая абсолютно не понимает. За удачную сделку? Но даже если это была сделка купли-продажи, то проходила она явно не по общепринятым правилам... Хотя кто их знает, эти чужие правила...
