Последнее лето в Аркадии - Перселл Дейрдре (полная версия книги .TXT) 📗
— А вот я ничего не ела со вчерашнего дня, — пожаловалась я. — Закажу себе завтрак.
Я подозвала официантку и попросила стакан яблочного сока, блинчик с сахаром и лимоном и кофе с молоком.
— Мерси, мадам. — Официантка скрылась в глубине ресторана.
Я сделала заказ на французском, который смутно помнила со школы. Меня немного покоробило дежурное «мадам», которое обслуживающий персонал использует даже при общении с весьма юными особами (к коим я, разумеется, не отношусь). В этом «мадам», выбранном французскими феминистками за свою универсальность по сравнению с «мадемуазель», мне чудилось что-то безликое и официозное.
Я посмотрела на мужа, желая поделиться с ним своими мыслями, но его лицо скрывал разворот газеты. Тут уж было ничего не поделать, так что я попросту прикусила язык.
От нечего делать в ожидании заказа я принялась глазеть по сторонам. Туристический сезон еще не начался, но я была разочарована, обнаружив сидящих вокруг англичан и немцев. Такое ощущение, что все они тоже перенесли свои отпуска на май.
Смотреть на соотечественников мне не хотелось, так что я принялась разглядывать прохожих. Мимо нас процокала каблучками женщина с пуделем под мышкой и парой багетов в пакете. Вот она заметила знакомую, обе остановились и расцеловались в щеки. Та, вторая, несла корзинку с овощами: луком, картошкой, — какими-то бумажными пакетиками, в каждый из которых могла влезть разве что пригоршня товара. Когда женщины разошлись, их сменил босоногий парень в соломенной шляпе. С полей ее свешивалась бахрома из кусочков пробки. Две молодые женщины, похожие как близнецы в своих офисных синих костюмах и белых блузках, посторонились, пропуская вперед пожилого мужчину. Высохший, словно лист табака, с развевающейся по ветру шевелюрой, он катил перед собой инвалидную коляску, в которой сидела пожилая женщина. Может, это была его жена или просто родной человек, кто знает? Насколько трепетно относятся французы к больным родственникам, подумала я.
— Ну да, мы ведь во Франции, — с улыбкой произнесла я вслух.
Зашуршала газета, из-за нее появилась озабоченная физиономия Джерри.
— Что ты говоришь?
— Прости, не хотела тебе мешать. — Я поразмыслила, как потактичнее высказать свое желание, но, ничего не придумав, сказала наобум: — Может, после завтрака и багетов заглянем на рынок? Бьюсь об заклад, здесь продают чудесные поделки.
— Тесс, я полагал…
Мобильник рявкнул бравурный марш. Джерри поморщился и торопливо полез в нагрудный карман. Взглянув на экран, он бросил:
— Это из офиса. Знаю, ты терпеть не можешь, когда я отвечаю на звонок в ресторане, так что немного спущусь по улице. — Он торопливо сложил газету и встал. — Доброе утро, Сьюзен.
Прежде чем я успела возмутиться на тему работы, мобильного в отпуске и всего прочего, Джерри сбежал с веранды и побрел вниз по улице.
Принесли блинчик, и я благодарно кивнула официантке. Кружевная выпечка была бледно-желтой, воздушной и поджаристой по краешку. Съев блин, я огляделась, но Джерри все еще не было. Вздохнув, я начала взвешивать «за» и «против» круассана с абрикосовым джемом, но смогла устоять перед искушением. После сорока (а мне уже давно за сорок) нужно внимательно следить за своим питанием — вам это известно не хуже меня. Диетологи часто говорят, что желудок имеет свойство сжиматься, когда питаешься регулярно и понемногу. Ха, может, оно и так, да вот кто заглушит сирену мозговых рецепторов, что взывают к вам с мольбой о сытном обеде? Сокращай желудок или не сокращай, есть все равно хочется.
Я покрутила головой: Джерри не было видно. Ничего необычного — он частенько принимается целеустремленно шагать по улице, когда говорит по мобильнику (видимо, это его личный способ снять нервное напряжение во время трудных разговоров), и может уйти довольно далеко, сам того не заметив. Я стала таращиться на отдаленную гавань, где семья с тремя детьми — чистыми блондинами — пыталась нанять моторную лодку. Мальчишки примерно семи и девяти лет помогали младшей сестренке забросить вещи в лодку. И когда мальчики успевают растерять на жизненном пути это врожденное джентльменство? И по какой причине это происходит?
Мне бы очень хотелось иметь дочь. Если бы у нас с Джерри была дочь… нет, даже если бы у меня была дочь от Майкла, все могло сложиться немного иначе. Возможно, мои сыновья не выросли бы такими своенравными и Джерри перестал бы к ним цепляться. Вступая в новый брак, мы частенько вынуждены мириться с отпрысками своей второй половины. Я знаю, что муж тепло относится к Тому и Джеку, но слыша, как тает его голос при разговоре с собственной дочерью, ощущаю стеснение сердца. Как загораются его глаза! Какая улыбка бродит на губах! Дочь Джерри изучает английский в университете Эдинбурга, сын работает в компьютерной фирме. Отношения Джерри с бывшей женой остаются натянутыми, так что и встречи с детьми случаются редко. Он избегает говорить о них, а я предпочитаю не лезть не в свое дело, поскольку расспросы его угнетают.
Я на секунду зажмурила глаза, пытаясь прогнать видение: Джерри любит Джека и Тома так же сильно, как если бы они были его сыновьями… глупая, несбыточная мечта!
Сделав большой глоток кофе, я чуть отодвинула от столика стул, чтобы вынырнуть головой из тени зонта. Подставив лицо солнцу, делаю глубокий вдох и заставляю себя улыбнуться. Целый месяц отдыха впереди, напомнила я себе. И три недели, в течение которых мы с Джерри и детьми будем вместе.
Мои мысли потекли в другом русле: когда наша компания приведет себя в порядок и позавтракает, мы гурьбой отправимся на пляж. Такой план накануне одобрили почти все за исключением разве что Джека (он считал себя слишком взрослым для отдыха с родителями) и, как ни странно, Кольма, флегматичного шестнадцатилетнего сына Мэдди и Фергуса, который до этого никогда и ни с кем не спорил. Однако все взрослые стояли насмерть: мы хотя бы раз должны собраться вместе, а потом каждый подросток волен делать все, что ему заблагорассудится. В пределах разумного, конечно. Задобренные авансом, дети согласились.
Короче, компания решила дать спектакль под названием «Три счастливых семьи». Иначе не скажешь, правда?
Глава 6
Наш узкий кружок образовался довольно давно, но держался в основном на крепкой дружбе женщин, тогда как мужчины были втянуты в него не по собственной воле. Конечно, Джерри, Фергус и Рики не возражали, но все же это были настолько непохожие люди, что едва ли бы им посчастливилось сойтись, кабы не их жены. Мы втроем дружили с давних пор, причем наша дружба никогда не обрывалась, даже если мы ненадолго ссорились. Мы работали водной государственной конторе еще в те годы, когда подобные учреждения считались оплотом безопасности для любого гражданина. Такая служба считалась надежной и защищенной от экономических потрясений, хотя и была скучна, как серый осенний день.
Мы с подругами занимали должности обычных клерков-машинисток, хотя в то время для этого не требовались даже навыки скоростной печати. По большей части мы писали от руки, простыми шариковыми ручками, правили и составляли документацию. Контора звалась «Сеомра-а-Сихт», и мы заседали в комнате номер семь.
Мэдди, которую даже в те годы никто не звал Мэдлин, кроме собственной матери, родилась в Баллинине, в Уэст-Корке. Она была самой амбициозной из нас троих. Ее голубая мечта — карьера профессиональной актрисы.
Когда я с ней познакомилась, Мэдди все свободное время проводила на кастингах драматических театров, многие из которых были любительскими. Мы с Ритой восхищались пробивной энергией подруги, с трепетом внимали ее рассказам — особенно тем, в которых шла речь об Ирландском драматическом фестивале в Атлоне, где ее заметили критики. Мэдди играла там мисс Призм, в парике из седых волос и тяжелом старческом гриме. Однако ее любовь к искусству не ограничивалась театральными ролями. Казалось, Мэдди желала приложить руку ко всему, везде оставить свой след. Она помогала оформителям сцены, режиссеру, постоянно писала какие-то сценарии и даже гримировала актеров для пьес, в которых сама не участвовала.
