Сын президента - Уэлдон Фэй (читать книги онлайн бесплатно полностью .txt) 📗
И тем лучше, ведь, если бы Джейсон действительно страдал психозом, устранить который могла лишь правда, ей пришлось бы начинать раскопки в самом основании совместной жизни с Хомером, а этого ей не хотелось. На карту были поставлены материнская гордость и личный интерес. Ради них всех, ради всей семьи Джейсон должен быть бодр телом и духом.
Дэнди Айвел произнес речь о честности, неподкупности, стойкости и верности. Ее транслировали по британскому телевидению. Изабел переключила программу. Хомер сказал: «Этот человек обрушивает на нас абстрактные понятия, как каратист удары, чтобы удивить и напугать». «Угу», — сказала Изабел.
Изабел, Хомер и Джейсон отправились в Уэлс, погостить у друзей. Ян и Дорин Хамбл сменили жизнь на Уордер-стрит (где Ян был модельером, а Дорин кинорежиссером) на разведение овец в глухом углу Уэлса. Их потрепанный грузовичок был залеплен противоядерными плакатами, дети ходили в жестких одеяниях, связанных на толстых спицах из крашенной дома овечьей шерсти: их тощие ручонки, заключенные в рукава, как в футляр, двигались с большим трудом. Сидя на щелястом деревянном полу, они громко ревели.
Джейсон обиделся и накинулся на них с кулаками; не помогли ни укоры, ни объяснения.
— Джейсон, они же маленькие. Прекрати, пожалуйста.
— Джейсон, это их дом, их игрушки. Они не понимают еще, что надо делиться. Они не ходят в школу, как ты.
Дорин учила детей дома, — она получила специальную подготовку. Вероятно, она не хотела подвергать их жестокости таких испорченных детей, как Джейсон.
— Джейсон, если ты немедленно не прекратишь, придется отправить тебя в постель.
Но когда Изабел попыталась его уложить, Джейсон, напуганный мраком и тишиной, впал в истерику и обхватил ее руками и ногами, как щупальцами. После того, как он немного утих, Хомер отвел его в пристройку, чтобы помыть в металлической ванне, которую наполняли вручную из цистерны, нагреваемой, очень слабо, при помощи солнечной батареи. Но Джейсону не понравилось, что там сидела на яйцах наседка, она (по словам Хомера) напугала его, и, пытаясь вырваться, чтобы не попасть в ванну, мальчик укусил отца, а затем отрицал это, несмотря на след от укуса на ноге Хомера.
— Он плохо переносит дорогу, вот и все, — беспечно сказала Изабел, — и девочки — Яна и Дорин — щипаются, дуются и ноют, и, хотя не поднимают такого шума, как Джейсон, причиняют не меньше беспокойства; они нарочно стащили его игрушечный трактор и где-то спрятали.
— Но они не кусаются, — сказал Хомер. Он согласен, его ужас перед этим нелеп. Ребенку может казаться вполне разумным пустить в ход зубы, чтобы достичь своей цели (в обоих смыслах), но при всем при том его, Хомера, это очень расстраивает.
Ночью, после возвращения в Лондон, Джейсон намочил в постель. Хомер сдернул простыни, прополоскал, перевернул матрас.
— Изабел, — сказал он, — не надо закрывать глаза. Ты же видишь — он расстроен, что-то мучит его, ему надо помочь. Что тебя тревожит? Какую ты чувствуешь за собой вину? Я этого не понимаю. Это так на тебя не похоже.
— Я не хочу, чтобы его называли дефективным, — сказала Изабел. — Я не хочу, чтобы ему давали таблетки.
— Не будет ни того, ни другого, — сказал Хомер. — Может, ты боишься порицаний. Боишься, как бы не сказали, что неприятности с Джейсоном возникли из-за твоей работы? Но мы оба знаем, что это не так: моя работа может расстроить его не меньше, чем твоя. Мы в равной степени участвуем в его воспитании… не считая того, что с мокрой постелью возиться приходится мне.
Изабел капитулировала. Хомер назвал имя доктора Грегори.
— Кто его рекомендовал?
— Колин Мэттьюз.
Колин Мэттьюз был одним из авторов Хомера. Его политические романы входили в число бестселлеров.
— Но ты не доверяешь его суждениям вообще и в политике в частности, и тебе не по вкусу его стиль. Как же ты можешь доверять его мнению относительно детского психиатра?
— Доктор Грегори наблюдал за его дочкой — Антонией, когда она стала биться головой о стену. Маленькая Антония. Помнишь? Мы с тобой еще ходили к ним на крестины.
— И зря. Это было одно притворство. Вся жизнь девочки построена на притворстве. Отец — фашист, мать — гиена, девочка ходит в элитарную школу. Чего тут удивляться, что она бьется головой о стены.
Изабел знала, что ведет себя неразумно и смешно. Она чувствовала, как ее нижняя губа, и так тонкая и искалеченная, поджимается, становясь еще тоньше и делаясь в результате такой, как у матери.
— Возможно, на это им и указал доктор Грегори, — терпеливо сказал Хомер.
— Скорее всего, она и сама перестала бы, — сказала Изабел. — Не так уж много встречаешь людей, которые бьются головой о стены… или кусают взрослых за ноги, если на то пошло. — Достаточно много — в психиатрических больницах, — заметил Хомер. На этом протесты Изабел кончились. Она позвонила доктору Грегори. Единственное время, когда он мог их принять, было в три часа на следующий день. Изабел согласилась.
Она, конечно, забыла, что ей придется забрать Джейсона из школы до конца занятий. И, когда забирала его, столкнулась с миссис Пелотти.
— Джейсон? Уходит из школы так рано, чтобы показаться психиатру? Почему вы это делаете? Рекомендовал школьный врач? Нет? Тогда зачем вы подвергаете этому ребенка? Не спорю, Джейсон испытывает терпение всех взрослых, но он вполне нормальный ребенок. Он ничем не отличается от любого из нас. Вы тупица? Нет. Ваш муж тоже не тупица. Почему же вы думаете, что у вашего бедного мальчика кочан капусты, а не голова?
Миссис Пелотти была низкого мнения о родителях; долгий опыт общения с ними говорил ей о том, что детям от них один вред. Родители из средних слоев общества слишком их опекают, родители из низов сами по себе источник опасности для своего потомства. Миссис Пелотти брала детей в возрасте трех лет — всех подряд, лишь бы они жили неподалеку. Она брала способных и умственно отсталых, болезненных и крепких, психопатов и уравновешенных, бедных и богатых, забияк и их жертв — и всюду, куда падал ее взор, начиналась энергичная деятельность и возвращалось здоровье. Красное кирпичное здание с высокими гулкими комнатами звенело от детской музыки и сверкало от детских рисунков, и там, куда ступала ее нога, распускались цветы, и живые, и искусственные. Если взор ее не мог проникнуть в каждый школьный уголок и не могла поспеть туда ее нога и, если вместе с мусором, что заносил с городских улиц ветер недовольства, в школу проникало надругательство и подлость, и горе, это была не ее вина и не вина ее предшественников и тех, кто придет ей на смену, когда, наконец, истощив свои силы, она уснет вечным сном.
Только один из каждых пяти учеников миссис Пелотти жил в семье, где мать занималась хозяйством, а отец ходил на работу. Остальные возвращались из школы в пустой дом или их воспитывал кто-нибудь один: отец или мать, или дед и бабушка, или старшие братья или сестры, или приемные родители. У всех была крыша над головой, и обувь — обычно кроссовки — на ногах, но редко когда обувь приходилась им по размеру, а крыша — по вкусу.
Изабел и Хомер отдали Джейсона в школу миссис Пелотти потому, что считали это своим долгом, и потому, что ему там понравилось. Друзья посылали детей в платные школы, где ходили в ярких спортивных куртках и начищенных ботинках на шнурках, и эти друзья обвиняли Хомера и Изабел в том, что они принесли Джейсона в жертву социалистическим, или каким-то там еще, принципам. Изабел и Хомер говорили, что не хотят, чтобы Джейсон вырос со страхом перед жизнью, а для этого он не должен быть от нее в стороне. И, как может общество измениться в лучшую сторону, спрашивали они себя и друг друга, если имущие классы будут цепляться за привилегии для своих детей. Миссис Пелотти, рассуждали они, нуждается в их помощи.
Но, похоже, в это утро миссис Пелотти вовсе не нуждалась в помощи.
— Понимаете, — сказала Изабел. — Он стал кусаться.
— Ну и что? — сказала миссис Пелотти. — Я бы на его месте тоже стала кусаться. Вы слишком много с ним разговариваете. Вы спрашиваете его совета. Вы забываете, что он еще мал, чтобы его дать. Вы обращаетесь с ним, как со взрослым. Ему только шесть лет. Естественно, что он кусается. Словами ему вас ни в чем не убедить. Что ему остается делать?
