Сокровища - Кингсли (Кингслей) Джоанна (онлайн книги бесплатно полные .txt) 📗
Она не любила осматривать достопримечательности. Виды Эйфелевой башни, Сены и Нотр Дам, которые невозможно пропустить, разъезжая по Парижу на такси, навели на нее только грусть. Париж — город влюбленных, все песни и стихи говорили об этом. Ей надо было бы быть здесь в первый раз с Люком.
Хоть он и извинился, когда она позвонила из аэропорта Кеннеди перед отлетом в Париж, Пит знала, что проблема не похоронена навечно. Люк никогда не сможет полностью побороть свое чувство злобы против определенного вида богатства и его разрушительных сторон. Он считал, что оно убило его мать. Он был не настолько глуп, чтобы в отместку сделаться нищим, но большую часть денег тратил на филантропию, а не на роскошь. Поэтому между ними могло быть не только различие во взглядах и ценностях, но и то, что ей нравилось в нем больше всего — его цельная натура, честность с ней и откровенная приверженность бескорыстной жизни.
В субботу утром Пит оделась в подобающий случаю черный костюм — ничего такого, что могло бы затмить герцогиню, — и убрала назад волосы, чтобы выглядеть аккуратной. Готова, успокоила она себя, посмотрев последний раз в зеркало, выходя из номера и повторяя шепотом: «Реверанс, собаки, лесть… реверанс, собаки, лесть».
Через полчаса такси въезжало через высокие чугунные ворота на краю Булонского леса, и Пит очутилась во дворе большого дома с каменной балюстрадой вокруг крыши.
Дверь открыл седовласый Джордж Санегр, долголетний дворецкий-испанец герцогини. Высокий и прямой, в полосатых утренних брюках и фраке, он впустил Пит, как только она назвала себя.
Почти сразу же к ней подлетело трио пронзительно лаявших грязно-бежевых мопсов с серыми и черными мордами, которые вбежали в открытую дверь и заскользили по мраморному полу. Их украшали ошейники из норки, усыпанные бриллиантами, и от них пахло духами «Диор».
Дворецкий указал на книгу, лежавшую на мраморном столике.
— Запишитесь, пожалуйста, в книге посетителей, и я проведу вас в салон. — Рядом с книгой Пит заметила красную кожаную коробочку, на которой золотыми буквами было вытиснено «Король». Дрожь прошла по ее телу даже при взгляде на историю ушедшей эпохи.
Ее провели из огромного холла с причудливо расписанным потолком по широкой лестнице в изысканную серебристо-голубую комнату, полную бледного водянистого солнечного света. Зеркала с канделябрами отражали прекрасную французскую мебель и портреты королевы Марии, королевы Александры и герцога — во всех регалиях принца Уэльского Эдуарда, висящие в серебряных рамах, украшенных драгоценными камнями.
Комната была заставлена столами разной формы и размеров, и на каждом из них сверкали сокровища — драгоценные кинжалы, фарфоровые конфетницы, шкатулки работы Фаберже, покрытые бриллиантами, серебряные подсвечники, табакерки, часы, небольшие лампы, даже боевая дубинка маори из Новой Зеландии.
Повсюду были цветы — белые каллы; большие, размером с капусту, высокие пионы; букеты тепличных нарциссов, распространяющие дурманящий аромат, и огромные, любимые герцогиней, белые хризантемы.
В ожидании герцогини Пит подошла поближе к портретам. Она остановилась перед королевой Марией, в парадной мантии, изображенной в царственной позе, когда позади нее голос решительно произнес:
— Моя свекровь. Она никогда не считала нужным признать меня.
Пит повернулась и увидела герцогиню, которая направлялась к ней с легкой улыбкой на лице. Герцогиня подала ей руку. Взяв ее, Пит присела в реверансе, который вчера вечером усердно училась делать перед зеркалом. Герцогиня улыбнулась более радушно, указав Пит на кресло.
— Присаживайтесь, мисс Д’Анджели. — Ей было далеко за семьдесят, но герцогиня сохранила поразительную фигуру. На ней было темно-синее платье, ее черные как смоль волосы в то утро были уложены Александром, который проделывал это ежедневно на протяжении почти тридцати лет. Три подтяжки кожи лица дали замечательный результат. Решительная линия подбородка, высокие выступающие скулы, правда, глубокая морщинка пересекала лоб, а высокие брови дугой придавали ей несколько удивленный вид.
Собаки вбежали следом за ней в комнату, обнюхивая ее лодыжки, потом направились к Пит и стали обнюхивать ее туфли. Герцогиня одобрительно наблюдала, как Пит наклонилась к мопсам и почесала им головы: «Ну, здравствуйте». Опускаясь на диван, герцогиня тихо окликнула собак, и они улеглись на подушках у ее ног.
Реверанс, собаки и лесть, напомнила сама себе Пит.
— Прелестная комната, мэм. Вы сами украшали ее? — Пит прекрасно знала, что так оно и есть.
— Да. Я лично украшала весь дом. Мне это доставило особую радость, герцогу нравился мой вкус.
Она оглядела комнату.
— В ней сохранилось все в том же виде, как и при его жизни.
Пит проследила за ее взглядом и увидела на консоли коробку любимых сигар герцога. Его трубки по-прежнему лежали в подставке рядом с креслом.
— Я всегда была уверена, что он умрет раньше. Вы знаете, он от многого отказался ради меня. Очень тяжело без него.
— Я уверена в этом, мэм, но, должно быть, замечательно, когда тебя так любят.
Темно-синие глаза герцогини засверкали.
— В этом есть свое утешение. — Она лениво почесала одну из собак, которая забралась к ней на колени. — Конечно, нельзя сказать, чтобы это было всегда легко. Вы видели это? — Она протянула свое тонкое запястье и покачала браслетом, один ряд бриллиантов с девятью свисающими с него латинскими крестами, усыпанными драгоценными камнями. Пит знала, что она была в нем в день свадьбы. — Я всегда думала, что он олицетворяет кресты, которые мне приходится нести.
— И нести с таким вкусом, ваше высочество.
Герцогиня кивнула, полностью соглашаясь с ней.
— Вкус, может быть, мое самое величайшее достоинство, мисс Д’Анджели. Когда-нибудь меня, возможно, будут помнить только благодаря моему вкусу. Тем больше я хочу поддерживать его, даже после кончины герцога. — Она устремила взор на фотографию, вставленную в раму, на приставном к дивану столике. Он умер несколько лет назад, но Пит видела по взгляду герцогини, что она все еще скорбит о нем.
— Пока он был жив, — продолжила она, — он всегда покупал мне драгоценности. Это был акт любви, и в каждую нашу годовщину я продолжаю эту традицию. Каждый год меня одолевают сомнения, не пора ли остановиться. Потом чувство берет верх. Ему так нравилось дарить мне красивые вещи. Мне кажется, что сквозь сияние и блеск драгоценных камней ко мне приходит часть его души. Это звучит безумно, моя дорогая?
— Если только бессмертная любовь — некая форма безумия, — ответила Пит. Герцогиню, похоже, тронули ее слова. — Я знаю о тех прекрасных рисунках, которые вы создали. Мне хотелось, чтобы вы сделали что-нибудь для меня.
— Для меня это честь, мэм, — сказала Пит. — У вас есть какие-нибудь пожелания?..
Зная, как привлечь внимание, герцогиня сделала только легкий жест рукой, и Пит умолкла.
— В данном случае дело не просто в дизайне, — пояснила она. — Сначала я хочу, чтобы вы выступили моим агентом.
— Агентом, — повторила Пит. Слово заинтриговывало.
Герцогиня протянула руку к стопке книг на кофейном столике. Она взяла верхний том и вручила Пит. Это был прекрасно изданный, с цветными фотографиями, каталог аукциона, который будет проводить «Кристи» в отеле «Бо Риваж» в Женеве. На обложке был изображен необыкновенной красоты рубин и бриллиантовое колье. Подпись внизу гласила, что драгоценность принадлежит Дороти Фиск Хейнс. Дата аукциона — утром во вторник, то есть послезавтра.
— Я знала Дотти Хейнс, — сказала герцогиня, — и знаю ее коллекцию. В ней есть одна вещь, которую я всегда хотела иметь. Я пыталась купить ее при жизни Дотти, но она не продала. Однако она ничего не сделала с ней. Я отметила фотографию…
Пит заметила хрустящую новую — или, возможно, проглаженную утюгом — стофранковую банкноту, выглядывающую из каталога. Раскрыв на нужной странице, она увидела цветную фотографию крупного неоправленного рубина, ограненного в виде кабошона. Несколько строк под фотографией сообщали, что камню сто лет, добыт он в верхней Бирме, где добываются самые лучшие рубины в мире, цвет его достаточно чистый, чтобы называться «голубиная кровь», что встречается один раз на двадцать тысяч рубинов. Его вес, двадцать восемь с половиной каратов, делает его редким вдвойне.
