Мой отец Иоахим фон Риббентроп. «Никогда против России!» - фон Риббентроп Рудольф (е книги .txt) 📗
Однако наигоршей являлась, в конечном счете, потенциальная непредсказуемость диктатора. Слово Гитлера было законом, и он явно претендовал на эту позицию. Кто назначает сам себя «верховным судьей немецкого народа» и устраивает собственным именем ряд казней без суда и следствия, тот может в любое время воспользоваться этим правом снова. Гитлер не внушал многим представителям элит рейха, от которых он зависел, во все времена желанной уверенности в безопасности их жизненных обстоятельств и условий. Неконтролируемый диктатор априори не является гарантом этой безопасности, разве что он добровольно подчиняется обязательным правилам игры, которые могут быть установлены только на основе верховенства закона.
В этой связи стоит вспомнить о деле, являющемся значимым примером произвола диктатора, а именно о совершенно непонятном увольнении из вермахта в 1941 году всех членов ранее правивших в Германии королевских фамилий. Напрямую этой мерой был, правда, затронут узкий круг людей. Однако как раз он, в силу семейной традиции, был готов отдать свою жизнь за Германию. В то время напрашивалась мысль, какая следующая группа людей подвергнется дальнейшему произволу диктатора? Акции против евреев находились на той же линии. Никто не мог гарантировать той или иной группе того, что, после выигранной войны, она, в результате какого-либо вдохновения «фюрера», не окажется в немилости и не пострадает.
«Расовая теория» — особенно ввиду внутренне присущих ей ценностных компонентов — не была правдоподобной и представлялась догматическим произволом. Что существуют различные расы, было достаточно хорошо известно, однако проводившаяся расовая политика воспринималась как утопия. Даже внутри Ваффен-СС имело хождение озорное изречение о столь широко пропагандировавшейся «нордической расе», а именно ее основными признаками будто бы являются три больших «Б», что означало «блондин, баран и болван» (игра слов: в оригинале — blond (светловолосый), blauaugig (голубоглазый, в переносном смысле — наивный, простоватый), blod (недалекий, тупой)). Две сверхдержавы, США и Россия, обладали идеологиями, которые могли вербовать для их носителей сторонников по всему миру, нацистская расовая теория, однако, отталкивала всех, кто не относился к нордической расе! Кстати: кто написал на своих знаменах расу и ее сохранение в качестве политической цели, тот должен был бы взять еврейский народ за образец, неоднократно засвидетельствованный Ветхим Заветом. Феноменальное чувство единства этого народа является уникальным в истории, однако и проблемой! Еврейская религиозная традиция, насчитывающая, несмотря на все новые преследования, более чем трехтысячелетнюю историю, — старейшая еще «живущая» в мире.
Поскольку государство в начале 1930-х годов находилось по отношению к агрессивным и управляемым из Москвы коммунистам в ситуации самообороны, в немецкой общественности вполне нашли понимание решительные меры, принятые против Коммунистической партии и ее функционеров. Напротив, события 30 июня 1934 года, приведшие к серии расстрелов без суда, не годились для того, чтобы укрепить доверие к господству Гитлера как раз в тех кругах, в которых он в своей борьбе за немецкое равноправие нуждался. Ретроспективно акция Гитлера 30 июня 1934 года представляется роковой и, сверх того, ненужной жестокостью. Поскольку Рем с товарищами или Шлейхер на самом деле сговорились с «иностранной державой», судебный процесс был бы гораздо убедительней. Впрочем, их можно было бы в любое время изолировать путем домашнего ареста или тюремного заключения. Черчилль без каких-либо на то правовых оснований годами держал взаперти вождя британских фашистов сэра Освальда Мосли и его жену. Британскую систему правления эта незаконная мера не потрясла. Аннулирование гарантированных конституцией прав личности является рискованным предприятием, поскольку оно выдавливает с поверхности недовольство и оппозицию, естественно, присутствующие в любой системе правления и тем самым делает их намного опаснее. Это в особенности справедливо в отношении пострадавших социальных слоев или элит, занимающих ответственные позиции в государственном устройстве.
Не скажешь, что это были бы теоретические соображения. В двух важнейших пунктах германская внешняя политика была втайне и с катастрофическими последствиями перечеркнута «изнутри». Если бы не деятельность государственного секретаря в Министерстве иностранных дел фон Вайцзеккера, начальника Генерального штаба армии (Бека), шефа абвера (Канариса) и их помощников (их вполне можно назвать представителями консервативных кругов), пообещавших английскому и польскому правительствам военный путч против Гитлера, если дело дойдет до войны, достижение соглашения с Польшей на основе необычайно скромных немецких предложений — в особенности после заключения русско-германского пакта — не являлось невероятным.
Позднее, как уже было показано выше, опять те же государственный секретарь Министерства иностранных дел (Вайцзеккер) и начальник абвера (Канарис) лишили Гитлера возможности со всеми силами обратиться в Средиземном море против англичан, за спиной собственного правительства отговорив Франко встать на сторону рейха, взять Гибралтар и, таким образом, подорвать английские позиции в Средиземном море, что, вероятно, привело бы к уступкам со стороны Великобритании и помогло бы избежать роковой войны с Россией. Из имеющихся документов недвусмысленно следует, что окончательное решение превентивно напасть на Россию было принято лишь тогда, когда Гитлеру стало окончательно ясно, что он не может рассчитывать на Франко и что для него тем самым больше не существовало выбора в пользу нанесения решающего поражения Великобритании на Средиземном море. Обе акции высших функционеров рейха перечеркнули политику Гитлера в решающие моменты и послужили началом рокового развития, приведшего к поражению в войне и катастрофе эпохального масштаба. Они являются всего лишь самыми серьезными по последствиям вмешательствами так называемого «сопротивления против Гитлера».
К важнейшим германским институтам, несомненно, относилась в то время церковь. Можно подумать, что выиграть ее в союзники против атеистического большевизма было бы нетрудным делом. Дрязги с церковью, однако, не подходили для того, чтобы создать друзей в мире для рейха и его режима. При всем при том обе церкви (имеются в виду католическая и протестантская), безусловно, не хотели бы попасть под власть большевиков! С другой стороны, они также не знали, что им ожидать от диктатора Гитлера, если его господство останется неоспоримым.
Итак, отношения между церквями и режимом часто были напряженными. Идеолог в Гитлере выдвинул «тотальную претензию» на души возглавляемых им людей. Тем самым столкнул части немецкого народа, и здесь опять-таки относившиеся к элитам, — однако не только их, — в конфликты с совестью. В качестве молодого командира роты, мне было в то время 22 года, я приобрел достойный внимания опыт. В 1943 году мы формировали танковую дивизию «Гитлерюгенд». Рядовые рекрутировались в основном из уже военнообязанных членов гитлерюгенда, вызвавшихся добровольцами. За этих молодых парней убедительно просил нас, юных офицеров, Зепп Дитрих (тем временем командующий генерал танкового корпуса «Лейбштандарт»). Мы должны были бы, при всей последовательности обучения, воспринимать себя воспитателями и вожаками молодежи, да что там, даже заменять, до определенной степени, отцов.
Как-то один из моих офицеров указал мне на молодого бойца, несшего службу не с такой же веселой готовностью, как его товарищи. Речь шла о пареньке из Верхней Силезии с польским именем. Я догадывался, в чем дело, когда этот молодой человек, производивший угнетенное впечатление, доложился о себе. Он быстро преисполнился доверием и когда я спросил, что его печалит, откровенно признался — невозможность посещать мессу. Дальнейший разговор показал, он потому лишь пошел добровольцем в Ваффен-СС, что весь класс так поступил, и он не осмелился остаться в одиночестве, что он вообще-то сделал бы с удовольствием, так как СС враждебны церкви. Отец погиб. Мать предостерегла его на прощание: «Держись своей веры!» Не стоило никакого труда получить от моего командира полка разрешение отправлять молодого солдата по воскресеньям на мотоцикле в ближайшую церковь, кстати, французскую, так как мы в это время располагались на армейском полигоне во Франции. Командир был того же мнения, что и я, юноше, стоявшему перед тяжелыми эмоциональными переживаниями предстоящих боев, необходимо дать возможность исполнения обрядов его религии.
