Из тупика - Пикуль Валентин Саввич (книги онлайн читать бесплатно .txt) 📗
Щерились адъютанты над Харченкой - "советские порученцы":
- Весьма оригинальное применение женщины в железнодорожном департаменте мурманского министерства колонизации...
Когда вопрос выяснился, то имя Небольсина навело Процаренуса на кровавые размышления.
- Недобитый, - сказал. - Хорошо, я его успокою...
...Процаренус был у генерала Звегинцева по делам, когда заявился вдруг здоровенный верзила в промасленном полушубке. Бросил на стол лохматую шапку и посмотрел на всех косо.
- Вам, товарищ, меня? - спросил его Процаренус.
- Я инженер Небольсин, начальник этой дистанции. Мне сказали, что вы просили меня разыскать вас.
Процаренус посмотрел на кулаки путейца, поросшие рыжеватой шерстью, и сказал:
- Вам придется оставить дистанцию.
- Почему? - спросил Небольсин спокойно.
- Пьянствуете... развратничаете...
- Это неправда, - ответил Небольсин и показал на генерала: - Вот и Николай Иванович подтвердит, что здесь все выпивают, выпиваю и я. Это не повод для изгнания. Куда я денусь?
- Мне не нравится ваша фамилия.
- Фамилия русская, старинная. Дай бог каждому такую иметь!
- Верно, - согласился Процаренус с ехидцей. - Фамилия ваша русско-дворянско-реакционная...
- Чепуха! - смело возразил Небольсин. - Фамилия не способна делать из человека реакционера, как не способна делать из него и большевика. А то, что дворянин, - да, не спорю, виноват... Но трудящийся дворянин! Ну? Что скажете дальше? Что я рабочую кровь пью? Так я не пью ее, а, наоборот, есть такие хулиганы-рабочие, которые второй год сосут мою кровь - дворянскую!
- Вот за дворянские настроения я вас и удаляю.
- Хорошо, - согласился Небольсин, снова поворачиваясь к Звегинцеву. Перед нами сидит, - сказал инженер, - его высокопревосходительство генерал гвардейской кавалерии Звегинцев, мать коего, если не ошибаюсь, графиня Тизенгаузен, и пусть он, как главный начальник советских войск на Мурмане, уволит меня за принадлежность к касте дворянства.
Процаренус густо покраснел.
- Не за дворянство, - сказал он, оправдываясь перед генералом. - А за барские замашки... Поняли?
Небольсин не давал себя побороть.
- Простите, - ответил он. - Я стою перед вами в валенках, в полушубке, и вот моя шапка (Небольсин даже шапку ему показал). А вы, господин Процаренус, развалились передо мною на стуле в смокинге, у вас галстук. И наверное, вам пошел бы к лицу цилиндр. Мало того, вы даже не предложили мне сесть. Так, скажите теперь, кто же из нас барин? У кого барские замашки?
Звегинцев, до этого молчавший, решил вмешаться. Он сильно продул мундштук, посмотрел на божий свет через закопченную никотином дырочку и сказал:
- Небольсин, идите... Чрезвычайный комиссар введен в заблуждение вашими недоброжелателями.
Небольсин нахлобучил на макушку шапку. Долго выискивал слово, которым можно было бы побольней оскорбить Процаренуса.
- Мещанин! - сказал и быстро удалился.
Проходя мимо станции, нырнул под вагоны, чтобы сократить расстояние. И между колес лоб в лоб столкнулся с Комлевым. Оба зорко огляделись по сторонам: нет, сейчас их никто не видел.
- Комлев, - сказал Небольсин, сидя на корточках возле колеса, - если тебе что нужно, я помогу.
- Спасибо, товарищ. Ты уж не серчай, что я тебя тогда окрестил "белой тварью".
- Ты тоже прости меня за "красную сволочь".
Над ними пошел раскатываться вдоль состава звонкий перелязг букс. Вагоны тихо тронулись, и два человека (столь разных!) разошлись, ощутив тепло человеческого доверия.
На пустынном перегоне за станцией Полярный Круг, не доезжая до Керети, в штабной вагон к Процаренусу поднялись Ронек и полковник Сыромятев. Положение на дороге опять становилось катастрофическим: отряды молодой Красной Армии, еще малочисленные, сдерживали натиск озверелых лахтарей, рыскавших возле Кеми и Кандалакши, но им будет не устоять перед буреломным напором морской пехоты Англии!
Об этом Ронек и доложил Процаренусу...
За тюлевой занавеской вагона, растрепанной ветром, проступал в окне затерянный жуткий мир тундры: кочкарник, олений ягель, лопарская вежа, полет одинокой вороны над тихим озером.
- Спиридонов в Петрозаводске? - поинтересовался Процаренус.
- Он опять ушел в леса, и о нем ничего не слышно.
Сыромятев подтянулся и отрапортовал:
- Товарищ чрезвычайный комиссар, позвольте мне, кадровому офицеру, высказать свое мнение?
- Позволяю, - насторожился Процаренус.
- Я, - сказал ему Сыромятев, - все-таки верю в энтузиазм дорожных отрядов. В случае если англичане пойдут десантировать на нас с моря, мы, надеюсь, сможем отбросить их обратно.
- Ваше мнение, - отвечал Процаренус, - враждебно духу пролетарской революции. Вы чего желаете? Ввергнуть молодое социалистическое государство в войну против Антанты?
- Я не желаю этого... они этого желают.
- А собственно, кто вы такой?
Сыромятев стройно выпрямился:
- Я полковник бывшей русской армии, служил начальником пограничной охраны на Пац-реке, по берегам Варангер-фиорда и в районе Печенгских монастырей.
- А что вы здесь - у нас! - делаете?
Ронек шагнул вперед - маленький, ершистый.
- Полковник Сыромятев - военный инструктор при Красной гвардии Совжелдора. Он верой и правдой...
- Стоп! - задержал его Процаренус. - "Верой и правдой" - это слова из казарменного лексикона проклятого царского прошлого. Нам не нужны его "вера и правда"... - И повернулся к растерянному Сыромятеву: - Сдайте мандат!
Полковник не шевельнулся, стоял - как дуб, кряжистый, и медленно наливалась кровью его шея.
- Сдай мандат, контра! - заорал Процаренус.
- У меня... нет мандата.
- Как же ты служишь нам?
- Служу... на честное слово.
- У царского офицера нет честного слова!
И тогда Сыромятев пошел вперед грудью.
- Врешь! - выкрикнул. - Есть!
- Мы не удосужились выписать, - сказал Ронек.
Процаренус жестом подозвал к себе бравых "порученцев":
- Полковника - в последний вагон. Отвезем куда надо. Там он расскажет нам подробнее, каковы его "вера и правда".
- Это подлость! - Ронека даже замутило. - Как вы можете? Человек пришел в Красную Армию по доброй воле, еще до призыва всех офицеров, он честный офицер... Он - хороший человек!
Сыромятев протянул инженеру руку на прощание.
- Петр Александрович, - сказал он, - не надо меня расписывать... Лично вам и лично товарищу Спиридонову я очень многим обязан. И благодарен! Но... не огорчайтесь: я предчувствовал, что этим все и кончится для меня... Еще раз - прощайте!
Сыромятева под конвоем увели, и Процаренус взялся за Ронека:
- Ну а с вами у меня будет разговор особый... Кстати, совжелдоровец, вы большевик?
- Беспартийный большевик, - ответил ему Ронек.
- Сейчас, - продолжал Процаренус, - следом за мною пройдет на Званку французский бронепоезд. Так вот, не вздумайте дурить и перекрывать перед ним пути.
Ронек стянул с головы путейскую фуражку, погладил пальцем молоточки на скромной кокарде.
- А ведь знаете, - ответил спокойно, - я человек предусмотрительный. На всякий случай я перекрыл пути не только перед бронепоездом, но и перед вашим эшелоном тоже. Ибо мне многое не нравится в вас... Может, вы и убежденный человек. Мне, как беспартийному большевику, судить о вас не следует. Но все, что вы сделали, делаете и будете делать, - все это вносит сумбур и путаницу. Есть честные люди на дороге, которые, к сожалению, честно поверят вам.
- Вы это... пошутили? - нахмурился Процаренус.
- Увы, я серьезный человек. И мне не до шуток.
- Французский бронепоезд должен пройти. Я дал слово в Мурманске местному совдепу. И не только совдепу, а и... выше!
- А я дал слово своей совести, что задержу его. Любыми средствами: петардами, завалами, винтовками, гранатами, камнями... Вас я задержу тоже, - закончил Ронек тихо.
