Князь. Записки стукача - Радзинский Эдвард Станиславович (читать полностью книгу без регистрации txt) 📗
Я прибыл в Аничков, когда Цесаревич уже уехал в Михайловский Манеж.
Уехал рано. Видно, его предупредил Лорис, и он отправился в Манеж длинным кружным путем через Лиговский проспект, где находился тогда кабинет Победоносцева.
В это время в Аничковом дворце появился старый воспитатель Цесаревича, граф Перовский. Родственник Сонечки…
Оказалось, утром к Перовскому пришел полицмейстер Дворжицкий, обычно сопровождающий поездки Государя. Откуда-то Дворжицкий получил точные сведения, что сегодня на Малой Садовой на обратном пути будет взорвана мина. Дворжицкий очень тревожился за Государя и, думаю, за себя. Ведь он в санях должен сопровождать Государя, и если взрыв – ему тоже не сдобровать. Дворжицкий вчера попытался переговорить с министром Адлербергом. Но тот ответил ему: «На днях Государь строго крикнул мне: «Слушай, Адлерберг! Я тебе уже не раз говорил и еще раз приказываю: не смей мне ничего докладывать о готовящихся нападениях, оставь меня в покое. Если узнаете – принимайте любые меры, какие сочтете необходимыми. На то есть вы – ты, Дворжицкий, Кириллов и Лорис. А я хочу остаток жизни по воле Божьей прожить в покое!» После такого, к тому же в такой резкой форме данного приказания как я могу настаивать на отмене выезда?»
Выслушав рассказ Перовского, Минни испуганно заметалась:
– А что, если бомбу взорвут в Манеже?
Она попросила меня ехать немедля в Зимний и упросить Коха настоять на отмене поездки Государя в Манеж.
Кох – остзейский немец (их было много при русском дворе), очень честный, очень исполнительный… Покойный Государь Николай Павлович, славивший все русское, тем не менее сурово наказывал любого, кто смел говорить о немецком засилье. Он очень ценил немецкую исполнительность. Мне же всегда было жалко немцев. Жизнь в нашем неисполнительном государстве для них – пытка. Они вечно предлагают что-то разумное – оно принимается и всегда не исполняется… Они сердятся, доказывают, как это не выгодно, не понимая, в какой щедрой стране живут. Кох неоднократно предлагал разумные меры по созданию, как он писал, «эффективной царской охраны»… Но все это где-то застревало, и он очень мучился.
Я его знал по карточной игре. Бережливый немец всегда присутствовал, сам играл только по маленькой и очень уважал меня за большие проигрыши.
Зимний дворец, 12.45
Я немедля отправился в Зимний исполнять поручение Цесаревны.
В глубине души я тоже боялся. Но опоздал… Я подъехал ко дворцу, когда карета Государя уже отъезжала – окруженная шестеркой терских казаков на лошадях, седьмой сидел на козлах рядом с кучером.
За царской каретой следовали двое саней охраны. В первых находился тучный, огромный, в шинели с серебряными погонами полицмейстер полковник Адриан Иванович Дворжицкий, за ним ехали сани моего знакомца, начальника охранной стражи царя капитана Коха с полицейскими… Кох помахал мне рукой.
Царская карета проезжала как раз мимо меня, и я услышал грассирующий голос Государя, обращенный к кучеру:
– В Манеж – через Певческий мост.
Это означало, что Государь отправился в Манеж через Екатерининский канал.
Я поехал следом… Помню, ветер с Невы гулял даже внутри моего экипажа. Холодное солнце все время выплывало из-за туч…
Наметанным глазом я с изумлением отметил отсутствие кирилловских филеров на канале. Только несколько полицейских лениво прохаживались вдоль него…
Но по мере приближения к Манежу я увидел десятки агентов и цепи полицейских. При въезде на Малую Садовую стояла конная полиция.
Государь прошел в Манеж, прогремело «Ура!». Но меня внутрь не пустили. Я представился жандармскому полковнику и объяснил, что должен поговорить с Цесаревичем… Тот вздохнул и произнес наше любимое: «Все понимаю, но таков сегодня строжайший приказ – никого не пускать в Манеж, кроме персон, указанных в списках».
Через распахнутые двери я видел обычное воскресное разноцветье – мундиры, эполеты, аксельбанты, каски кавалергардов…
Для развода были построены батальон лейб-гвардии резервного пехотного полка и лейб-гвардии саперный батальон.
Загремел марш, и жандарм решительно надвинулся на меня. Огромные двери, похожие на ворота, затворились.
Мне пришлось отыскивать свою карету – ее отогнали. Как объяснил мне жандарм, у Манежа запрещено ставить экипажи. Вокруг стояло множество полицейских – это меня несколько успокоило.
Я увидел экипаж Государя, спешившихся казаков возле него – с лошадями под уздцы, и сани, в которых сидел Дворжицкий. В них был запряжен огромный мерин – серый в яблоках.
Ждали окончания развода.
Я решил вернуться на Екатерининский канал, меня волновало это отсутствие должного количества полицейских на нем.
Недалеко у поворота на Малую Садовую я увидел двух молодых людей, показавшихся мне знакомыми. Один – совсем молоденький, с белым кулечком в руках – сидел на скамейке, а другой – постарше, рабочего вида, в пальто, стоял с портфелем. Они беседовали…
Недалеко от них – цепь полицейских. Два верховых казака караулили въезд на Малую Садовую.
Я так и не успел вспомнить, где видел эту парочку, ибо в двух шагах появилась Сонечка. В прелестной коротенькой шубке, совсем похожая на девочку, она шла, нервно теребя батистовый платочек… Увидев меня, мило улыбнулась.
– Пришли посмотреть представление! Как-то непривычно видеть вас не в экипаже. Не хотите ли сопроводить меня? Я вам кое-что покажу любопытное.
И взяла под руку. Мы свернули на Малую Садовую…
Шел первый час пополудни.
Подошли к тому дому, через подворотню вошли во двор. В полуподвальное окно был виден человек, сидящий у стола. Я его узнал, я видел его в Липецке – грубое круглое лицо мастерового резко выделялось на фоне породистых тонких дворянских лиц.
– Видите, это наш Фроленко… преспокойно завтракает, – и она весело расхохоталась.
Действительно, перед ним стояла бутылка вина, он уплетал бутерброд.
– Через полчаса соединит шнур и погибнет под развалинами этой лавки.
Вот что такое бесстрашие! Будет ли когда-нибудь написана правда об этих героях?
У нее горели глаза… Она по-прежнему опиралась на мою руку, и я чувствовал её маленькое тело.
– Где-то в два с небольшим все будет кончено… Уже вечером начнутся беспорядки, которые перетекут в восстание… Тяжелый кошмар, висевший над Россией, прервется. Сколько жизней отдала молодая Россия, чтоб увидеть этот день! Спать хочется чертовски. Сегодня не спали всю ночь, а утром устанавливали мину. – И добавила, смешно сморщив упрямый лобик: – Ничего, выспимся после Революции… Вы помните? Сразу после казни тирана я буду ждать вас в кондитерской Беранже, – засмеялась. – Обожаю сладкое! Отпразднуем.
Все это было странно, неправдоподобно бытово… Девочка в шубке весело рассуждала об убийстве царя, будущий самоубийца Фроленко с утренним аппетитом уплетал свою колбасу, как-то насмешливо поглядывая: дескать, у вас заботы, а у меня уже никаких, я уж попрощался с ними… я уже на пути туда!
Мы вернулись к Невскому.
На выезде с Садовой конные жандармы переговаривались, один что-то рассказывал товарищу, оба они смеялись.
– А как он поедет – застывшими мумиями станут на конях… Знаешь, Андрюша (Желябов) мечтал: если взрывом царя не убьет, нужно броситься к карете – и зарезать его ножом… Ну ладно, до свидания. Ты пока пообедай… Мужчины без еды не могут. Даже перед смертью. Вот мы можем… Только советую: обедай подальше отсюда. Здесь все разнесет.
И пошла не оглядываясь.
Я действительно зашел в гостиницу «Европейскую» – там отличный ресторан… Когда я вышел, развод уже окончился. Все было тихо. Я понял, что царь, как и условлено, не поехал через Садовую, а отправился в Зимний через Екатерининский канал…
