Герои и антигерои Отечества (Сборник) - Чуев Феликс Иванович (лучшие книги читать онлайн TXT) 📗
— Почему сидели ученые? Стечкин? Туполев? Королев?
— Много болтали лишнего. И круг их знакомств, как и следовало ожидать. Они ведь не поддерживали нас. В значительной степени наша русская интеллигенция была связана с зажиточным крестьянством, у которого прокулацкие настроения — страна-то крестьянская. Туполевы — они были в свое время очень серьезным вопросом для нас. Они из той интеллигенции, которая очень нужна Советской власти, но в душе они — против и по линии личных связей они опасную и разлагающую работу вели, и даже, если не вели, то дышали этим, да и не могли иначе! Требовалось время, чтобы приблизить их к новому строю. Иван Петрович Павлов говорил студентам:
— Вот из-за кого нам плохо живется, — и указывал на портреты Ленина и Сталина.
Этого открытого противника легко понять, а с другими было сложнее. Теперь, когда многие из них в славе, это одно, а тогда ведь интеллигенция, в основном, отрицательно относилась к Советской власти. Вот тут надо найти способ, как этим делом овладеть. Чекистам приказали: обеспечьте их самыми лучшими условиями, кормите их пирожными, по пусть работают, конструируют нужные стране военные вещи. Не пропагандой, а своим личным влиянием они опасны, и не считаться с тем, что в трудный момент они могут стать особенно опасны, тоже нельзя. Без этого в политике не обойдешься. Своими руками они коммунизм не смогут построить. Что Туполев? Из ближайших друзей Ленина ни одного около Ленина в конце концов не оказалось, достаточно преданного партии. Кроме Сталина. И того Ленин критиковал.
Конечно, мы наломали дров. Сказать, что Сталин об этом ничего не знал, — абсурд, сказать, что он один за это отвечает, — неверно. Если обвинять во всем одного Сталина, то тогда он один и социализм построил, и воину выиграл. А вы назовите того, кто меньше, чем Сталин, ошибался? Сыграл свою роль наш партийный карьеризм — каждый держится за свое место. И потом у нас если уж проводится какая-то кампания, то проводится упорно, до конца. И масштабы, и возможности большие. Контроль над органами был недостаточным.
Таково мнение одного из тех, кто стоял у руля нашего государства в самые трудные его периоды. Не будем никому навязывать это мнение, так же, как и другие, противоположные. Пусть родится истина.
…На столе Молотова — книги, журналы. Художественная, политическая, экономическая литература. «Я читаю медленно, — говорит Молотов. — Вот Ленин и Сталин умели быстро. Не знаю, большое ли это достоинство, но я всегда завидовал тем, кто умеет быстро читать».
Он привык много работать. Сидит за столом или стоит за конторкой. Высокий лоб, белые виски, седые усы. Карие глаза. Что-то ленинское есть во всем его облике, в поведении, в неброской домашней обстановке (любой чиновник средней руки сейчас живет с большим размахом), в личной скромности, в манере разговаривать с людьми («Товарищ Феликс пришел?»), да и в умении преодолевать трудности. А сколько их было на пути этого человека, который сам — живая история. 11 лет он возглавлял Советское правительство.
— У меня есть одна неясность, Вячеслав Михайлович.
— Только одна? У меня их гораздо больше.
Я спрашиваю его о предвоенных переговорах с Риббентропом и Гитлером.
«Было дело под Полтавой, — улыбается Молотов. О врагах он умеет говорить едко, саркастично: — Гитлер играл во время переговоров, пытался произвести впечатление. Он был умен, но все-таки ограничен, слеп в силу нелепости своей изначальной идеи. Он меня все агитировал, как бы нам вместе, Германии и Советскому Союзу, выступить против Англии, — дескать, Англия ничтожный остров, а владеет половиной мира. Разве это допустимо? Я ему ответил, что, конечно, это безобразие, и я ему очень сочувствую. А когда прощались, он сказал мне:
— Я понимаю, что история навеки запомнит Сталина. Но она запомнит и меня.
— Да, конечно, запомнит, — ответил я.
Ощущалось, что он побаивается Сталина как личности.
— Видел всю их компанию — Геринга, Гесса, Геббельса, ну и, конечно, Риббентропа — тот вообще меня своим другим называл. Это 1940-й. А годом раньше, в 1939-м, Риббентроп приезжал к нам подписывать Пакт о ненападении, и, когда подписали. Сталин поднял бокал шампанского:
— Выпьем за нового антикоминтерновца Сталина! — так, с иронией, с издевкой сказал.
Риббентроп тут же бросился к телефону, это было в моем кабинете, передать слова Сталина Гитлеру. Тот ему в ответ: „Мой гениальный министр иностранных дел!“ А Сталин едва заметно подмигнул мне…
Нам очень хотелось оттянуть войну и почти на два года это удалось, а на больший срок, к сожалению, не получилось. Пытались увеличить и время, и пространство. С нами воссоединились Западная Украина и Западная Белоруссия, Прибалтика и Бессарабия. Условия жизни в стране были трудными, а мы требовали: „Давай, давай!“ Давай производительность труда, давай то, давай это — Шла упорная подготовка к войне, но все учесть и успеть было просто невозможно, а страна работала без выходных, и струна напряжения и терпения у нашего народа была натянута до предела.
Вечером 22 июня 1941 года мы собрали Политбюро. Разъехались и снова собрались. Потом я пошел к себе в кабинет, этажом выше, а часа в два ночи мне позвонили из секретариата Сталина, сообщили, что германский посол Шуленбург просит его принять. Все стало ясно. Как правило, послы министрам иностранных дел по ночам не звонят. К тому же звонок из секретариата Сталина свидетельствовал, что Сталин об этом знает. Шуленбург пришел ко мне со своим переводчиком статс-секретарем посольства Хильгером, и тот при вручении ноты об объявлении войны прослезился. В некоторых книгах этот момент приводится неточно, но ведь Шуленбурга принимал я, а не авторы этих книг. Мы со Сталиным поехали в Наркомат обороны, где Сталин крепко поговорил с Тимошенко и Жуковым».
В 12 часов дня Молотов от имени Советского правительства выступил по радио с Центрального телеграфа на улице Горького:
— Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами. «Текст выступления был подготовлен вместе со Сталиным. Мы решили, что Сталин выступит, когда прояснится боевая обстановка».
Всю войну Молотов был Первым и единственным заместителем Председателя Государственного Комитета Обороны и народным комиссаром по иностранным делам. Пришлось поработать для создания антигитлеровской коалиции, вынудить капиталистов помогать нам, «бежать с нами в одной упряжке», как он сам говорит. Даже один его полет в Англию и США в 1942 году над территорией, занятой врагом, можно назвать героическим. На приеме в честь Победы первый тост Верховного был:
— За нашего Вячеслава!
Тем самым Сталин подчеркнул выдающуюся роль советской дипломатии в годы войны.
«Дипломатия дипломатией, — подмигивает Молотов, — но нам и армия неплохо помогала. Если б не она, никакие дипломаты ничего б не сделали». Это, конечно, верно, и все-таки… Я держу фотографию в зеленой рамке с надписью по-английски: «Моему другу Вячеславу Молотову от Франклина Рузвельта. 30 мая 1942 г.». Вспоминаются слова английского премьера Черчилля о том, что когда умрет Молотов, то все великие дипломаты мира, если существует тот свет, сочтут за честь пригласить его в свою компанию… Однако союзники со Вторым фронтом не спешили и своих солдат нам не давали. «Черчилль мне говорит: вы возьмите свои войска с Кавказа, а мы туда введем свои и будем охранять вашу нефть. Вот так. И с Мурманском так же предлагали поступить. А Рузвельт — с Дальним Востоком. Только б самим не воевать».
Он не любит говорить о своей роли в войне. «У меня тут заслуг не много. Я ничего особенного не сделал». Надо добавить, что Золотую звезду Героя Социалистического Труда он получил в 1943 году за успешное руководство производством танков в стране. В 1941-м ездил на Западный фронт назначать вместо Конева — Жукова, и тот поправил дело. Был в Ленинграде за несколько дней до начала блокады. В Череповец прилетел на самолете, до Мги добирался на поезде, дальше путь был разбит, и в Ленинград приехал на дрезине. В Москву вернулся, когда блокадное кольцо замкнулось, и пришлось лететь над Ладожским озером. После этой поездки Сталин назначил Жукова командующим Ленинградским фронтом. «Из военных он у нас был наиболее заметным, — говорит Молотов. — Он и Рокоссовский».
