Месть Танатоса - Гавен Михель (книги бесплатно без TXT) 📗
И все же она боролась. Начался налет. В кромешной тьме лучи прожекторов чертили небо — метались, освещая падение снарядов, рассекали своими негнущимися лезвиями гигантские руины города. Бомбы падали совсем рядом. Но ни Алик, ни Скорцени, ни тем более Маренн не обращали внимания на опасность.
В комнате горел свет, маскировочные шторы едва задернули. Бомба в любой момент могла угодить туда, где они находились. Но никто не думал об этом. Помыслы всех троих сосредоточились на Ирме. Она умирала. От маленького, почти смешного осколка, — она умирала…
Алик рвался в комнату. Скорцени с трудом удерживал его. Неожиданно Ирма открыла глаза. Ухватившись за мелькнувшую надежду, Маренн склонилась над ней, но тут же поняла — Ирма не узнает ее.
Глаза подруги потемнели и были странно расширены… Она не видела Маренн, не видела окружающей обстановки в комнате… Перед ее глазами плыл какой-то пустынный берег, а вместо гула падающих бомб откуда-то издалека доносились звуки танго — она пела его в юности, в ресторанчике, когда работала там ночной певицей. Танго разбитого сердца…
Пустынный берег вдруг оживился. Вспыхнули мириады искр, и из самой глубины ее видений пронесся сверкающий луч. Все закружилось перед глазами. Лица, лица — много лиц. Знакомых и незнакомых… Среди толпы Ирма увидела себя — гораздо моложе, совсем девчонкой, в легком, белом платье. Что это? Свадьба? А где же жених? Нет-нет…
Сверкающий бал тридцати пяти лет ее жизни кружился вокруг нее. Она увидела своих родителей. Они держали ее на руках — еще малышку. А были ли у нее родители? Какие они были? Они ли это .— Ирма не знала. Люди, множество людей, тянули к ней руки, кто-то хотел ее ударить, ущипнуть — насмешки, гомон и молчаливое страдание в собственных глазах. Она смотрела на себя, как на чужую. Кто это? Я? А кто они все, вокруг?
Но вот она увидела Алика. Не в черной форме, как последние годы, — в простой темной рубашке, как когда-то во время его работы в порту, в запачканных машинным маслом брюках. Он пробирается к ней, чтобы спасти, отнять у отвратительных, скользких, хищных, когтистых рук, которые терзают ее. Вот он уже совсем рядом. Алик! Она бросается к нему… И все меркнет. Опять — пустота. И мрак. Свет гаснет. Темная тень поднимается впереди и надвигается, надвигается на нее… Алик! Где Алик? Алик! Она узнала… Нет! Только не он! Господи, где Алик! Нет!!
— Ирма, Ирма, успокойся…
Кажется, это Маренн. Она узнала ее голос. Что-то прояснилось у нее в мозгу, Ирма обвела глазами комнату. Где это она? Нет, это не дома, и не в Шарите… Впрочем, какая разница. Рядом — Маренн. Она видит ее, узнает. Разжав побелевшие губы, она шепчет, обращаясь к подруге: «Ты была права, мне не надо было ходить. Я скоро умру…»
— Не говори так, — Маренн заставляет себя ободряюще улыбнуться. — Скоро все будет хорошо. Алик вернулся. Он здесь, — увы, она не видит радости в глазах Ирмы.
— Не надо, — Ирма устало опускает веки, — я все понимаю. Я чувствую… Где Алик? Позови его…
Алик вошел, присел на кровать… Увидев его, Ирма попыталась улыбнуться и приподняться, но у нее уже не было сил. Тогда она сделала ему знак, чтобы он наклонился к ней. Цепляясь слабеющими пальцами за его руку, она прошептала:
— Мне больше некуда отступать. И ничего больше нельзя скрывать. Я должна тебе сказать… Послушай меня…
Стараясь сдержать слезы, нахлынувшие на глаза, он сжал ладонь жены в своих руках.
— Не надо, милая, береги силы, — проговорил изменившимся, потухшим голосом.
— Нет, — возразила Ирма, — не могу же я всё это взять с собой. Я буду мучиться в аду. А я так хочу покоя. Я так устала… Я больше не могу хранить в себе. Поверь, не случись со мной этого, я все равно бы призналась — я больше не могла терпеть. Для того и ждала тебя… Теперь уж все равно. Мне надо очистить душу. Как же я пойду к Богу?
— Ирма, — Алик старался держать себя в руках, но голос его дрожал.
— Молчи, — прервала она его, — у тебя много времени, а я могу не успеть. Я виновата перед тобой. Я хочу, чтобы ты знал это. Чтобы услышал от меня, а не через злорадствующих сплетников. Я изменила тебе. Твоя Ирма, верная, любимая, преданная, идеальная Ирма изменила тебе, — она буквально выдавливала из себя слова, — я была любовницей Гейдриха, долго… — она задрожала, слова будто застряли у нее в горле. Она не могла говорить дальше…
— Я знал, — ответил Алик, избавляя ее от муки признания, и нежно погладил ее по щеке, — я все давно знал. И простил. Напрасно ты переживала — мне не обязательно слышать это из твоих уст. Я все знал с самого начала, и когда смог, рассчитался с ним. Но если ты желаешь, я повторю еще раз. Я давно простил и всегда любил тебя, люблю…
— Но я, — продолжила она, перебивая, — я ждала от него ребенка. Я сама избавилась, и поэтому… — она запнулась, снова задрожав, — больше не могла иметь детей… Наших детей…
— Глупенькая ты моя, — Алик ласково провел рукой по ее волосам, но по щеке его скатилась слеза. — Зачем сейчас обо всем этом? Зачем?
— Скажи еще раз, что ты простил меня…
— Я же сказал. Разве ты не чувствовала раньше?
— И обещай мне, — Ирма торопилась: она открыла глаза — полные скрытой боли, они казались черными и бездонными, — обещай, что позаботишься о Маренн, — она задыхалась, смерть подошла совсем близко, — обещай, что сделаешь для нее то, что сделал бы для меня. Обещай…
— Я обещаю…
Она затихла на мгновение. Казалось, она заснула. Но вдруг выгнулась — по телу пробежала судорога. Глаза страшно, широко раскрылись. Она глотала ртом воздух. Маренн стояла недалеко. Она прижалась лицом к груди Скорцени, чтобы Ирма не видела ее слез. Обернувшись, она подбежала к подруге. Ирма хрипела, на губах ее выступила пена…
— Ирма! — Алик в отчаянии подхватил жену на руки, прижал к груди, словно желал своей жизнью, своим дыханием остановить уходящие мгновения, теплом своего тела согреть холодеющую плоть и продлить жизнь любимой.
— Ирма!
Она напряглась — ее снова скрутила судорога. Вся сжалась, потом вытянулась как струна и… ослабла, повисла в его руках, как тряпичная кукла. Голова безвольно откинулась, безжизненно опали руки…
— Ирма! — Алик прижался губами к ее губам — впервые за двадцать лет она не ответила на его поцелуй. Ответом ему принеся с ее губ бездыханный холод смерти.
— Положи ее на кровать! — вытерев слезы, приказала Маренн. Еще несколько минут она пыталась вернуть Ирму к жизни.Но — бесполезно. Ирма умерла. Выронив инструмент, Маренн сжала ладонями виски и задыхаясь от подступивших рыданий, отошла от кровати. Она столько раз помогала ей… А сейчас… В самый нужный момент — не смогла… «Против смерти нет лекарства, — говорил когда-то один из ее учителей. — Против болезни — есть, но против смерти — нет…» В который уже раз за последние несколько лет она вспомнила его слова…
Скорцени усадил Маренн на стул. Он был бледен. Скулы на его лице дрожали, в глазах тоже стояли слезы. Он подошел к Алику. Остановившимся взглядом тот неотрывно смотрел на безжизненное тело своей жены…
— Она сейчас встанет, Отто, — тихо проговорил он, не глядя на Скорцени. — Сейчас встанет… Полежит не-4 много и встанет… И мы поедем, все вместе поедем… Ведь надо уже ехать… — он протянул руку. Провел пальцами по волосам, щеке, плечам…
— Ирма, — позвал он жену, — ну, хватит, Ирма. Ты слышишь, это я. Вставай! Проснись, нам надо ехать, присев рядом, он уговаривал ее как ребенка: — Ирма… — и, вдруг сорвавшись, закричал: — Я не верю! Сволочи! Этого не может быть! Я не верю!
Обернулся. Увидев Маренн, накинулся на нее:
— Что ты сидишь? Что ты без толку сидишь здесь? Сделай что-нибудь, наконец! — Маренн, плача, отвернулась. Скорцени силой отвел Алика от нее. Но высвободившись из его рук, Алик поднял зеркало, стоявшее невдалеке на столике, и разбил его об пол, потом начал громить все вокруг, схватился за пистолет…
Подбежав, Скорцени, как в смирительную рубашку, заключил друга в свои сильные объятия. В его руках Алик беззвучно содрогался — без слез, без всхлипываний. Потом затих…
