Райская птичка - Гузман Трейси (читать полные книги онлайн бесплатно txt, fb2) 📗
– Скажу больше, Стивен, у тебя на несколько дней вперед ничего не записано.
– Это, наверное, я виноват, – отозвался Стивен, перерывая ворох отчетов по консервации и жирных оберток из-под сэндвичей в углу стола. – Не синхронизировал календарь. Как раз собирался сделать это. Так что сегодня будет проблематично.
– Для него это очень важно.
Стивен попытался представить Крэнстона у стола секретарши с этой мольбой на устах. «Для меня это очень важно, Сильвия». Вряд ли. Возможно, Сильвия по собственной инициативе внесла эту встречу в распорядок Крэнстона, чтобы подорвать его доверие к Стивену. Однако он заметил в тоне Сильвии рассеянную нотку, означавшую, что ее внимание ослабевает. Возможно, в ее поле зрения попал какой-нибудь другой несчастный. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, черт, пожалуйста. Стивен больно, до крови прикусил нижнюю губу.
– Если сегодня у тебя никак не получается, думаю, я смогу записать тебя на завтрашнее утро.
– Секундочку, я проверю, – он полистал пустые страницы своего расписания. – Да, так мне будет удобнее, Сильвия. Запишу встречу с ним на утро. Пока.
Он повесил трубку, выждал секунду, потом снова сорвал ее с рычага и сунул в верхний ящик письменного стола. А в отрывном блокноте сделал короткую пометку: «Купить цветок в горшке».
Четыре года расплачиваться за ошибку, на совершение которой ушло меньше минуты. Свою ах какую перспективную карьеру Стивен загубил своими же руками. А может, и не только своими. Он не знал, что Хлоя замужем, по крайней мере не позволял себе задумываться о такой возможности. А уж за кем она замужем, он не знал и подавно. Она не вела себя, как замужняя женщина, хотя теперь, оглядываясь назад, Стивен толком бы не объяснил, каким ему представлялось поведение замужних женщин, кроме очевидного предположения о том, что они должны хранить верность мужу. «Весьма прискорбное упущение», – сказал он ей по мобильному, стоя перед зданием своего – бывшего – офиса в ожидании такси, со всеми пожитками в картонной коробке.
Стивен был в кабинете ее мужа, которого недавно назначили руководителем по закупкам нью-йоркского отделения «Фойлс», то есть новым начальником Стивена, перелистывал портфолио с фотографиями материала, который должны были выставить на аукцион на будущей неделе, и, оторвав взгляд от пары севрских ваз [7] из твердого фарфора, датированных приблизительно 1770 годом, увидел перед собой лицо Хлои, строго взиравшей на него из фоторамки на полке.
– Это Хлоя, – сказал Стивен.
– Вы ее знаете? – спросил начальник.
– Она моя девушка, – машинально ответил Стивен, не сумев скрыть довольной улыбки. Начальник ошарашенно уставился на него, но он не прислушался к тревожному зуммеру на окраинах мыслей и затарахтел дальше, неосознанно подливая масла в огонь. Он решил, что хозяин кабинета дорожит не фотографией, а рамкой, созданной примерно в 1850 году и выполненной в стиле раннего романтизма – серая глина в сверкающей позолоте, овал из цветов и листьев с глубоким дном и вогнутой внешней кромкой; в идеальном состоянии, не считая микротрещины по дну. Стивен мог бы позавидовать обладателю такого произведения искусства, если бы уже не владел тем, что находилось внутри рамки. Короче говоря, он открыл рот и тем самым подписал себе приговор.
Увидев фотографию Хлои, Стивен уже не в первый раз осознал необходимость превосходной степени прилагательных и почувствовал фатальную гордость, сопутствующую приобретению чего-либо прекрасного. Он ощущал мягкую округлость ее щеки под пальцем, порхал мизинцем по веснушкам на ее носике. Он чувствовал экзотический запах ее духов, франжипани [8], от которого делалось немного дурно, как на море. «В Австралии этот цветок называют пальцем мертвеца», – прошептала однажды Хлоя, прижимаясь к нему под накрахмаленной гостиничной простыней, укрывавшей их по плечи. Стивена бросало в дрожь, когда ее темные волосы касались его груди. Что он знал о счастье до нее?
Стивен наблюдал, как другие мужчины провожают ее глазами, когда он и Хлоя пробираются к своему столику в ресторане, замечал, как они едва заметно оборачиваются на улице, а потом бросают оценивающий взгляд в его сторону. Они удивлялись его везению. Он сам удивлялся. Когда он спросил Хлою, почему она с ним, та просто сказала: «Ты умнее». Если ему и пришло в голову спросить, умнее кого, он задушил эту мысль в зародыше, не желая знать, конкретный или абстрактный этот «кто-то». Хлоя была с ним, и этого было достаточно. Раз его назначили более привлекательным, так тому и быть.
Но когда они были не вместе, его преследовала гремучая смесь недоумения, подозрений и полной растерянности, даже оторопи перед лицом собственного счастья. Растерянность оказалась настолько полной, что он вовремя не задался вопросом, как фотография Хлои очутилась в серванте его босса.
– Как ты мог, черт тебя подери? – спросила она тоном, который встревожил Стивена.
– Как я мог? Позволь напомнить, что из нас двоих в браке, как оказалось, состоишь ты. Он задал мне вопрос. Я что, должен был соврать? И потом, ты упускаешь из виду более важный момент. Меня уволили. Выгнали. Три года я нарабатывал себе репутацию в одном из лучших аукционных домов, и все эти три года пошли насмарку.
– Нет, это ты упускаешь из виду важный момент. Разумеется, ты должен был соврать. Любой другой понял бы это. Как можно было сказать ему, что я твоя девушка?
– Ну, во-первых, я не понимал, кому это говорю. Но теперь он знает. Это так страшно? Терпеть не могу указывать на очевидное, но, как-никак, ты и есть моя девушка.
В тишине, повисшей перед тем, как она ответила, Стивену все стало ужасающе ясно.
– Неужели до тебя не доходит, что ты натворил, Стивен? Как можно быть таким непонятливым?
По меньшей мере это было объяснимо. Стивен с рождения обладал исключительным даром натыкаться на недоразумения, особенно в том, что касалось женщин: их желаний, их потребностей, их образа мыслей. Даже родная мать иногда смотрела на него так, будто он ей не сын, а чужеродное существо, вторгшееся в ее дом. «С чего ты взял, что я имела в виду это?» – спрашивала она. В такие минуты Стивен жалел, что он единственный ребенок в семье и у него нет сестры, которая могла бы помочь ему расшифровать непостижимый язык женщин.
Он отмахивался от шушуканья за спиной, громкость которых позволяла расслышать: «…использовала его, знала, что такой выбор будет унизителен для мужа, сводила счеты…», и сосредотачивался на тех воспоминаниях, которые нельзя было задним умом раздробить на расчетливые, двуличные поступки: Хлоя переплетает его пальцы со своими, когда они гуляют по полночному Центральному парку; Хлоя закусывает нижнюю губу, поправляя ему галстук (вид, от которого он каждый раз терял голову); Хлоя набивает его карманы леденцами от кашля, они идут в кинотеатр и уединяются на последнем ряду, где его рука может гулять по ее бедру незамеченной…
За отставкой (как Стивен в конечном итоге стал это называть) и разрывом с Хлоей последовало девять не менее унизительных месяцев, в течение которых он искал работу – с энтузиазмом, потом без него, а потом и вовсе никак. Будучи меценатом, воеводой местных политиканов и заправилой любых громких дел, муж Хлои за ответным словом в карман не полез. Стивену быстро перекрыли доступ к любой работе, к любому будущему, которое он мог бы счесть достойным. Ему уже не предложат хорошей кураторской должности в крупном музее, и ни одна компания из первых пятисот в списке журнала «Fortune» не доверит ему руководить закупками. Он не будет управлять командой реставраторов и выступать с речами в Американском институте консервации произведений искусства и исторических ценностей. И хотя Стивен не представлял себя лектором за кафедрой (он испытывал неприязнь к людям, если те собирались в группы больше чем по пять человек), его научные перспективы выглядели столь же мрачными. И что хуже всего, он больше не работал в самом престижном аукционном доме города. По меньшей мере самом престижном с тех пор, как скандалы запятнали репутацию «Кристис» и «Сотбис».
