Послеполуденная Изабель - Кеннеди Дуглас (читать книги без txt, fb2) 📗

– Доставили пять минут назад, – сказал он. – Вам повезло… или нет.

Понятное дело, ведь телеграмма всегда является источником хороших или плохих новостей.

Я вскрыл конверт. И прочитал.

Во второй половине дня.

Видимо, такова уж наша судьба. Изабель снова пыталась сказать: это все, что я могу тебе дать. Я отбросил ненавистную мысль. Заменив ее осознанием:

Она впускает тебя обратно.

Я сунул телеграмму в карман. Спросил у парня за стойкой разрешения оставить сумку еще на несколько часов и пошел в туристическое агентство, где покупал билет на корабль. Мне позволили за небольшую плату обменять его на билет в вагон второго класса на вечерний поезд до Парижа. Затем я поспешил на почту и отправил телеграмму.

Вернусь в Париж завтра поздно вечером. Je t’embrasse fort 55.

Я позвонил в гостиницу, где проживал в Париже. Администратор сказал, что мой прежний номер освободится завтрашним вечером. Я забронировал его на следующие десять ночей. Осталось решить последний бытовой вопрос. Найти офис TWA 56 и забронировать билет на обратный рейс в Штаты. С вылетом через одиннадцать дней. Беспосадочный перелет из Парижа в Нью-Йорк на «Боинге-707», затем стыковочный рейс в Миннеаполис. Моя летняя подработка начиналась первого июня. Секретарь судьи написала мне в Париж через «Американ Экспресс» за несколько недель до моего бегства, сообщив, что нашла мне жилье в небольшом отеле прямо напротив офиса судьи; и что я буду работать сорок часов в неделю, получая сто долларов; проживание в отеле оплатит фирма, но все остальные расходы предстоит покрывать из моего еженедельного жалованья. Как же мне тогда хотелось написать в ответ: «К черту эту вашу должность клерка. Я и в Париже проживу по дешевке». Мне ли не знать, что откажись я от работы, подав уведомление в такой короткий срок, это может стать черной меткой в моем будущем резюме юриста. Так что я отбил ответную телеграмму:

Прибываю, как условлено, 30 мая, готов приступить к работе у судьи Холмкриста со следующего утра. С нетерпением ожидаю этой прекрасной возможности.

Лжец, лжец.

Но мы делаем то, что должны делать, чтобы выполнить свои обязательства, в надежде, что это каким-то образом продвинет нас вперед.

Тревожность свободы.

И я возвращался ко всем обязательствам, которые взвалил на себя.

Но сначала…

Поезд до Парижа, целая ночь и целый день в пути. Я купил спальное место. Но спал урывками.

Севернее Мюнхена я вышел из спального вагона. Пересадка на другой поезд. Теперь мне предстояло трястись на узком сиденье в вагоне второго класса одиннадцать часов до Парижа. И вот La Gare de l’Est, Восточный вокзал, в конце дня. Ранняя весна, прозрачный солнечный свет, струящийся сквозь стекло скошенной крыши. Я прошел мимо двух телефонных будок. Но звонить не стал.

– Месье Сэм!

Так приветствовал меня Омар, когда я втащил себя и свой рюкзак в крошечное лобби отеля. Он даже расцеловал меня в обе щеки.

– Как жизнь, Омар?

– Как обычно. Ничего не меняется.

Моя бывшая комната. Я распаковал вещи, схватил одно из тонких банных полотенец, побрел по коридору в душ и смыл с себя шестнадцать часов пути.

На следующее утро в Le Select хозяин вручил мне вчерашний номер «Геральд трибюн» и телефон. Когда диск-рулетка семь раз повернулся по часовой стрелке, рядом со мной появился мой стандартный завтрак – un citron pressé, un croissant, un express. Я закрыл глаза, вслушиваясь в телефонные гудки. Один. Два, три, четыре, пять, шесть… проклятье, ее нет дома. Семь, восемь, девять…

– Алло?

Голос запыхавшийся, как будто она только что ворвалась в комнату.

– Изабель?

– Сэм?

– Да, это я.

– Как вовремя.

– В пять, как обычно?

– О да.

Я отсиделся в кинотеатре. Заглянул в книжный магазин. Я пытался подавить тревогу; этот непрекращающийся страх, который сидел во мне с самого детства, – страх быть отвергнутым.

В витрине издательства возле ее дома были выставлены все те же книги. Мне не нужно было сверяться с записной книжкой, чтобы уточнить код дверного замка. Он был выгравирован внутри. Дверь открылась со щелчком. Я пересек двор. Добрался до Escalier С 57. Нажал кнопку звонка рядом с ее именем на табличке. Жужжание. Меня впустили внутрь.

– Привет…

Ее голос донесся сверху. Я сказал себе: не беги. Я взбежал по лестнице, топоча каблуками по истертым деревянным ступенькам.

– Горячая голова…

Снова ее голос, теперь уже ближе. Спираль лестницы закручивалась все туже с каждым этажом. И вот наконец я предстал перед ней. Рыжие волосы, разметанные по плечам. Улыбка на губах. Я улыбнулся в ответ. Мне хотелось броситься в ее объятия. Вместо этого я пожал ее протянутую руку. Она увлекла меня за собой через порог, и дверь за нами закрылась. Она бросила сигарету в раковину на кухне и положила руку мне на затылок, собирая волосы в кулак. Притянув меня к себе, она поцеловала меня медленно, вдумчиво, и ее свободные пальцы нащупали стиснутую джинсами плоть, затвердевшую от отчаянного желания проникнуть в нее.

Обволакивающий аромат Изабель. Тоска, угнетавшая меня неделями. Осознание: в мире нет никого, похожего на нее. Никого, кого я хотел бы больше. Она уткнулась головой мне в грудь. Приглушенный вой, когда я дал волю своему желанию. Полная потеря равновесия. Утрачено всякое чувство времени и места. Пока я не рухнул куда-то. И тогда она взяла мои руки в свои. Ее глаза сверкали. Указательным пальцем она очерчивала контур моего подбородка, позволяя мне осыпать ее лицо, ее глаза нежными поцелуями.

Я сказал, что хочу обнимать ее обнаженную. Она позволила мне снять с нее рубашку и платье. Я сбросил с себя одежду.

Она наклонилась и поцеловала меня.

– Я скучала по тебе. Даже не думала, что буду так скучать.

– И я скучал по тебе.

Она снова провела пальцем по моему лицу, и я крепче сжал ее в объятиях. Еще мгновение – и мы снова занимались любовью. На этот раз никакой безумной страсти воссоединения. Вместо этого: нарочитая неторопливость. Обостренное чувство близости, которого я раньше не знал. Единение, сопричастность… для меня это была новая территория. Тем более что Изабель отвечала тем же. Втягивала меня глубже. Ее глаза не отпускали меня, как будто в жизни не было ничего, кроме нас двоих, здесь и сейчас. Как будто мы оба нашли что-то столь же необъятное, сколь и мимолетное. Она посмотрела на меня:

– Это было… бесподобно. Редкость.

– Согласен… исходя из моего ограниченного опыта…

– Поверь мне, то, что мы испытываем здесь, вместе… это невозможно поддерживать изо дня в день. Вот почему я не хочу, чтобы ты улетал через Атлантику… когда тебе уезжать?

– Через девять дней. Но я могу вернуться… как только меня отпустят.

– И когда я смогу с тобой видеться. Потому что я прекращаю принимать таблетки через неделю после того, как ты уедешь. Может быть, я быстро забеременею. А может, и вовсе нет. On verra. Посмотрим. Я буду держать тебя в курсе. Но ты ведь вернешься ко мне, да?

Я поймал себя на том, что смотрю в узкое окно поверх книг и бумаг, разбросанных на ее столе. Я заметил проблеск света на изношенной черепичной крыше, медное сияние сумерек ранней весны; подумал о том, что я здесь, в этой крошечной квартирке на самом верху узкой лестницы в шестом округе Парижа, в постели с этой неповторимой, замечательной женщиной, признавшейся в любви таким необычным способом, мне не совсем понятным… но нужно ли мне все понимать, когда мы сплетались телами под балками скошенного потолка? Разве она не все рассказала мне только что?