Тень мальчика - Вальгрен Карл-Йоганн (читать книги без TXT, FB2) 📗
Работа заключалась в том, что он сидел в одиночестве в маленьком кабинете на Лувё и готовил материал для военных аналитиков. По крупицам собирал осколки информации, а кто-то другой склеивал эти осколки в более или менее понятное целое. Иногда встречался с Юлином. Тот делал карьеру: теперь он уже был атташе при главной квартире НАТО. Иногда возвращался в Стокгольм, они встречались, ради шутки говорили по-русски и обменивались сплетнями про бывших сослуживцев.
Уже на второй год в Стокгольме Катц опять начал злоупотреблять героином. Даже и сам не знал почему. Скорее всего, его мучило одиночество. Одиночество окружало его все плотнее и плотнее, как постепенно сжимающийся стеклянный пузырь, вобравший в себя все: и безвременную смерть родителей, и глупо потраченную юность, и Эву Дальман, с которой он так ни разу и не встретился после того кошмарного дня… и беспричинную и безымянную ярость, которая всегда была с ним, насколько он себя помнил. Эту проклятую ярость тоже вобрал в себя непробиваемый пузырь одиночества.
Наркоту он покупал у дилера, знакомого еще по временам Хессельбю, латиноамериканца по имени Хорхе. Кожа лица у него была похожа на рыхлую, порозную штукатурку – как и у всех, кто давно и прочно сидел на игле. Но Катц долгое время не позволял наркотикам взять вверх – работал добросовестно, заказы сдавал вовремя, не задерживал, и носил сорочки с длинными рукавами, чтобы никто не заметил следы инъекций.
Летом 1993 года руководство управления неожиданно командировало Катца в Берлин. Старый четырехсторонний договор после объединения Германии утратил свою силу. Русские разбирали склады, упаковывали и отправляли оружие в берлинский пригород Эркнер, откуда поездами вывозили в Москву. Катцу вменялось собирать данные об организации этой беспрецедентной эвакуации, насколько поторапливаются русские, какие части войск задействованы, какова реакция прессы – как русской, так и немецкой.
Получив подробные инструкции, он поехал в Берлин – с дипломатическим паспортом и десятью граммами голландского героина во внутреннем кармане пиджака. К этому времени он утроил дозу.
Консульство сняло ему квартиру на Винерштрассе в Кройцберге, в двух шагах от Коттбуссер Тор. И это значило, что раздобыть препарат не составит никаких трудов. Коттбуссер Тор – центр героиновой торговли в центральном Берлине. Беззубые нарики продавали турецкий героин раз в пять дешевле, чем в Стокгольме. Шприцы покупали у дверей аптеки, в упаковках по десять штук.
Через два месяца он уже не мог жить без дозы – потребность все увеличивалась, он нуждался в героине круглые сутки, иначе наступала полная апатия и безразличие ко всему. Иной раз рисковал – делал укол прямо в своем кабинете, все чаще брал отгулы, завел друзей в кругу себе подобных. Потом стал брать больничный, на неделю и больше… в эти дни он жил как в тумане и, как правило, потом ничего не мог вспомнить.
Временное спасение пришло, когда его вызвали в Стокгольм на компьютерные курсы в KTH. Картотека оборонщиков работала как часы. Они знали про его необычные способности к программированию, талант полиглота и еще более редкий талант – умение собирать информацию. Наступало новое время. В жизнь, как ураган, ворвался Интернет с его возможностями. Персональные компьютеры становились все мощнее, все быстрее. Надо было смотреть в будущее, и все понимали, что такие люди, как Катц, на улице не валяются… когда какой-то приветливый полковник, желая вдохнуть в него энтузиазм, произнес эту фразу – на улице не валяются, Катц мысленно усмехнулся, но ему сразу стало невыносимо стыдно. Знал бы ты…
Ему удалось самостоятельно прервать порочный круг и завязать с наркотой – по крайней мере, до конца курсов. Но уже в день получения диплома он сорвался. Опять ступил на наклонную, и довольно крутую, плоскость.
Настолько крутую, что меньше чем за год потерял все – работу, жилье, друзей. Стал настоящим бомжом.
Деньги? Можно взломать какую-нибудь кладовку, можно самому продавать. Подороже. Йорма Хедлунд – единственный из его старых знакомых, с кем он поддерживал контакт. Йорма по-прежнему был не в ладах с законом, но пытался, как мог, помочь Данни. Беда заключалась только в том, что Данни не хотел, чтобы ему помогали.
Поначалу удавалось иной раз переночевать в одном из приютов для бездомных – временный выход, потому что, как только начинало пригревать солнце, постояльцев выгоняли на улицу. А потом ему стало плевать на все, в том числе и на себя самого, он спал там, где заставал его наркотический сон – в подъездах, в парках, в подворотнях. В этой кромешной тьме он неотвратимо падал в бездну, но внезапно пришло спасение, опять принявшее облик Рикарда Юлина.
Катц до сих пор помнил этот день, как будто все произошло вчера. Юлин наткнулся на него на станции метро Гулльмаршплан. Катц куда-то направлялся… он и сам не помнит, куда именно. Остановился на перроне, даже не замечая, что люди сторонятся его грязной одежды, инфицированных ран на руках, не замечая, что громко разговаривает сам с собой. Но это его и спасло – как утверждал Юлин, он ни за что бы не узнал Катца. Он узнал голос.
Там все и началось. Юлин заставил Катца взять его визитку и настоял, чтобы тот позвонил, – без всякой цели, сказал Юлин. Просто поговорить. Такой уж он был человек, помогал другим совершенно бескорыстно и, наверное, находил в этом удовольствие. Через месяц Катц уже лежал в антропософской реабилитационной клинике в Уттерйерне.
Катц вернулся домой после полуночи. Открыл дверь и насторожился – показалось, что в квартире кто-то был. Достал бумажный носовой платок и провел по замочной скважине – следов жира нет. Значит, даже если кто-то пользовался отмычками, то тщательно вытер следы графитовой смазки.
Он вошел и остановился. Слабый неживой свет уличных фонарей из окон освещал прихожую. Постоял не двигаясь, напряг слух, пытаясь уловить малейший звук – чье-то сдерживаемое дыхание, шорох одежды. Ничего.
Прошел в спальню. Еле заметное красное пятно на стене – отсвет электронного будильника. Постель застелена кое-как, но так было и утром. Дверь платяного шкафа слегка приоткрыта. А вот этого он не помнил. Собственно, с чего бы ему запоминать, закрыт гардероб или нет? Одежда на месте… но опять то же странное чувство: кто-то снимал одежду, запоминал, где что висит, осматривал, а потом вешал на место.
Кухня. Шуршит вентилятор. Вымытая посуда в сушилке, салфетка «Ветекс» на кране. Пол и кафель идеально чистые. Все, как он оставил.
Он перешел в гостиную. Диван у стены похож на большого задремавшего зверя. Опасного зверя, мысленно поправил себя Катц и мысленно же улыбнулся. Под телевизором мигает красный огонек кабельного декодера. Сложенная вдвое газета на журнальном столике. Книжный шкаф… подоконники… все на месте.
Катц еще раз прошел по комнатам, на этот раз более систематично, но никаких следов взлома не обнаружил. Что ищет вор? По собственному опыту знал – вор ищет ценные вещи. Он в своей мрачной юности и сам этим занимался. Нет… и это нет, и это нет. Ничто не украдено, все стоит на своих местах. Включил свет и посмотрел на горшки с цветами на подоконниках – даже за день налетает немного пыли, и если бы горшки хоть на миллиметр сдвинули с места, обнаружился бы серпик чистого мрамора.
Вернулся в кухню, поджарил ломтик хлеба, намазал маслом и съел, не садясь. Неприятное чувство понемногу отпускало.
Звякнул мобильник. Эсэмэска от Ангелы Клингберг: время заказано. Понтус Клингберг готов принять его завтра в десять утра, в главной конторе «Клингберг Алюминиум».
Почему-то не выходил из головы этот юный наркоман из подземного гаража. Надо бы попытаться его найти, поспрашивать по приютам, в стокгольмской группе АН. Парень видел человека, который парковал машину Клингберга, мало того – о чем-то с ним говорил. И тот перепугал его до полусмерти.
И потом эта женщина из полиции. С чего бы ей понадобилось просматривать видеозаписи из гаража? Причем всего пару дней назад… Ведь Юлин сказал, что следствие закрыто через сутки после исчезновения Джоеля. Но, судя по всему, кто-то все же сомневался.
