Айсберг в джакузи - Луганцева Татьяна Игоревна (читать книги онлайн без регистрации .txt, .fb2) 📗
— Здравствуйте, — зачем-то поздоровалась с ней Аня.
— Здравствуй, здравствуй! — улыбнулась Ариадна, блеснув белыми зубами, явно ненатуральными.
— Вы всегда так… наряжаетесь на завтрак? — спросила Аня, несколько смутившись из-за своего весьма затрапезного вида.
— Всегда! Знаешь, я люблю выглядеть на все сто! Я же женщина, хоть и старая, — прошептала Ариадна, оборачиваясь, словно их кто-то мог подслушать.
— Как вы себя чувствуете?
— Лучше! Значительно лучше!
— Просто не верится…
— Дорогая Анна, я знаю, что у меня рак и жить мне осталось не так уж много, но я хочу последние дни провести не в постели, а в полноценном по возможности состоянии.
Аня даже не знала, что сказать этой мужественной женщине, не забывавшей о внешнем виде даже в болезни.
— Что тебя здесь задержало? — спросила она.
— Даже не знаю… эти фотографии, улыбающиеся лица…
— Конечно! Они же не россияне, на их лицах не отразилось то, что пережили русские. Думаю, что в альбомах русских людей того периода времени много меньше таких вот безмятежных взглядов и счастливых лиц. — Ариадна взяла ее под руку. — Ты остановилась из-за того, что здесь все не по-русски. Для нас фотографии — что-то интимное, личное, что мы можем позволить себе рассматривать долгими зимними вечерами в минуты ностальгии. Австрийцы совсем другие, они выставляют свое счастье всем на обозрение, — сказала Ариадна и рассмеялась. — Только не подумай, что я их не люблю. Я всю жизнь провела вне родины, среди австрийцев множество прекрасных людей. За границей я встретила свою любовь, родила ребенка, затем появился внук… — Взгляд пожилой женщины задумчиво скользил по стене с фотографиями. — Прости, Анна… это момент дежавю, элемент ностальгии. Моя беда в том, что я так и не смогла забыть Россию…
— Разве ж это беда? — осторожно поинтересовалась Анна.
— Когда жизнь прошла вне Родины? — пожала плечами Ариадна.
— Почему вы не внесли ни одного элемента русской культуры в ваш быт? — спросила Аня, и ей это действительно было интересно.
— Это не мой дом, а мужа. Ему ведь тоже пришлось несладко, когда он женился на русской, я не могла ничего менять в его уже сложившейся жизни. А после его смерти… я оставила все как есть… как дань моему спасению, нашей любви.
— Значит, вы, прожив здесь столько лет, не можете назвать этот дом своим? — сказала Анна.
— А ты бы что-то изменила?
— Я бы — да! Причем еще при муже, — честно ответила Аня.
— Мне нравится твоя прямота, — улыбнулась хозяйка, — вот, смотри… это мой сын. — Она показала на фотографию с изображением субтильного юноши со светло-русыми волосами и грустными глазами.
— Отец Эрвина?
— Он, — подтвердила Ариадна, теребя нитку дорогого розового жемчуга на морщинистой шее. — Моя боль и главное разочарование в жизни. Что там Россия?! Для каждой женщины весь мир сосредотачивается в ее ребенке. Я виновата в его судьбе. Мой сын был бесхарактерен, слаб здоровьем и очень раним, и он чувствовал мой излом. Уйдя в мир наркотиков, он оттуда не вернулся…
— Ужас…
— Верно, в какой-то момент срабатывает инстинкт самосохранения, и ты понимаешь: или ты умираешь, или живешь, перенеся смерть сына. Видит бог, это была для меня колоссальная потеря… Знаешь, Анна, я ни на секунду не пожалела, что в свое время не родила еще одного ребенка. Мол, один непутевый погиб, остался бы другой, ради кого можно было бы жить. Нет, я никого не хотела. Мне было бы просто не пережить еще один удар, если бы что-то случилось с моим вторым ребенком.
— Пожалуй, я вас понимаю…
— У тебя нет детей? — спросила Ариадна.
— Нет.
— Хотела?
— До последнего времени нет… а недавно задумалась, что одинока и ребенок — это то чудо, которого я лишена…
— Успеешь родить, ты еще молода.
— Но я рожу двоих, — твердо заявила Аня, — я выдержу… если что.
Ариадна улыбнулась и с озорством посмотрела на Анюту.
— Наверное, думаешь, что же надо от меня этой сумасшедшей старухе? Хочет влить русскую струю в австрийский дом с помощью невесты своего внука?
Анна ухмыльнулась, поняв, что, несмотря на возраст, этой женщине не грозит старческий маразм.
— Эрвин — то, ради чего я жила на этом свете, — пояснила Ариадна абсолютно серьезно. — Только я не сразу это поняла. После смерти сына, не оправдавшего моих ожиданий, я очерствела. Я взяла его ребенка из приюта, но делала все, чтобы к нему не привязаться и не полюбить его. Я защищала себя и думала только о себе. Я не хотела больше никого терять. Что я только не делала с этим ребенком! Я словно проверяла его на прочность, сколько еще Эрвин может выдержать. И что поразительно, он выдержал! Ребенок, лишенный отца, матери, любви, детства, вырос полный любви к окружающим людям. Он у меня умничка. Эрвин ни разу не предъявил мне ни одной претензии, хотя очень даже мог. Представляешь, Аня, он понял меня, простил и любил все то время, когда я была куском льда! Вообще Эрвин — удивительный человек. Он и внешне и внутренне не похож на моего сына, больше взял от своей матери-итальянки, сгинувшей в наркотическом угаре вместе с моим мальчиком. А вообще, смешение кровей — австрийской, немецкой, русской, итальянской — сделало его незаурядным. А почему я хочу, чтобы он женился на русской женщине, так ответ прост. Внешность итальянца, выдержка австрийца, но характер у него чисто русский, вот так вот! Он будет счастлив только с русской женщиной. Я много сделала Эрвину плохого и хорошего, но это будет последним, что я сделаю, — заявила Ариадна таким тоном, что Анна ей поверила без оговорок. — Он жил вне семьи, это я привила Эрвину такую модель существования, и я попытаюсь это исправить, — добавила Ариадна.
— И долго вас ждать, дамы? — раздался голос Марата откуда-то снизу.
— Идем! — спохватилась старая дама и, опираясь на руку Анны, пошла к лестнице.
— Представляю вам, дамы и господа, Анну — знакомую моего внука из России, — громким голосом произнесла Ариадна, — простите за задержку, мы пудрили носики.
Аня выдавила из себя подобие улыбки и замерла. Прямо на нее смотрела девушка, словно сошедшая с полотна Рафаэля «Рождение Венеры». Стройная, с чистой, нежной кожей, словно из дорогого фарфора. Огромные прозрачные глаза цвета родниковой воды, светлые вьющиеся волосы, мягко струящиеся по ее плечам и достигавшие тонкой талии. Прелестное лицо с губами самой зовущей формы, стройные ноги с тонкими лодыжками и изящные кисти рук.
— Инга, — представилась девушка с легким акцентом, тоже весьма внимательно рассматривая Аню.
Анна только кивнула в ответ, так как, слегка ошалев, забыла, как ее зовут. Спасибо Ариадне Львовне — она ее представила. Рядом с Ингой, внешность которой била все рекорды, сидели Эрвин, затем Марат, потом молодая женщина с пышными формами и девушка с двумя маленькими хвостиками ярко-рыжих волос, чем-то напоминавшая чертика из табакерки.
— Сильвия, — представилась полная женщина с сильным акцентом, от чего сразу стало понятно, что она не русская.
— Моя медсестра, — пояснила Ариадна, — что бы я без нее делала? — задала она риторический вопрос. — Уже долгое время она мне и сиделка, и друг, и член семьи. А вот эта рыженькая бестия — мой биограф. Человечек весьма профессиональный, журналистка, которая помогает мне писать книгу о судьбе эмигрантов и заодно терпит все мои капризы и чудачества. Зовут эту героическую девушку, которая даже выучила русский язык, Остерия.
Рыжая журналистка рассмеялась.
— Я брала уроки у Ариадны и счастлива этим. Русский язык как труден, так и замечателен. Ваша страна огромна.
— Да, это так… — каким-то пластмассовым голосом ответила Анна.
В столовой интерьер был очень лаконичным и удобным. Пол выложен плиткой под старинный камень желто-бирюзового цвета, стены покрашены в светлый тон, а вот над потолком рабочие, вернее настоящие художники, изрядно попотели. Он был расписан мелкими трудоемкими фресками, как в Ватикане. Огромная круглая люстра из черной стали с белыми выпуклыми плафонами под старину как нельзя лучше подходила к этой столовой. Эрвин встал и, проявляя чудеса галантности, помог сесть на стул своей бабушке, а затем и Анне. Его лицо при этом было абсолютно бесстрастным. Точнее, оно оставалось бесстрастным, пока он не смотрел на Ингу, а при взгляде на нее в его глазах появлялась безграничная нежность, забота и, как показалось Анне, любовь. У нее даже все поплыло перед глазами.
