Золочёные горы - Маннинг Кейт (книга регистрации .TXT, .FB2) 📗

– Вам удалось стать автором в Денвере?

– Еще как удалось, – ответила мисс Редмонд. – Но это дорого мне обошлось. – Вспышка гнева мелькнула из-под опущенных век. Она проглотила остатки виски.

Подоспел ужин, подливка дымилась. Не переставая жевать, она поведала о том, как купила подержанный печатный пресс и литеры, которых хватает, чтобы напечатать четыре страницы. Она привезла оборудование в Мунстоун на мулах и купила участок в городе за 125 долларов, а потом построила на нем вместе с местными типографию.

– Когда-нибудь мы будем выпускать газету ежедневно, – сказала она, дернув коленкой и пригладив ладонями волосы: торчащие в стороны пружинки цвета корицы, припорошенной серебром. Я собиралась с духом, пока она разговаривала, пила и теребила ложку на столе.

– Я буду рада помочь всем, чем смогу, – выпалила я. – Вы говорили, что сможете мне платить.

Она наблюдала целую минуту, как я краснею и ерзаю, и только потом сжалилась.

– Ха! Я тебя уже наняла, – ухмыльнулась она. – Слушай. Мне здесь нужен человек энергичный. Правая рука. В нашем ремесле таких называют печатными дьяволами. Если продолжишь задавать вопросы, сможешь стать таким дьяволом.

Это предложение прозвучало весьма нечестиво.

– А что такой помощник… дьявол… должен делать?

– Видишь это? – она указала на свои глаза, потом уши и нос. – Используй их. Делай заметки. Разговаривай с людьми, особенно с женщинами. Что новенького? Что происходит в Каменоломнях? Что за махинации затевает Джуно Тарбуш? Услышишь что-нибудь про шпионов руководства, почуешь признаки забастовки или увидишь Джорджа Лонагана, тут же мне сообщишь.

Так она хочет сделать меня осведомителем? Разговаривать с женщинами я могу, но общаться с Джуно Тарбушем было рискованно. Отец называл его belette — хорек.

Мисс Редмонд выжидательно смотрела на меня.

– Так какие новости?

– Брат говорил, что они собирают бейсбольную команду в городе, – сказала я. – Будут игры с Карбондейлом, Гленвудом и…

– Славная мысль. Раздобудь расписание игр, и мы его напечатаем. Что еще?

– Вчера пострадал один мужчина, – рассказала я.

– Как пострадал? – Она наклонилась вперед, насторожившись. Будь она собакой, уши ее встали бы торчком.

– Каменный блок упал ему на ногу. Им, вероятно, придется… Он может ее потерять.

– Надо же! В нашей больнице об этом ничего не говорят.

– Его отвезли на перевал в Рэббит-Таун.

– Чтобы сохранить все в тайне, – пробормотала она. – Местный пьянчуга-врач – старый конфедерат и умеет управляться с медицинской пилой. Если бы у этих парней был профсоюз, таких травм бы не случалось, они бы… – она замолчала и потом попросила счет.

У стойки на входе она поговорила со своим приятелем Халом, и какой-то мужчина приехал в дилижансе отвезти меня домой. Она дала ему доллар.

– Послушай, Пеллетье, – сказала мисс Редмонд. – Приноси мне истории из вашей глуши, и я буду их печатать.

Вот так все и произошло.

Через неделю после того, как я стала печатным дьяволом, в «Рекорд» опубликовали мое сочинение про ослов в Мунстоуне. Подзаголовок гласил: «Сильви Пеллетье, победительница конкурса». Я испытала гордость, но оказалась не готова к последствиям.

Хоки Дженкинс выследил меня, когда я проходила мимо салона, возле которого он вечно курил, и перегородил мне путь.

– Юная французишка! Читал твою историю про моих мулов.

Я ждала, что он похвалит меня. Но он схватил меня за руку, раскачиваясь на пятках.

– Если бы компания платила за корм для животных, я бы их кормил. А если бы заплатила за патроны, я бы их пристрелил. Но они не платят ни за корм, ни за патроны. Может, напишешь об этом?

Пальцы его сжимали мои кости, а изо рта разило виски и табаком.

– Впрочем, когда Паджетт проложит туда наверх рельсы, нам всем помашут ручкой: погонщикам и ездокам. Мулы больше не понадобятся. Напиши об этом!

– Мистер Дженкинс, вы делаете мне больно.

Из салуна вышел бармен.

– Отпусти девочку, сукин сын. – Он оттащил Хоки от меня. На помощь пришли еще двое пьянчуг. Завязалась потасовка. Бармен перевел меня через дорогу. – Юная леди, не ходите по этой стороне улицы. Женщинам здесь не место.

– Да, сэр, – пробормотала я оскорбленно. Лучше бы я не переходила дорогу и держала свое мнение при себе. Лучше бы газета ничего не напечатала, и я не попала бы в неприятности с этим дышащим перегаром погонщиком мулов.

Я пошла рассказать обо всем К. Т. К моему ужасу, она принялась строчить заметки.

– Не печатайте это! – воскликнула я. – Тогда весь город узнает.

– Именно так, дитя. В этом и смысл. Мы заведуем газетой. И почему это ты не можешь пройти по той стороне улицы? Имеешь полное право.

Она принялась задавать вопросы. И я поняла, что репортер – это тот, кто вынюхивает неприятности и нарывается на них. Я восхищалась ее хваткой и хотела когда-нибудь стать такой же – но при этом обойтись без синяков.

«Рекорд» напечатала заметку «Драка у местной таверны» с пометкой редактора:

«Владелец заявляет, что такие случаи не происходили бы, если б дамы не пользовались своим правом ходить по восточной стороне дороги. Но любая дама скажет вам, что восточная сторона ничем не хуже западной, если только мужчины не нарушают их прав».

– В следующий раз, Пеллетье, – сказала мне мисс Редмонд, – напишешь текст сама.

Эта перспектива взволновала меня. Я все чаще видела новости повсюду: дома и магазины наполнились секретами и историями, даже про индейцев юта, проклявших нас из могил. У любой девочки из Каменоломен была своя история: моя о том, как избежать проклятия и добиться счастливой развязки, надеясь на лучшее.

Глава четвертая

В те июньские дни Алмазная река вышла из берегов и устремилась вниз по холму, грачи кричали на деревьях, и ярко-салатовые листочки распускались на концах веток. Бархат свежей травы смягчил жесткие складки холмов, а луга запестрели голубыми колокольчиками и ярко-желтыми гелениумами. Умиротворяющая душу красота. Всю жизнь моя душа находит покой при созерцании бесконечных горных гряд, несмотря на все трагедии, происходившие среди этих вершин.

В полдень солнце ослепительно сияло, словно яркая фотовспышка, над глубокими ущельями и сосновыми верхушками. Вечером семейство Пеллетье расселось на ступеньках хижины, наслаждаясь тягучим воздухом и гороховым супом, а еще жареной форелью, которую выловил сетями Генри.

В тот день, 24 июня, мы отмечали праздник святого Жан-Батиста. Папа с Генри сложили целый вигвам из веток для feu-de-joie — праздничного костра. Мама раздала нам маленькие флаги Квебека, смастеренные из бело-голубых мешков из-под муки. После ужина она с гордостью поднесла нам сюрприз: сладкий пирог. Сахар для него она привезла из самого Вермонта.

– Ben, c’est ça là [25], – воскликнул отец, смакуя пирог. – Вкус дома.

– Bonne Saint Jean [26], – ответила мама.

Приятные воспоминания смягчили их лица. Генри разжег огонь, искры пронзали темноту позднего вечера, пока мы маршировали вокруг с миниатюрными флагами в руках. Отец играл на скрипке, и мы пели «О Канада», а обитатели соседних хижин вышли нас послушать. В маминых глазах стояли слезы. Когда прозвучал свисток, зовущий на вечернюю смену, лицо ее вновь приобрело стоическое выражение. Праздничный костер раскидали на мелкие угольки, и папа ушел в ночь на работу.