И шарик вернется… - Метлицкая Мария (читаем книги онлайн .TXT) 📗
Верка приехала в Москву — загорелая до неприличия. «Просто мулатка», — смеялся Гарри. «Печорин» ни разу не позвонил. Ну и черт с ним — не больно-то и надо. Верка совсем не горевала. Ждала с нетерпением Ляльку — соскучилась. Надо же все обсудить! Столько событий! И еще — съездить к Тане. Как грустно, что любимая подружка переехала. Какая была троица! Ведь никогда не ссорились, понимали друг друга с полуслова, и никакой ревности, сплетен и интриг. Разве такое часто бывает в девчачьей дружбе?
Лялька приехала на неделю позже. Молчаливая и загадочная. Верка удивилась — на Ляльку это было совсем не похоже. Вскоре стало понятно, в чем дело. Лялька рассказала Верке, что влюбилась в отцовского друга Гришу. Да нет, конечно же, ничего не было. Даже не целовались. Гриша взрослый и умный мужик. Но Ляльке показалось, что он смотрит на нее с интересом. Даже однажды вздохнул и грустно сказал:
– Эх, где мои семнадцать лет! — И, шутя, попросил: — Подрастай, девочка, поскорее.
Лялька стала красная, как помидор, а отец пригрозил Грише, не стесняясь ее:
– Ну ты и старый мудак! Только попробуй!
Все переглянулись и рассмеялись. Только Поля тревожно посмотрела на Ляльку и вздохнула. Знала, что Гриша за фрукт.
На вокзале, уже совсем не стесняясь Ляльки, рыжая Алла повисла на отце, целовала и гладила его по лицу. Лялька взяла свой рюкзак и пошла вперед. Рыжая Алла ей по-прежнему совершенно не нравилась. Она рассказала об этом Верке, а та тяжело вздохнула и опустила глаза.
– А у меня совсем труба, — сказала она. И поведала подруге о беременной Зине. Лялька охнула и по-бабьи закрыла рот рукой.
Зина ходила по двору с метлой, тяжело переваливаясь, как утка. Живот у нее был уже довольно внушительный. При встрече с ней Верка опускала глаза и пыталась обойти ее стороной. Однажды столкнулись в булочной — нос к носу. Глаза у Зины были как у больной коровы. Верка выскочила из булочной и почему-то побежала.
Светик приехала из Болгарии. В коридоре на вешалке висела новая дубленка — светло-бежевая, с нежной цигейкой по воротнику и рукавам. Убирать ее в шкаф Светик не велела — проходила мимо и щупала замшу и нежный мех. Она тосковала по Янеку, смотрела на его фотографию и плакала. Бегала на почту и ждала его писем. Писем не было. А через три недели Светик поняла, что беременна. Девочкой она была образованной и понятливой. Такие вот дела.
Зоя была счастлива — пытка кончилась, они с бабулей вернулись в Москву. Отдохнувшая и посвежевшая, бабуля села за очередные воспоминания. Однажды Зоя услышала, как папа тихо пошутил, назвав бабулины мемуары «Я в жизни Крупской» и «Мой вклад в развитие мировой революции». Мама приглушенно засмеялась. Зоя сильно удивилась — бабулин авторитет был слегка подорван. И еще это означало, что к бабулиной деятельности родители, оказывается, относятся весьма снисходительно и с юмором. Это было открытием.
Шура ездила в больницу к матери каждый день, возила бульон и кисель. Мать почти ничего не ела — так, пару ложек. Была она в каком-то забытьи, полусне. Рук не поднимала — Шура кормила ее из поильника. Угол материного рта был открыт и перекошен. Врач сказал, что это инсульт. Мать не разговаривала — только тихо мычала. Лежала с закрытыми глазами, и по лицу текли слезы. Шура держала ее за руку и плакала. Врачиха объяснила Шуре, что мать вряд ли поднимется. А если такое чудо случится, то точно не скоро. Нужен уход.
– Тебе же в школу надо, — вздохнула врачиха. — Кто-нибудь есть из подруг, родни?
– Какие подруги? — усмехнулась Шура, вспомнив Тоньку. — А из родни… — Она задумалась. — Есть у матери двоюродная сестра в деревне, но у нее дом, хозяйство. Вряд ли она согласится приехать.
– А ты узнай, — предложила врачиха. — Напиши ей. — И, погладив Шуру по голове, проговорила: — Тяжелая у тебя судьба, девочка. Впрочем, у каждого она своя. Все испивают свою чашу. — Она махнула рукой и быстро пошла вниз по лестнице.
А Шура растерянно смотрела ей вслед и совсем не понимала, что делать, как жить дальше.
Таня
Первого сентября Таня пошла в новую школу. В классе ее разглядывали с интересом: что за штучка? Ей же не нравились ни одноклассники, ни учителя, ни сама школа: длинные коридоры, блестящий линолеум, огромные окна и пустырь под окном казались холодными и бездушными. Весь день она проплакала, а назавтра, сбежав с двух уроков, наврав что-то про врача и поликлинику, поехала в старую школу. Влетела в класс к концу последнего урока. Шла литература. Все повскакали со своих мест и бросились к ней. Русичка Елена Осиповна всплеснула руками:
– Танюша!
Таня подошла к ней и обняла за круглые, толстые плечи. Урок, конечно, прервался. Все галдели и перекрикивали друг друга. Верка разревелась, Лялька хлюпала носом.
– Возвращайся! — сказал Ванька Киселев. — Нам тоже без тебя не фонтан.
Таня покачала головой — родители не разрешат, ведь ехать через весь город.
Прозвенел звонок. Все высыпали в коридор. Таня пошла в учительскую — повидаться с учителями. Потом сидели в буфете и пили чай с пончиками, смеялись, перебивали друг друга.
Она подумала, что это и есть ее родной дом и родные люди. И еще подумала, что к новой школе она ни за что не привыкнет. Ни за что. Да просто потому, что у нее нет на это ни малейшего желания.
К концу первой четверти Таня попала в разряд самых заядлых троечников. Даже по любимым предметам. Учиться ей было совсем неинтересно. Женечка пошла в новый сад. Утром выходили вместе, Таня крепко держала сестру за руку.
Теперь в доме часто, почти каждые выходные, собирались гости. Мама гордилась новой квартирой и красивым ремонтом. Бабушка пекла свой знаменитый «Наполеон» с клюквой и рулет с маком, запекала мясо в горшочках, с картошкой и белыми грибами, делала сациви, холодец — дом считался хлебосольным, и все с нескрываемым удовольствием ели и нахваливали щедрые угощения. Компания у родителей была веселой — все наперебой остроумничали, играли на гитаре, пели песни. Таня любила эти шумные сборища — они отвлекали ее от грустных мыслей.
В новой школе у нее не появилось подруг — так, общалась по надобности — и каждое воскресенье ездила в старый двор, к Ляльке и Верке. Это и было счастьем. Конечно, обсуждали все проблемы — и о Зине говорили, и о любовнице Лялькиного отца рыжей Алле, и о бедной Шурыге — вот уж кому достается. Делились своими любовными историями. Привирали, конечно, слегка — чтобы было интереснее. Сидели в любимом дворе на лавочке, гуляли по району, обедали у Верки — Гарри, как всегда, отсутствовал. Впрочем, какое там обедали! Покупали кальмары в банке, шпроты, маринованные огурцы, пирожки у метро, пили кофе с пирожными и важно покуривали. Потом девчонки провожали Таню до метро и никак не могли расстаться. Таня ехала домой и плакала. Грустно.
Верка
О «Печорине» Верка совсем не вспоминала — много чести. Теперь ей нравился Вовка Гурьянов, и от этого было как-то странно и неловко. Вовка же по-прежнему был преданно влюблен в Таню. Тане Верка о своем странном увлечении не рассказала, а с Лялькой поделилась. Та ее нисколько не осудила — подумаешь! Да и Тане на него глубоко наплевать. Этим Лялька успокоила Веркину душу, сняла сомнения, хотя и скривилась — Вовка шпана, учится в каком-то ПТУ, в общем, не их поля ягода. Верка, несомненно, достойна лучшего. Вовка приходил к ним во двор и вызывал Верку свистом. Они стояли в подъезде, и Вовка жалился ей на свои страдания и безответную любовь. Скрепя сердце Верка его жалела. Однажды пригласила к себе — попить чаю. Чай пили недолго — дольше целовались на диване. Дошли почти до самого края, но вовремя остановились. А ночью Верка вспоминала смуглое и мускулистое Вовкино тело, умелые и неожиданно нежные руки, запах табака и горьковатого, мужского пота. Она понимала, что пропадает и скоро пропадет совсем, но это ее ничуть не пугало. Даже странно. Больше пугало то, что надо было объясниться с Таней. Ерунда, конечно. Но неприятно.
