Вид из окна - Козлов Сергей Сергеевич (книги онлайн без регистрации txt) 📗
— Это ты сейчас свою бедность оправдываешь? — Вера посмотрела на Павла так, будто заглядывала в душу.
— Да я вовсе не сторонник неоправданного аскетизма и кричащей о своей правоте бедности! Я встречал бедных, которые куда хуже богатых, способных обвинить весь мир в своих неудачах, в своей неустроенности, забывая о собственной лени и культивируемой, лелеемой глупости. Я только о бессмысленности накопления. Не более того. Количество по всем законам, и по физическим, и по психическим, и по духовным должно переходить в качество. Иначе накопленное это только значительная масса для образования тлена. А о своей бедности… — он на какое-то время задумался, — в тот момент, когда я бросил всё, я вовсе не решил стать пилигримом, каликой перехожим, просто решил уйти в сторону, выбраться из стремнины, в которой меня не устраивала роль премудрого пескаря.
— Ага, — снова улыбнулась Вера, — и попал на обед к акуле капитализма.
— Не похожи вы, Вера Сергеевна, на акулу капитализма, поверьте моему опыту и тренированному глазу, вы в этом мире тоже человек случайный. И ещё неизвестно, повезло ли вам, когда вы стали наследницей всего движимого и недвижимого от господина Зарайского. От меня не зависит, пойдёт ли завтра снег или будет оттепель, от меня не зависит, будет ли новый ледниковый период или всемирный потоп, но я могу подарить частицу тепла, частицу души, частицу сердца. И я дарил. Люди приходили и брали, а некоторые приходили и брали всё, рвали на части, другие бросали полученное на помойку… И от меня ничего не осталось. Ни-че-го… Бесконечно можно брать только от Бесконечного, но они не берут, они берут то, что попадается под руки, берут временное, берут тленное, чтобы насытится этим и не могут насытится. А я пробовал пить из двух источников, но, смешиваясь, они обретают вкус безысходности.
— Знаешь, Павел, — посерьёзнела Вера, — ты тут говоришь о смысле жизни… А когда целая страна этого смысла не знает? Ты прав, я в этой стремнине держусь за то, что мне подвернулось под руки. И сотни рук тоже хотят ухватиться за это, полагая его, если не непотопляемым крейсером, то спасательным кругом.
— Наивняк, так говорили мои студенты.
— Наивняк, — согласилась Вера, и в комнате повисло многозначительное молчание.
Каждый из них в это мгновение подумал, что встреча их не случайна. Миры соприкоснулись.
— Что тебе было жалко больше всего?
— В смысле?
— Когда ты решил вот так уехать? Практически в никуда. Ведь что-то должно быть особенно жалко? Это же не из поезда в поезд перескочить.
Павел на минуту задумался, потом уверенно сказал:
— Вид из окна.
— Вид из окна?
— Да, именно, вид из окна. Я сегодня первым делом посмотрел в окно из твоего дома и увидел высокий забор да угадывающиеся крыши других коттеджей. Во дворе пока только саженцы, станут ли они полноценными деревьями — ещё вопрос. Всё. На этом пейзаж кончился. Этот мир ещё не нажил сам себя, а наживёт ли? И мне стало немного не по себе. Подумалось, что вот, здесь живут богатые люди, которые могут позволить себе всё, но получается — мир их замкнут сам на себя. Он едва касается с тем огромным, который мы называем Божьим творением. Но не это в моей мысли главное. Просто у каждого есть свой вид из окна. В нём концентрируется память детства. В моём доме с высоты пятого, невысокого по нынешним меркам этажа, виден старый город. Купеческие особняки, деревянные домики с резными наличниками, петляющая к реке дорога, старые в два обхвата тополя и клёны, бугрящие корнями асфальт. И во всём этом застыл не просто слепок времени, а висит прямо в воздухе, наполняя его высшим смыслом, настроение сопричастности. Я часть этого пейзажа, хотя могу смотреть на него со стороны. И дворняга, задирающая лапу на угол дома мне ближе и понятней, чем упорядоченные груды стеклобетона в соседнем районе и расчетливый комфорт новых общественных туалетов. Я специально просыпался в пять утра, чтобы увидеть этот мир ещё никем не тронутый, не задетый метлой дворника. В такие моменты ты пронизываешь взглядом не только до боли знакомое пространство, но и, собственно, время. Это и есть машина времени, которая работает не столько от внешних энергий, сколько от человеческой памяти. Поэтому человек изо всех сил стремится вернуться именно к виду из окна. Правда, по этой теории, человек, который с детства видел в окне только кирпичные стены окружающих его жильё домов, в чём-то ущербен. Такой, если и станет поэтом, то будет слагать сухие конструкции, может, и толково рифмованные, но абсолютно лишенные чувственности, того самого поэтического начала, что заставляет при чтении стихов работать душу.
Вера заворожено слушала Павла, лишь в один момент отвлеклась на мысль, что, похоже, не зря потратила деньги — собеседник Словцов был куда ещё! Во всяком случае, клубные дамы будут говорить с придыханием, чувствуя его романтический интеллект. Устыдилась ли этого понимания, но вдруг отчетливо вспомнила вид из окна на Кавказском бульваре.
— Знаешь, — продолжал Павел, — у поэта Ивана Жданова есть очень интересные строки. Может, об этом, а, может, и нет. — Он выдержал паузу и процитировал:
Но ещё точнее Заболоцкий в его знаменитом «Слепом»:
А дальше вообще про меня:
— А я любила стоять на балконе. И тоже утром. Когда над центром Москвы висел непроницаемый смог, у нас было свежо и почему-то даже в солнечные дни пахло мокрой листвой. Я стояла и ощущала движение утра, как смешивание запахов. Будешь смеяться, но из открытых форточек струился в основном запах варёных сосисок. Странно, но в те времена завтрак москвича в девяноста случаях из ста состоял из сосисок с горчицей и ломтика бородинского хлеба. А ещё было немного сероватое даже в солнечные дни московское небо и такое странное, едва уловимое ощущение, что впереди так много удивительного и прекрасного…
Что-то давно забытое, щемящее сердце содрогнулось в душе от этого воспоминания. Вере даже показалось, что она уловила запах московского утра. И за это воспоминание следовало благодарить Словцова.
3
— Вера Сергеевна, к вам Хромов Юрий Максимович. Запускать? — голос охранника в селекторе на стене прихожей не оставлял сомнений, что господин Хромов всё равно окажется на пороге дома.
— А куда ж его денешь, пусть заходит, — вздохнула Вера Сергеевна и со значением посмотрела на Словцова: — Уж этот точно знал, где он сегодня будет ужинать, — кивнула на накрытый Лизой стол. — Честно скажу, это делегат от столичной тусовки, якобы мой поклонник. Старый друг Георгия. А вот как представить ему тебя, я придумать не успела. У тебя нет готовой легенды?
— Нет, — пожал плечами Словцов, — но, по опыту знаю, чем больше правды в таких ситуациях, тем проще завязывающиеся узлы отношений.
