Звезда королевы - Арсеньева Елена (читать книги онлайн бесплатно полностью TXT) 📗

— Нет! Не могу! — вдруг воскликнул он тоненько и залился слезами, и Маша с ужасом вспомнила: да ему же нипочем не выдержать долго в такой тесноте и темнотище!

Эту Алешкину странность обнаружили случайно два года назад: за какую-то провинность Вайда запер княжича в чулан, а спустя час, услышав истошные крики, дверь отомкнули и нашли мальчишку в полубеспамятстве-полубезумии от страха перед закрытой дверью и тьмой. Впрочем, стоило Алешку выпустить, как ему сразу полегчало, и он лишь посмеялся над своим испугом.

Когда первый переполох прошел, князь Алексей переглянулся с женой. Это теперь судьба была к ним благосклонна, а десяток лет назад оба претерпели множество злоключений, в том числе и тюремное заточение и даже злое рабство, и эту их ненависть к неволе, очевидно, унаследовал сын. Потом князь с княгинею узнали, что недуг Алешки имеет неудобопроизносимое научое наименование и, увы, неизлечим, поэтому его больше никогда, даже при немалых шалостях, не сажали под замок, не запирали в чуланы и погреба… до нынешней ночи, когда от этого заточения зависела его жизнь!

Алешке же, видать, сделалось совсем худо. Маша слышала, как он бьется в руках Татьяны, стонет, пытаясь одолеть свой страх, но тот становился все сильнее, неодолимее — и вот вырвался сдавленный крик:

— Выпустите меня! Выпустите меня! — и следом послышался грохот: это Алешка заколотил в стены кулаками.

— Алешка, тише! — шепотом вскрикнула Маша.

— Тише, ради Бога, Алешенька! Ты погубишь всех! — подхватила Татьяна, пытаясь удержать мальчишку, но страх удесятерил его силы: он всем телом ударился о стену — и в ней вдруг открылась неширокая щель.

Это было невозможно, невероятно: Маша помнила, как громыхнул задвинутый засов: вдобавок Силуян предупредил, что навалит на крышку погреба вязанки сена. Как же Алешка смог?.. Но тут она разглядела бледные, предрассветные звезды на небе и сообразила: не верхний люк открылся, а совсем другая дверь. Наверное, тот потайной выход, ведущий на задворки, о котором упоминал Силуян и о котором, по его уверениям, никто не знал. Чудеса! Ну хорошо, Алешка мог учуять выход из гибельной тьмы, — но неужели тот выход был не заперт? Или кто-то услышал шум и крики в погребе и открыл его? Кто же? Силуян? Или…

Маша не успела додумать. Ее брат протиснулся в щель и исчез во тьме.

— Стой! — раздался окрик. — Стой! Держи его!

Послышались топот, треск сломанных ветвей, крики… Погоня удалилась было, наверно, потеряв след, вернулась.

Замелькали факелы, раздались недоумевающие голоса:

— Откуда он взялся, сила нечистая? Словно из-под земли выскочил!

Рука Татьяны легонько, прощально коснулась Машиного лица, а вслед за тем цыганка, словно тень, выскользнула из погреба и проворно задвинула доску, прикрывавшую погреб. Она успела сделать только шаг — и оказалась схвачена грубыми руками.

— Поймали! Гляди, Илья Степаныч! Поймали кого-то! — закричали вокруг.

А старая цыганка всем ужаснувшимся существом своим ждала: вот сейчас закричат, что нашли какой-то лаз… вот сейчас вытащат из укрытия Машеньку!.. Но нет, все внимание толпы было обращено к ней, и мало-помалу Татьяна смогла овладеть собой, помня только одно: во что бы то ни стало надо заставить их забыть об исчезнувшем Алешке!

Звезды кололи ей глаза, ночь дышала в лицо. Ветер трепал деревья, а Татьяна уже не понимала, то ли шелестят листья, то ли кровь шумит в ушах. Тело как бы растворялось в этой тьме, холод растекался по жилам, и, едва завидев невысокого человека, перед которым подобострастно расступались другие мужики, даже не разглядев его лица, Татьяна выпалила:

— Тогда у тебя голова болеть перестанет, когда с нею простишься! — И только потом увидела, что голова его обвязана капустным листом — от похмелья, а лицо и впрямь искажено гримасой боли.

Когда-то, давным-давно, мать наворожила Татьяне смерть, если та посулит смерть другому человеку; и с тех пор, гадая, она никогда не забывала об этом предсказании и даже нарочно лгала людям, если видела на их лицах печать скорой кончины. И вот теперь настал ее час! Потому что не вернуть ни одного сказанного ею слова, не обратить вспять пророчество… Но собственная жизнь в глазах Татьяны была слишком малой ценой за спасение Алешки, Машеньки и Елизаветы, а потому цыганка бестрепетно смотрела, как медленно, невыносимо медленно вытаскивает Аристов саблю из ножен, как заносит ее, опускает… Свист разрезаемого сталью воздуха показался ей оглушительным; но прежде, чем смертоносное лезвие коснулось ее шеи, неким тайным зрением Татьяна успела увидеть виновника всех их последних бедствий, того, кто станет бичом и проклятием для Елизаветы и ее семьи еще на долгие, долгие годы. Ох, как много открылось ей в это роковое мгновение, да вот беда — рассказать о том было уже некому… некогда.

Обезглавленное тело ее упало на доску, прикрывавшую тайник: в последнем усилии жизни Татьяна защитила Машу от преследователей.

А Маша ничего этого не знала… Ночь проведя в слезах и боязни, она наконец забылась сном, но, чудилось, почти сразу ее разбудил тревожный шепот Силуяна:

— Проснитесь, барышня! Выходите поскореичка!

Утро было в разгаре, свет высокого солнца ослепил Машины глаза.

— Ох, Силуян, — сказала она жалобно, — брат мой убежал неизвестно куда, и Татьяна ушла следом. Где они, знаешь ли?

Силуян отвел глаза.

— Ничего не слыхал, кроме шума, и участь их мне неведома. Будем молиться, Господь милосерд, — уклончиво отвечал он. — А пока идите в дом, покушайте да переоденьтесь, и нынче же я вывезу вас из деревни.

— Прямо средь бела дня? Что-то случилось? — насторожилась Маша; и Силуян старательно улыбнулся: — Чему ж еще случаться? И так бед довольно. А нынче уехать нам удобно, потому как к полудню народишку велено собраться на площади у околицы… на сходку… — Он говорил запинаясь, словно опасался сказать лишнее. — Вот мы и улучим миг — и на свободу-то и выскользнем.

В избе на столе были хлеб и молоко, и Маша, несмотря на волнение, с охотой принялась за еду. Неожиданно подняв от чашки взгляд, увидела, что Варвара, жена Силуяна, украдкою смахивает слезы, а Силуян сурово грозит ей. Сердце замерло: случилось что-то ужасное, о чем ей остерегаются говорить! Но она не задавала вопросов: да, страшно ничего не знать, но горькие вести еще страшнее. Пусть уж как судьба велит…

Силуян не торопил Машу, но она понимала, что медлить нельзя, и быстро встала из-за стола. Варвара провела ее в бабий кут [27], где на лавке лежали приготовленные рубахи и сарафан, чистые, выкатанные, пахнущие речной свежестью — и почти впору Маше, разве только чуть длинноватые. Варвара помогла ей переодеться, заплела пышные, кудрявые, как у матушки, волосы в тугую косу, убрала пряди ото лба, а высокий, серьезный лоб прикрыла цветной тесьмою.

Что-то зашуршало за печкой — и Маша увидела двух девочек ее лет или чуть помладше, которые, таясь, разглядывали гостью. Сразу полегчало на душе при виде этих румяных, круглых лиц. Завидев ее улыбку и сообразивши, что бранить их никто не станет, девочки выбрались из-за печи. Они были одеты в точности, как Маша, обе русоволосые, но сероглазые. Варвара, увидев дочек рядом с барышней, невольно всплеснула руками:

— Воля твоя, Господи, все три — ну как одна! Отец, ты бы поглядел! И впрямь, Бог даст, — выберемся неприметно.

Силуян отодвинул занавеску, поглядел, кивнул одобрительно, но улыбка не могла скрыть тревоги, затаившейся в его глазах: кто-то шел по двору! Варвара приникла к волоковому оконцу и тут же отпрянула, схватившись за сердце.

— Свят, свят, свят! Прячьтесь, барышня, милая моя!

Маша со страху не смогла двинуться с места, и Силуяновы девчонки схватили ее за руки с двух сторон, потащили было за печь, прятаться, да не успели: дверь распахнулась, двое мужиков, на вид пугачевцы, вступили в избу.

— Ты, что ли, бондарь Силуян? — не перекрестясь и не поздоровавшись, спросил один из них.