Вол'джин: Тени Орды (ЛП) - Стэкпол Майкл А. (читать книги онлайн без сокращений .TXT) 📗
...
Сработал ли отвар Чэня, троллья регенерация, чистый горный воздух, лечебные процедуры, которым подвергали его монахи - или всё это вместе взятое - через несколько недель состояние Вол'джина значительно улучшилось. Каждый день, стоя среди монахов, он кланялся их наставнику, а затем бросал взгляд на окно, из которого когда-то наблюдал за ними. Тогда он едва ли верил, что присоединится к ним, и всё же теперь он чувствовал себя настолько лучше, что почти не помнил, кем был тот, кто смотрел из окна.
Монахи, которые приняли его без лишних волнений и разговоров, называли его Вол'дзянь. В какой-то степени так им было проще выговорить, но он знал, что дело не только в этом. Чэнь объяснил, что у слова "дзянь" несколько значений, и все связаны с величием. Вначале монахи имели в виду его громоздкую неуклюжесть, но затем начали отзываться так о скорости, с которой он учился.
Если бы они не были такими рьяными учителями, он бы презирал их за такое неуважение. Он был тёмным охотником. Хотя навыки монахов были выдающимися, никто из них не мог представить себе, через что он прошёл, чтобы стать тёмным охотником. Монахи стремились к достижению равновесия, но быть тёмным охотником - значило обуздать хаос.
Его жажда знаний и способность схватывать детали на лету заставляли их обучать его всё более сложным техникам. По мере того, как он становился сильнее, и его тело медленно возвращало себе способность залечивать порезы и ушибы, нехватка выносливости оставалась последним, что его ограничивало. Вол'джин хотел списать это на разреженный горный воздух, но человека это не сковывало.
Тиратану мешало иное. Он всё ещё прихрамывал, хотя и не так сильно, как раньше. Он ходил с тростью и часто тренировался с монахами, которые сражались посохами. Вол'джин заметил, что в разгар схватки хромота исчезала. Она возвращалась только в конце, когда Тиратан делал вдох и приходил в себя.
Человек также наблюдал за монахами, которые упражнялись в стрельбе из лука. Только слепец на заметил бы, насколько ему хотелось стрелять самому. Он мерил монахов взглядом, следил, как они стреляют, качал головой, когда кто-то промахивался, и улыбался - когда одна стрела попадала в яблочко вслед за другой, расщепив её.
Теперь, когда он достаточно выздоровел, чтобы тренироваться, Вол'джина перевели в маленькую, скромно обставленную келью в восточном крыле монастыря. Спальный матрац, низкий столик, бадья, кувшин да две прищепки для одежды - такая простота, несомненно, не должна была отвлекать. Аскетизм помогал монахам сосредоточиться и достичь умиротворения.
Вол'джину комната напомнила о Дуротаре - хотя здесь и было значительно холоднее. Жизнь в монастыре была простой. Он положил свою постель там, где его разбудили бы первые лучи солнца на рассвете. Он помогал по хозяйству, как и остальные, и ел простой завтрак перед утренними занятиями. Он заметил, что в его рационе больше мяса, чем у монахов, и это было логично, учитывая этап его выздоровления.
Утром, днём, вечером всё подчинялось одному порядку: работа, трапеза, упражнения. Для Вол'джина тренировки были посвящены развитию гибкости и силы, познанию боевых искусств и собственных пределов. Вечером он получал более индивидуальные уроки - опять же от сменяющихся учителей, так как большинство монахов посещали занятия. Вечером все они возвращались к физическим упражнениям, хотя те в основном заключались в растяжке и приготовлениям тела ко сну.
Монахи хорошо учили его. Он наблюдал, как они разбивают дюжины досок одним ударом кулака. Вол'джину не терпелось попробовать, так как он был уверен, что сможет сделать это. Но когда пришла его очередь испытать себя в этом упражнении, вмешался Лорд Тажань Чжу. Вместо досок положили каменную плиту дюймовой толщины.
"Ты смеёшься надо мной?" Вол'джин изучал лицо монаха, но не нашёл подвоха. Это не значило, что его там не было, ведь равнодушное выражение пандарена могло спрятать что угодно. "Хочешь, чтобы я ломал камень. Другие ломают дерево".
"Остальные не верят, что могут разбить дерево. А ты веришь". Тажань Чжу указал в точку за плитой, на расстоянии длиной в палец от её поверхности. "Помести здесь свои сомнения. И бей по ним".
Сомнения? Вол'джин отбросил мысль, чтобы та не отвлекала его. Он хотел проигнорировать её, но вместо этого поступил так, как велел монах. Он представил себе сомнения, как мерцающий тёмно-синий шарик, от которого разлетались искры. Он позволил ему проплыть через камень и зависнуть за ним.
Вол'джин принял стойку, сделал глубокий вдох и резкий выдох. Он выбросил кулак вперёд, раскалывая камень. Он пробил его, уничтожив шарик сомнений. Он мог покляться, что не почувствовал никакого сопротивления, пока не ударил по шарику. Камня будто вовсе не было, хотя ему и пришлось отряхнуть пыль с одежды.
Тажань Чжу с уважением поклонился.
Вол'джин ответил ему тем же, продержав поклон дольше, чем раньше.
Другие монахи поклонились вслед настоятелю, когда тот ушёл, а затем и Вол'джину. Он ответил на их поклоны и отныне замечал, что слово "дзянь" приобрело в их устах совсем иной оттенок.
...
Только этим вечером, прислонившись спиной к прохладной стене своей кельи, Вол'джин позволил себе поразмыслить над тем, что усвоил сегодня. Его рука не распухла и не болела, но он всё ещё чувствовал, как его кулак сокрушил сомнения. Он размял руку, наблюдая за работой мышц, и порадовался, что вновь владеет ей полностью.
Тажань Чжу был прав, когда выбрал целью сомнение. Сомнение разрушало души. Какое мыслящее существо стало бы предпринимать какие-либо действия, сомневаясь в успехе? Сомневаться в том, что он мог пробить камень, значило признавать, что его рука могла сломаться, кости расколоться, плоть разорваться, что могла пролиться его кровь. И если бы он был уверен в таком исходе, разве могло случиться иначе? Такой финал был бы его целью, и он бы преуспел, достигнув этой цели. Таким образом, если он сделал своим врагом сомнения, оставалось ли что-нибудь для него невозможное?
Залазан возник в его сознании - не как видение, но как череда воспоминаний. Сомнения раскололи его душу. Они росли вдвоём и были лучшими друзьями. Из-за того, что его отцом был Сен'джин - лидер Чёрного Копья - Вол'джина всегда считали первым из двоих, но сам он так не думал. И Залазан знал об этом; они часто болтали, смеясь над невежеством тех, кто видел в одном героя, а в другом лишь скромного спутника. Даже когда Вол'джин сосредоточился на обучении искусству тёмного охотника, Залазан стал знахарем под началом Мастера Гадрина. Сен'джин сам подтолкнул Залазана к этому, и среди троллей Чёрного Копья нашлись те, кто считал, будто вожак племени готовит Залазана себе в преемники, а Вол'джину предстоят более великие свершения.
Но даже в этом племя заблуждалось, так они оба верили в мечту Сен'джина о новом доме для Чёрного Копья. О месте, где они могли процветать без страха, без преследований со стороны врага. И даже смерть Сен'джина от перепончатых лап мурлоков не могла убить эту мечту.
Однажды - неясно, где и когда - сомнения просочились в душу Залазана. Возможно, виной тому было осознание, что такой могущественный знахарь, как Сен'джин, мог умереть так просто. Может быть, он слишком часто слышал, что Вол'джин был героем, а он лишь спутником. Это могло быть то, о чём Вол'джин даже не подозревал, но что бы ни случилось, это заставило Залазана яростно жаждать власти.
Власть свела его с ума. Залазан поработил большую часть Чёрного Копья, превратив их в безмозглых рабов. Вол'джину и остальным удалось бежать, чтобы затем вернуться и при поддержке ордынских союзников освободить острова Эха. Он сам повёл войска, сокрушившие Залазана, слышал, как хлынула его кровь, как он сделал последний вздох. Ему хотелось думать, что в последний миг в глазах Залазана мелькнуло что-то от его старого друга, который пришёл в себя и был рад освободиться.
"Так, думаю, было и с Гаррошем". Превозносимый за деяния своего отца, но едва ли уважаемый за собственные качества и поступки, Гаррош многим внушал страх. Он понял, что страх был хорошим средством, чтобы держать подчинённых в узде. Но не все склоняли головы по щелчку кнута.
