За Россию - до конца - Марченко Анатолий Тимофеевич (книги онлайн без регистрации txt) 📗
Арестованных на автомобиле в сопровождении броневика доставили на гарнизонную гауптвахту, возле которой их едва не растерзала группа вооружённых солдат. Каждого генерала поместили в отдельную камеру. Деникину, как «главарю», досталась камера под номером один.
Антон Иванович грустно усмехнулся: камера как камера, не санаторий же! Десять квадратных аршин — вот и вся «свободная» территория. Хотелось тебе всей России — получи то, что заслужил! Крохотное окошко с решёткой, нары, стол и табурет. Совсем рядом зловонное место. Впору задохнуться.
Деникин успел заметить, что его боевого друга Маркова втолкнули в камеру номер два, напротив. Вот тебе, дорогой Сергей Леонидович, благодарность Родины за твоё геройство на германском фронте!
Антон Иванович знал, что совсем недавно Марков едва не был расстрелян в Брянске, где взбунтовался военный гарнизон. Восставшие солдаты устраивали поджоги домов, где жили офицеры, и расправлялись с ними. Марков не единожды горячо и страстно выступал на Совете военных депутатов. Речи его были столь логичны и убедительны, что Совет, вопреки своему настроению, принял решение о восстановлении дисциплины и даже об освобождении двадцати арестованных офицеров. Но после полуночи к салон-вагону Маркова, стоявшего на путях Брянского вокзала, ринулось несколько вооружённых рот, накалённых яростью.
Марков вышел на ступеньки вагона и сквозь рёв толпы крикнул:
— Если бы тут был кто-нибудь из моих «железных» стрелков, он сказал бы вам, кто такой генерал Марков!
И свершилось чудо, которого не ожидал и сам генерал: из толпы прозвучал суматошный выкрик какого-то солдата:
— Я служил в тринадцатом полку «Железной» бригады!
— Ты? Подойди поближе! — властно потребовал Марков.
И, едва солдат стал протискиваться к вагону, Марков, с силой оттолкнув стоявших рядом людей, схватил его за ворот шинели:
— Ты? Ну так коли! Вражеская пуля пощадила меня в боях, так пусть покончит со мной рука моего «железного» стрелка!
И снова чудо: толпа взревела, но уже не от ненависти, а от восторга. Поезд тронулся, и Марков под крики «ура!» уехал в Минск...
Да, как хорошо было бы очутиться с Сергеем Леонидовичем в одной камере! С этой мыслью Деникин улёгся на нары и уснул.
Едва утренний свет забрезжил в зарешеченном окне, как Деникин проснулся, почувствовав на себе взгляд, полный ненависти и злобы: держась за решётку, на него смотрели два солдата. Увидев, что генерал проснулся, тут же обложили его отборной матерщиной. Деникин отвернулся к двери и накрыл голову шинелью...
«В тесную душную конуру, — писал он впоследствии в своих воспоминаниях, — льётся непрерывным потоком зловонная струя слов, криков, ругательств, рождённых великой темнотой, слепой ненавистью и бездонной грубостью... Словно пьяной блевотиной облита вся душа, и нет спасения, нет выхода из этого нравственного застенка. О чём они? «Хотел открыть фронт»... «продался немцам»... Приводили и цифру — за двадцать тысяч рублей «хотел лишить земли и воли»... Это не своё — это комитетское. Главнокомандующий, генерал, барин — вот это своё! «Попил нашей кровушки, покомандовал, гноил нас в тюрьме, теперь наша воля — сам посиди за решёткой... Барствовал, раскатывал в автомобиле — теперь попробуй полежать на нарах, сукин сын. Недолго тебе осталось... Не будем ждать, пока сбежишь — сами своими руками задушим».
Впрочем, Деникин не осуждал этих людей. Он понимал, что столетиями в их душах копилась злоба против тех, кто создал несправедливый строй, при котором од» ни, меньшинство, утопают в роскоши и богатстве, ведут праздную жизнь, разъезжают по заграницам, отдыхают на дорогих курортах, тратят миллионы в казино и в то же время силой власти заставляют работать на себя других, огромное большинство, живущее в условиях гораздо худших, чем скот, принуждённое бедствовать, вечно испытывать нужду, мыкаться по белу свету в поисках лучшей доли, чтобы до самой своей смерти так и не найти её. Многовековая обида вырвалась наружу, как лава из вулкана, и обрушилась на тех, кто всегда считал себя хозяевами жизни.
Деникин лежал на нарах, осыпаемый градом ругательств, и мучительно думал о том, повинен ли он в страданиях народных...
Как и отцы тех солдат, которые готовы были жестоко расправиться с ним, отец Деникина, Иван Ефимович, родился в семье крепостного, за пять лет до наполеоновского нашествия на Россию. Ему исполнилось двадцать семь лет, когда помещик отдал его в рекруты. Иван Ефимович участвовал в военных походах в Венгрии, Крыму, усмирял Польское восстание. И в общей сложности протрубил «солдатах целых двадцать два года. Служил в жестокую вору царствования Николая I, когда такое наказание в армии, как «прогнать сквозь строй», считалось совершенно обычным и естественным.
Отец дослужился до прапорщика и был назначен в Калишскую, а затем в Александровскую бригаду пограничной стражи. Пограничный отряд, в котором он служил, охранял границу с Пруссией в районе уездного городка Петрокова. Служил отец честно и преданно, а когда пришёл срок заканчивать службу, вышел в отставку в чине майора. Через два года женился вторым браком на Елисавете Фёдоровне Вржесинской, матери Антона.
Семья Деникиных жила небогато. Да и как ещё можно было жить на нищенскую пенсию отца — тридцать Шесть рублей? До конца месяца этих денег, естественно, не хватало, и отец принуждён был занимать ещё пять-десять рублей, чтобы семья не голодала.
Чувство социальной несправедливости Антон познал сполна ещё в детстве. Врезался в память один эпизод. Ему было шесть лет, когда он, босой, в одной рубашонке, бегал с мальчишками по улице. Какой-то семиклассник играл с ним, подбрасывал вверх. Мимо проходил школьный инспектор, подозвал к себе семиклассника и строго сказал: «Как вам не стыдно возиться с уличными мальчишками?» Антон, слышавший это, едва не заревел от горькой обиды, а потом не выдержал и обо всём рассказал отцу. Отец рассердился: «Ах он, сукин сын! Гувернантки, видите ли, нет у нас. Я ему покажу!» И, отправившись к инспектору, разделал его «под орех» такими крепкими словами, что тот не знал, куда деваться и как извиняться.
Отец умер, когда Антону было тринадцать лет. Нужда обрушилась на семью...
И вот теперь эти солдаты, чьё детство было, наверное, таким же, как и детство его, Деникина, увидели в нём своего классового врага.
«Сказать им, что у меня и теперь нет ни имений, ни богатства, а есть только два походных чемодана, что я прошёл путь от кадета до генерала и всё, чего достиг, — результат лишь моих личных усилий? Так всё равно не поверят, ни за что не поверят, коль ты — генерал!»
Вскоре по делу заключённых в Бердичевской тюрьме генералов началось следствие. Его вела следственная комиссия Юго-Западного фронта. Особое рвение проявлял комиссар этого фронта Иорданский — ему не терпелось сделать на этом деле карьеру, чего, впрочем, он и добился, став впоследствии советским полпредом в Италии.
На следствии Деникин вёл себя спокойно и с достоинством. Он показал, что, во-первых, все лица, арестованные вместе с ним, ни в каких активных действиях против правительства не участвовали, во-вторых, все распоряжения, отдававшиеся по штабу в последние дни в связи с выступлением генерала Корнилова, исходили от него, Деникина, и в-третьих, Деникин считал и считает сейчас, что деятельность Временного правительства преступна и гибельна для России. Генерал добавил также, что восстания он не поднимал и предоставляет Временному правительству поступить как ему заблагорассудится.
Такое заявление, и в особенности оценка деятельности Временного правительства было, несомненно, шагом мужественным. Деникин не кривил душой, не вымаливал себе прощения.
Несмотря на то что Иорданский требовал немедленного суда над Деникиным и другими генералами, заключёнными в Бердичевской тюрьме, военная коллегия Петроградского Совета постановила: суд над Деникиным отложить до окончания следствия над генералом Корниловым, а арестованных перевести из Бердичева в Быхов.
