Самая страшная книга 2016 (сборник) - Гелприн Майк (книги читать бесплатно без регистрации полные txt, fb2) 📗
– Злая тучка съела руку…
– Какую руку?
– У солдата.
Женщина выдвинула из-под кухонного стола старый деревянный стул и тяжело опустилась на него.
Ее ладони закрыли глаза, словно она решила сыграть в прятки. Только ей не хотелось, чтобы ее нашли.
Сидеть бы вот так вечно, укрывшись трескающимися от времени ладонями, и не думать о злых тучках и ползущих сквозь темноту осколках лампочек.
В глазах прилипшего к потолку существа плечи проволочной фигурки стали вздрагивать. Линии-волосы беззащитно ожидали, когда голодные отростки станут выдергивать их клочками, один за другим. Запустить дымчатые когти в окровавленную голову, ковырять ими оголившуюся кость и наслаждаться этим скрежетом.
А потом очередь за мальчиком.
Облако крепче уцепилось за бороздки потолка и всем телом стало опускаться вниз. Его бока раскрывались цветочными бутонами, внутри которых извивались маленькие острые язычки. Они мечтали прикоснуться к тонкой шее, порезать ее на полоски и утащить в распахнутые пасти, пережевывать, давить, рвать черными жадными лепестками.
Все что я мог – лишь наблюдать за этим и кричать: «Бегите! Бегите отсюда!»
Но моих криков никто не услышал. Молчание безответного одиночества заполняло кухню надвигавшейся бедой, и в нем тонули усталые проволочные фигурки, такие хрупкие и беспомощные.
– Почему я должна быть плохой? – едва слышно спросила женщина. – Что я сделала не так, скажи мне? Когда твоим пальцам больно, ты отдергиваешь руку А почему мне нельзя? Терпеть дальше… это жестоко, Саша.
Мужчина мягко сжал ее плечо и повернулся к мальчику:
– Сережа, иди в комнату.
– Но, папа, там же…
– Иди. В комнату.
Голос звучал грубо и устрашающе.
Мальчик отвернулся и затопал к зеву дверного проема. С каждым шагом проем становился все больше и больше, оборачиваясь горлом волшебной пещеры из сказок. Стоит сделать шаг через порог – и вход за ним закроется, спрячется в бетонных песках холодного города.
Папа просто так взял и отдал его злой тучке. Просто так. Взял и отдал.
Глаза щипало от подступившей изнутри соли, но он старался не плакать.
Его пальцы коснулись меня, и я почувствовал, что сейчас он не выдержит, упадет на пол, побежденный, словно неуклюжий тряпичный крокодил.
К нему на подмогу никогда не приползет оторванная пластмассовая рука, да и если бы приползла – какой толк от ее бесполезной гранаты?
Мальчик посмотрел на мою взъерошенную шерсть и прошептал:
– Помоги нам… пожалуйста.
Мужчина обнимал сидящую перед ним женщину, гладил ее волосы и говорил теплые слова. Его руки дрожали от каждого прикосновения, как будто к ним само собой вернулось то, что было оставлено в далекой чужой квартире.
Никто никогда не обижался и не хотел уйти.
Никто и никогда.
– Скажи мне, что ты соврал… не было никакой нехорошей семьи. Мы просто переволновались вчера. Подумаешь, сломалась лампочка. Да и свечка как свечка: так уж совпало, что у тебя пальцы разжались, вот и вышла страшная пасть на стене. Я же все сделала правильно, правда?
– Да, конечно, хорошая моя, ты все сделала правильно. Хочешь, я останусь здесь, а вы с Сережкой поезжайте домой. Приберусь тут, проводку поменяю. Вернетесь – не узнаете. Никаких страстей. Обычная квартира. Господи, Аня, я такой дурак, такой дурак… Прости меня. Прости меня, пожалуйста.
Его пальцы стыдливо скользили по волосам, к которым не заслуживали прикасаться… и вдруг остановились.
Локоны женщины стали подниматься вверх, сами собой, один за другим, зачарованно покачиваясь в пылинках душного воздуха. Словно щупальца плывущей в воде медузы.
Одна из волосинок дернулась и ужалила его в мизинец.
На подушечке выступила блестящая красная капелька.
Мужчина осторожно отпустил волосы и прижал кровоточащий палец к ладони, так, чтобы женщина не увидела этой раны и не испугалась. Медленно отвел руку в сторону и опустил в карман.
В ладонь легла серебристая квадратная зажигалка.
«Только бы с первого раза, – пронеслось у него в голове. – Только бы с первого раза…»
Нужно всего лишь откинуть в сторону крышку и крутануть кремниевое колесико.
Сердце бешено стучало, потому что перед его глазами проступали чудовищные очертания, плясавшие вчера на стене. Он не мог заснуть ночью, ворочаясь в постели и задавая себе один и тот же вопрос: «А что, если они были живыми?»
Что, если они спрятались среди теней желтой свечки?
Теперь он знал ответ.
В волосах его жены копошились когти огромного черного облака, свисающего с потолка на шипастых карандашных нитях. И самое страшное – оно было здесь всегда, с того самого момента, когда они всей семьей зашли в дом.
Просто никто не хотел замечать.
– Что там, Саша? – прошептала женщина. – За мной кто-то дышит… Там… там…
– Не двигайся, милая. Все будет хорошо.
– Но я…
– Смотри мне в глаза. Только мне в глаза, никуда больше. Анечка, все будет хорошо, я тебе обещаю. Только не оборачивайся. Пожалуйста. Пожалуйста, милая моя.
Он достал зажигалку из кармана и медленно приподнял ногтем большого пальца металлическую крышку.
Щелк!
Вот он, фитиль и кремень.
«Ты сможешь. Давай же. Давай».
– Смотри мне в глаза, – повторил он снова. – Смотри мне в глаза.
Большой палец повернул тяжелое неуклюжее колесико.
Послышался хриплый скрежет, но фитиль не загорелся.
Когти в волосах замерли и с интересом повернулись острыми языками к дрожащей руке.
– Мне страшно, Саша…
– Не переживай, моя хорошая, тебе просто мерещится. Ничего нет. Ничего здесь нет.
Он повернул колесико еще раз. Фитиль по-прежнему не загорался.
Еще раз. Еще. Еще. Еще.
Существо зашевелилось. Черные лепестки раскрывались все шире и теперь шипели так громко, что в этих звуках тонул весь мир.
Щелк!
Щелк!
Огонь…
Мужчина сунул пламя в опутанные черным облаком волосы.
Когти заскрежетали и стали яростно вырываться из горящего плена, выдергивая из головы клочки обламывающихся проволочных нитей. Женщину дернуло вместе со стулом назад – она ударилась об угол стены и завопила от боли, перебирая по полу ногами и хватаясь перевязанной рукой за острые, словно бритвы, отростки.
Из порезов текли липкие тугие ручейки. Клочки марлевой повязки падали на пол, пропитанные кровью.
– Здесь ничего нет! – кричал мужчина, схватив копошащуюся тварь. – Все хорошо, милая! Держись! Слышишь, держись!
Изо всех сил он рванул облако на себя, и оно оторвалось от потолка, шлепнувшись тяжелой мясистой тушей в коридор. Его чудовищные отростки стучали по полу, словно просмоленные канаты, и из них выпадали обгоревшие волосы, которые тут же слизывались мокрыми черными лепестками.
Пасти на боках захлопывались и жевали ненавистную тонкую проволоку.
«Убить! Каждого».
К-а-ж-д-о-г-о.
Где-то здесь чернильное пятно мальчика. Совсем рядом. О-о-о, мальчик умеет делать больно так, как никто другой. Его руки умеют включать черный электрический насос, и этот звук сводит с ума.
Вырвать. Раздавить. Разрезать на куски.
«Нельзя делать больно! Нельзя!»
Отростки потянулись в комнату, закрывая за собой дверь. Когда-то давно здесь был ключ, но существо теперь могло справиться с дверью и без ключа: всего-то и надо, что залезть когтями в замочную скважину, выдернуть пружину – и металлический брусок сам собой провалится в прорезь деревянной перегородки.
Я смотрел его глазами – жадными, жестокими.
Они остановились на коричневой шерстяной твари, ощетинившейся остриями ворсинок, и там, под нею, всхлипывал маленький сжавшийся комок страха.
Чернота сгустилась, сквозь нее проступили очертания волчьих пастей, глядящих в пустоту комнаты с застрявшими среди обоев детскими криками. Мохнатые лапы опустились на пол. Дымчатый хвост двигался сам собою, будто не принадлежа существу: с него свисали плети сверкающих от слюны раздвоенных языков.