Дом на городской окраине - Полачек Карел (лучшие книги читать онлайн бесплатно без регистрации txt) 📗
— Дороговат он, наверно, этот доктор Глюклих, — хотел знать бухгалтер.
— Известно, такие вещи дешево не обходятся, — согласилась с ним пани Кафкова, — зато дело будет в надежных руках. У меня есть знакомая — родственница господина Глюклиха, я ей скажу, чтобы она замолвила за вас словечко. Пан доктор назначит сходную цену.
— Буду вам чрезвычайно благодарен!
Родственники напрягли все силы, чтобы пробить Михелупу путь к скидке. И на следующий день бухгалтер отыскал контору адвоката.
Знаменитый адвокат принял преступника в своем кабинете, заваленном книгами и грудами бумаг. Он склонил голову, и бухгалтер стал шепотом исповедоваться в своих грехах. Доктор Глюклих выслушал историю Михелупа, задумался и попросил аванс. Михелуп ужаснулся величине требуемой суммы и хотел что-то возразить. Но адвокат махнул ему рукой и погрузился в чтение какого-то дела. Бухгалтер на цыпочках вышел из кабинета, задержался в приемной и там вложил требуемую сумму в руку прыщавого писаря.
— Да, дорогой, дорогой доктор… — с уважением шептал он.
— Только поглядишь на него, и это уже стоит тебе головокружительных денег. И то для меня еще выговорили скидку! А сколько бы пришлось платить, если бы у меня не было протекции?
Бухгалтер подсчитал в уме, получилась такая цифра, что он сам испугался и пожалел несчастных, которые попадутся в руки известного защитника без возможности сослаться на полезные знакомства.
Дома он сразу достал тетрадь с колонками цифр, в которых запечатлелась биография мотоцикла. Добавил к огромному столбцу еще и плату, которую пришлось внести в адвокатской конторе. Но при этом убедился, что вся тетрадь уже исписана; оставался лишь маленький уголок последней страницы. Он задумался. Что делать? Удастся ли приобрести новую тетрадь со скидкой? Вряд ли. Ведь тот владелец канцелярской лавки, который уступил ему двадцать геллеров, умер. Где теперь найти другого, столь же благожелательного?
С великими опасениями явился он после болезни в канцелярию. Сгорбившись, снял пальто, надел нарукавники и сел к своему столу. Украдкой взглянул на девиц — не шепчутся ли? Не чуют ли в нем преступника! Но одни серебристые барышни безучастно тюкали по клавишам пишущих машинок, другие рылись в шкафах с пыльными бумагами. Наверное, и не подозревали, что бухгалтера скоро переоденут в серую арестантскую одежду и захлопнутся за ним тюремные ворота.
Однако он должен уведомить о своем проступке директора. Со слабеющим сердцем и дрожащими коленями переступил Михелуп порог директорского кабинета. Что сделает директор Паздерник, когда узнает, что держит у себя на службе преступника? Закричит громовым голосом и выставит его за дверь? И он будет влачить жалкое существование, как множество выкинутых за борт людей. Бухгалтер вспомнил нищего, с которым познакомился в камере. Возможно, и он будет, как этот нищий, с обнаженной головой стоять у входа в кафе и бормотать просьбу о милостыне. Михелуп содрогнулся.
Директор Паздерник, сняв очки, встретил бухгалтера вопросительным взглядом.
— Как поживает наш пан бухгалтер?.. Мы его не видели… н-да, н-да… мы не видели его несколько дней… н-да… он был болен, н-да?
Михелуп подтвердил, что был болен. Очень болен. Был, так сказать, на волоске от смерти. Врачи не знали, что делать.
— И что же… что же? — обеспокоился директор.
— Удивительное дело, — объяснил бухгалтер, — доктора ломали головы, и никто не мог определить, что это за болезнь. Это было что-то необычное. Доктор Гешмай сказал, будто такая болезнь случается раз в сто лет.
— Что же это все-таки было?
— Не могу знать, пан директор. Доктор произнес какое-то латинское слово, но я забыл. Что-то с нервами…
— Так, так… н-да, н-да… нервы… вы немного похудели… н-да, н-да, сразу видно — болели, н-да… Я рад, что теперь все в порядке.
Он надел очки, чтобы показать: аудиенция окончена.
«Сейчас начнется, — подумал бухгалтер. — Выслушает ли он меня? Пожалуй, нет. Скажу только одно слово и вылечу на улицу. Но что поделаешь? Скорее выкладывай — и с плеч долой».
— Пан директор, — начал он.
Паздерник надел очки.
— Н-да?
— Пан директор, я…
Директор сложил на животе руки и откинулся на спинку кресла.
— Говорите, дружище, я слушаю…
Михелуп, заикаясь, выпалил:
— Дело в том, что я преступник…
Директор вытаращил глаза:
— Преступник? Н-да, н-да… Пан бухгалтер преступник? Что же совершил пан бухгалтер?
Дрожащим голосом Михелуп поведал о своем приключении. Закончив, склонил голову и подумал: «Так. А теперь да свершится воля Господня!»
Неожиданно директор расхохотался.
— Н-да, н-да… пан Михелуп преступник, н-да… — простонал он, — пан Михелуп будет сидеть в тюрьме, н-да, н-да… посмотрите-ка на него… — Директор покраснел, живот его сотрясался от смеха. — Вот молодчина, — с издевкой подбадривал он бухгалтера, — видали — он дерется с полицейскими, н-да, н-да… никогда бы о нем не подумал…
У бедного Михелупа слезы брызнули из глаз.
— Пан директор… — взмолился он, — у меня семья…
Директор заливался смехом.
— Хотел бы я видеть, н-да… как пан бухгалтер сражается с полицейским… н-да, полагаю, это было великолепное зрелище…
Михелуп разрыдался.
Директор сурово на него прикрикнул:
— Что такое? Взрослый мужчина и слезы… не могу видеть, н-да, н-да, когда плачет мужчина…
Он поднялся, сжал могучей лапищей плечо бухгалтера и заставил его сесть.
— Не надо принимать это так близко к сердцу. Что вы распустили нюни? Я рассержусь, н-да, я серьезно рассержусь…
— Какой позор! — простонал бухгалтер.
— Позор? Посадят и выпустят, н-да, не оставят же там пана бухгалтера навечно. Послушайте, дружище! Я ведь тоже сидел!
У Михелупа от удивления отвисла челюсть.
— Пан директор… сидел?
— Да, в тюрьме.
Директор задумался, и его глаза заволоклись ностальгическим туманом.
— Еще в молодости, — начал он печально, — сколько мне тогда было? Н-да, семнадцать, я был учеником в типографии, н-да, н-да, и принял участие в драке с буршами… н-да… кровавое сражение на окраине Праги, в Крчи… н-да… Где те времена?.. Где мои молодые годы?.. Мы были крутые ребята. Н-да… политика и тому подобное… где какая потасовка, там и мы, н-да…
Он стряхнул с себя волнение, пробужденное воспоминаниями о минувшей молодости, и продолжал:
— Это было хорошо… Тюрьма пошла мне на пользу… н-да… я раздобыл книг и занялся самообразованием… история, социология, основы экономики, н-да, н-да… изучал иностранные языки… нигде не бывает столько свободного времени, н-да… я многое обдумал… духовно созрел, н-да…
У Михелупа отлегло от сердца.
— Значит, пан директор тоже сидел, — прошептал он.
— Тоже, тоже, хе-хе… А что, уголовное дело уже начато?
— Еще нет.
— Хорошо… н-да, н-да… я позабочусь… н-да, чтобы пану бухгалтеру не пришлось сидеть.
Михелуп промямлил слова благодарности.
— Ничего-ничего, н-да… идите спокойно, н-да… дело будет закрыто.
Он подталкивал бухгалтера к дверям и вдруг опять расхохотался:
— И что же вы, сбили с полицейского каску да?
Михелуп вежливо улыбнулся.
— Сбил, простите…
— Ха-ха-ха… Так-таки размахнулись и сбили?
— Сбил, простите…
— Н-да, хи-хи-хи… это вы здорово… а что он? Ругался?
— Ругался, простите. И стукнул меня дубинкой, простите.
— Стукнул дубинкой? Ха-ха-ха, а-ха-ха… хо-хо… и больно?
— Больно, простите. Еще и сегодня чувствую.
— Ха-ха-ха… ну и развеселили же вы меня, пан бухгалтер, спасибо вам…
И снова настало воскресенье. Бухгалтер Михелуп, выйдя на балкон, испытующе взглянул на небо. Посмотрел на запад, посмотрел на восток, задрал голову вверх — всюду сияющая синева, и лишь низко над горизонтом плывут два невинных облачка. Бухгалтер нахмурился, почесал спину, вернулся в комнату и вяло объявил:
— Установилась хорошая погода.
— Очень хорошая, — радостно согласилась жена.
