Бумерит - Уилбер Кен (читаемые книги читать .TXT) 📗

– Получается, интегральный подход жизненно необходим нашим правительствам. Наши образовательные учреждения, охваченные деконструктивным постмодернизмом, задыхаются без интегрального видения. Нашей системе здравоохранения не помешала бы деликатная ласка интегральной заботы. Лидерам стран было бы полезно иметь более полное представление о своих возможностях. Наши собственные сердца, умы и души жаждут интегрального включения и безусловной заботы, распространяющейся на всех существ.

Некоторые слушатели начали подниматься и аплодировать стоя.

– Когда вам откроется интегральное видение, вы будете работать, пока не сотрёте пальцы до костей, будете идти, пока не собьёте ноги в кровь, будете одиноко плакать от рассвета до тёмной ночи, будете непрерывно трудиться, пока все дети Бога не смогут наслаждаться безграничной свободой и полнотой жизни, право на которые дано им от рождения.

К этому моменту весь зал был на ногах, аплодируя как самой Лизе Пауэлл, так и её трогающим душу взглядам.

– С помощью чуткого милосердия интегрального объединения мы могли бы создать новое руководство страной и мир во всём мире, интегральную медицину и политику заботы, экологический баланс и мир подлинного сострадания, интегральный бизнес, духовное согласие и многое, многое другое.

Пауэлл вышла в центр сцены и слегка поклонилась. Её чёрные волосы и чёрная кожа танцевали в лучах света, а когда её голос плавно смолк, воцарилось спасительное спокойствие.

– Но, доктор Джефферсон, каковы шансы на самом деле? – спросил Скотт.

– И ещё, – добавила Каролина, – почему вы считаете, что мир вообще будет слушать все эти интегральные разговоры?

– Святые угодники, – рассмеялся Джефферсон. – Мне ведь ещё даже не принесли салат. – Он оглядел всех сидящих за столом. Я пригласил его и Джоан присоединиться к нам с Джонатаном, Скоттом и Каролиной за обедом.

– Хочу рассказать вам одну историю. Я родился в Бэдфорд-Стайвесент, довольно суровом Бруклинском гетто, где жили в основном итальянцы и пуэрториканцы, так что я был меньшинством среди меньшинств. В Бэдстай, как и в большинстве гетто, заправляли красные уличные банды. И, поверь мне, если ты хочешь там выжить, нужно быстро вступать в какую-нибудь грёбаную банду, иначе получишь пулю в задницу – они просто отстрелят твою тощую чёрную задницу, понимаешь, о чем я? – Джефферсон рассмеялся над тем, что снова заговорил на языке гетто.

– Как же молодому чёрному парню выбраться из гетто? Как ему выбраться из красной уличной банды и всей этой хип-хоп-гангста-сцены? Единственный способ – это обзавестись какой-нибудь синей структурой, верно? Он может остаться на этом красном поле боя, но тогда он рано или поздно начнёт торговать наркотиками, получит пулю, загнётся от передоза или отправится в тюрьму. Вы ведь знаете цифры: на каждых трёх молодых чёрных парней приходится одно уголовное дело. Он может на этом остановится или двигаться вверх, на уровень синих структур. Какие синие структуры ему доступны? Вообще-то, выбор невелик. Есть спорт: обычно это баскетбол или футбол. Есть религия: он может пойти к Луису Фаррахану в Нацию ислама [120] или обрести Иисуса – Протестантская церковь была и остаётся, наверное, самой важной стабилизирующей силой в истории чёрной Америки. А ещё он может пойти в армию – я пошёл в разведывательно-диверсионные войска. В любом случае, единственный способ выбраться с красного уровня – это подняться до синего.

– Но нынешние зелёные либералы нашей страны просто ненавидят всё синее, хотя, возможно, делают это не со зла. Возможно, так получилось потому, что самая известная версия синего в нашей стране – это Республиканская партия, от которой демократов просто тошнит. Как бы то ни было, зелёные либералы постоянно пытаются уничтожить синие структуры, заявляя при этом, что стремятся к равенству для всех. В общем, мне кажется, что демократы – в основном неплохие ребята, но их деятельность вызывает цепную реакцию, в результате которой разрушаются синие структуры, дающие ребёнку, родившемуся в гетто, единственную возможность выбраться оттуда.

– У Клифтона Толберта (Clifton Taulbert) есть замечательная книга «Когда мы были цветными» («When We Were Colored»). Возможно вы, детишки, этого не помните, но были времена, когда мы, «цветные» или «негры», были отделены от белого общества: у нас были отдельные рестораны, отдельные отели, отдельные фонтанчики с питьевой водой и много чего ещё. И всё же мы смогли создать собственную прекрасную синюю культуру, которой удалось привлечь в свои ряды практически всех и вырастить наши души. Именно об этой культуре Толберт пишет с такой гордостью, с такой горько-сладкой любовью. Всё, что нас тогда окружало, это синяя культура белых людей, которая, как и любая другая синяя культура, включая нашу, была глубоко этноцентрической. И в то же время необходимо было положить конец расовой сегрегации.

– Отсюда горчинка в рассказе Клифтона: несмотря на то, что сегрегацию необходимо было преодолеть, мы, очевидно, сделали это не самым уместным способом, поскольку подход зелёных либералов (благослови их, Господи, за их благие устремления) подразумевал разрушение любых синих структур. Так что «цветные» синие структуры начали рассыпаться на глазах, регрессировать к красному, войнам банд, криминальному феодализму и всему тому бардаку, который творится сейчас. Чувство стыда, на котором держатся любые синие структуры, либералы отправили на помойку за его «склонность осуждать», после чего синие структуры меньшинств развалились быстрее, чем вы могли бы произнести слово «деконструкция». Теперь уже никто не мог сказать Тупаку Шакуру, Сюдж Найту (Suge Knight) и Паффи [121]: «Вам должно быть стыдно! Стыд и срам! Стыдно быть красными, пора двигаться к синему!». Так красный расцвёл и даже стал идеализироваться. Дерек Ван Клиф и Дон Бек находились в Южной Африке, когда закончился апартеид и своими глазами видели то же самое, что произошло у нас: зелёный разрушил синий и освободил красный. Именно этой смесью агонии и экстаза пропитан горький рассказ Клифтона.

– Разумеется, у апартеида и сегрегации были и другие причины – настолько очевидные, что я даже не буду о них говорить, но если бы в то время, когда это происходило, у нас была интегральная политика, всё могло бы закончиться совершенно иначе! Если бы мы с уважением отнеслись к месту синего мема в контексте всего развития и отдали должное некоторым его уместным формам, то могли бы помочь загнанным в гетто меньшинствам подняться с синего уровня на оранжевый и зелёный, дав им шанс сделать шаг к интегральному уровню и подлинной интеграции.

– Но сейчас красная афроамериканская субкультура уже ненавидит всё синее. Красные меньшинства усвоили ненависть зелёных либералов к синему. Сегодня чёрные дети думают, что чтение – для белых мальчиков, что это игра для слабаков, а браза не нужно это тупое дерьмо; рулит гангста-рэп, в котором, как и во всех проявлениях красного, присутствует огромная доля женоненавистничества, гомофобии, жестокости и насилия. Тем не менее, зелёные либералы считают, что должны поддерживать весь этот бред, чтобы никого не осудить и противостоять расизму! Ха! У нас нет синей культурной основы, которая могла бы сказать «Вам должно быть стыдно за весь этот бардак!». Как я уже сказал, братья заразились от либералов ненавистью к синему – братья не хотят иметь с синим ничего общего, и поэтому не могут выйти за пределы красного. Точка. Красные до мозга костей…

Джефферсон остановился и какое-то время сидел молча и неподвижно. Никто не сказал ни слова. Даже официантка не подходила к столу, чувствуя, что её присутствие будет неуместно.

– Вот почему я начал заниматься всем этим. Заинтересовался интегральным подходом. Я видел, как чёрные столкнулись с ужасами синего консерватизма и расизма, но я также видел те ужасы, которые породили зелёные либералы, когда начали уничтожать синие структуры во всех их проявлениях, даже в здоровых и жизненно необходимых. Проблема большинства республиканцев в том, что они не воспринимают ничего, кроме синих ценностей, проблема большинства демократов в том, что они не воспринимают ничего, кроме зелёных ценностей, и это противостояние разрывает страну на части, превращает её в груду кровавых ошмётков, над которыми у них ещё хватает смелости говорить о «любви». Я был уверен, что существует другой путь, который объединил бы сильные стороны обоих подходов и отправил бы в ад их жестокую узость.