Барабаны осени. Книга 2. Удачный ход - Гэблдон Диана (книги серия книги читать бесплатно полностью .txt) 📗
Но Зубы Выдры дерзко отвечал, что он как раз на это и надеется; тогда нам поневоле придется сражаться. И он открыто заявил, что снова отправится в такой поход… и снова, и снова, пока вся земля не подымется на битву, и тогда мы увидим, что он говорил правду, что мы должны или убить белых чужаков, или умереть сами.
Никто не мог помешать ему сделать то, что он обещал; и у нас было несколько молодых людей, чья кровь была слишком горяча; они бы пошли за ним, что бы им ни твердили остальные. Мой брат шаман поставил свой лечебный шалаш и призвал на совет Великую Черепаху. Он оставался в шалаше целый день и целую ночь. Шалаш трясся и качался, из него слышались голоса, и люди были очень испуганы. А когда мой брат вышел из шалаша, он сказал, что Зубы Выдры должен покинуть нашу деревню. Пусть он делает то, что считает нужным, но мы не может позволить ему навлечь разорение на нас. Из-за него начались раздоры между людьми, так что он должен уйти.
Зубы Выдры разозлился просто необычайно, никто прежде не видел его таким.
Он встал в центре деревни и кричал до тех пор, пока на его шее не вздулись жилы, а глаза не налились кровью. — Тут голос девушки-переводчицы упал почти до шепота. — И он кричал ужасные слова… А потом он замолчал, и всем стало страшно. Он сказал такое, что задело наши сердца, едва не заставив их выскочить из тел. И даже те, кто пошел вслед за ним, очень боялись его.
Он не спал и не ел. И целый день, и целую ночь, и весь следующий день он продолжал говорить, и все ходил и ходил по деревне, останавливался перед дверью каждого вигвама и говорил, пока люди не выходили наружу и не прогоняли его. А потом он ушел.
Но он вернулся. И снова ушел — и опять вернулся. Он мог уйти и спрятаться в лесу, а потом снова прийти в деревню, прямо среди ночи, и он был тощий и голодный, а глаза у него горели, как у лисицы, и он все время говорил. Его голос звучал всю ночь в каждом доме деревни, и никто не мог заснуть.
И мы наконец начали понимать, что в него вселился дух зла; может быть, это был Ататархо, с головы которого Гайавата сорвал змей; а может быть, змеи забрались в этого человека, ища укрытия. Наконец мой брат-вождь сказал, что это необходимо прекратить; Зубы Выдры должен уйти навсегда, или мы его убьем.
Тевактеньёнх ненадолго замолчала. Ее пальцы, до сих непрерывно гладившие пурпурные раковины ожерелья, как будто старая леди черпала из них силу для рассказа, замерли в неподвижности.
— Он был чужаком, — негромко сказала она. — Но он не понимал, что был чужим для нас. Я думаю, он этого так и не понял.
В другом конце длинного вигвама компания дегустаторов расшумелась вовсю; все мужчины смеялись, от радости раскачиваясь на месте. Я различила в общем шуме голос Эмили — ее высокий голос звучал среди мужских голосов. Красивая Женщина тоже посмотрела в ту сторону и слегка нахмурилась.
Мне казалось, что по моей спине вверх-вниз бегают мыши, царапая меня маленькими острыми коготками. Чужак. С лицом индейца, говорящий, как индеец; но говорящий очень странные вещи. Индеец… с серебряными пломбами в зубах. Нет, конечно же, он не понимал. Он думал, они одной крови, в конце-то концов. И зная то, что таит в себе будущее, он пришел и попытался спасти их. Разве он мог поверить, что они действительно готовы расправиться с ним?
Но они были готовы. Они связали его, сказала Красивая Женщина с непроницаемым выражением лица.
Они привязали его к шесту и центре деревни и вымазали ему лицо чернилами, которые делают из сажи и дубовых орешков.
— Черный цвет — для смерти; пленников, которых собираются убить, всегда так раскрашивают, — пояснила молодая переводчица, чуть приподняв брови. — Ты знала это, когда встретила того человека на горе?
Я молча покачала головой. Опал согрелся в моей ладони и стал влажным от пота.
Они какое-то время пытали его; они протыкали его обнаженное тело заостренными палками, жгли горячими углями, так, что на коже вздувались и лопались пузыри, а его кожа в конце концов превратилась в лохмотья. Но он стоял твердо, он не кричал, и это понравилось племени. Похоже, у него было еще много сил, и его оставили привязанным к шесту на всю ночь. А утром оказалось, что он исчез.
Когда старая леди произнесла эти слова, ее лицо застыло, словно превратившись в маску. Никто не мог бы сказать, как она отнеслась к бегству чужака — была ли она рада этому, или ее это огорчило…
— Я сказала братьям, что им не нужно преследовать чужака, но мой брат сказал, что так негоже; что Зубы Выдры может снова вернуться, если они не доведут дело до конца.
И потому из деревни в погоню за беглецом отправился отряд. Он ведь истекал кровью, найти его след было бы совсем нетрудно.
— Они пошли за ним на юг. Они думали, что вот-вот поймают его, но он снова и снова ускользал. Он был очень сильным. Он бежал. Четыре для они гнались за ним, и наконец действительно поймали, в осиновой роще, засыпанной снегом; ветки деревьев были белыми, как кости скелета.
Старая леди поймала мой вопросительный взгляд и кивнула.
— Мой брат, вождь, был там. Он мне все рассказал, когда вернулся.
Чужак был один, у него не было оружия. И у него не было ни единого шанса, и он отлично знал это. И все равно он бесстрашно повернулся к ним лицом — и заговорил. Даже после того, как один из воинов ударил его по лицу боевой дубинкой, он продолжал говорить сквозь кровь, заливавшую его лицо, и с каждым словом капли крови вылетали между раздробленными зубами.
— Он был храбрым человеком, — задумчиво произнесла старая леди. — Он ни о чем не просил. Он просто продолжал говорить им то же самое, что говорил прежде, но… но мой брат сказал, что на этот раз это выглядело по-другому. Прежде он пылал, как огонь, и слова его были горячими; а умирая, он был холоден, как снег… и именно потому, что его слова были такими холодными, они сильно испугали воинов.
И хотя чужак был уже мертв и лежал в снегу, его слова как будто продолжали звучать в ушах воинов. Они легли спать — но голос чужака звучал в их снах и не давал им покоя. Вы будете забыты, говорил он. Все племена Лиги ирокезов просто перестанут существовать. Никто не сохранит ваши предания. И вы сами, и все, что вы имеете, — все будет уничтожено и забыто.
— И наконец моя брат сказал: совершенно очевидно, что тот человек был колдуном…
При этих словах старая леди бросила на меня острый взгляд. Lе suis une sorciere, так ведь я говорила. Я нервно сглотнула, и моя рука невольно потянулась к амулету, висевшему на шее.
— И мой брат сказал, что единственное, что тут можно сделать, так это отсечь его голову, и тогда он больше не сможет говорить. Они вернулись обратно, и они отрезали его голову, и привязали ее среди еловых ветвей, повыше. Но когда они легли спать на следующую ночь, они снова услышали его голос — и проснулись с дрожащими от страха сердцами. Вороны выклевали его глаза, но голова все равно продолжала говорить!
Один человек, очень храбрый, сказал, что он возьмет эту голову и похоронит ее где-нибудь далеко. — Старуха коротко улыбнулась. — Этот храбрый человек был моим мужем. Он завернул голову в кусок оленьей шкуры, и он побежал с ней далеко-далеко на юг, а голова все это время продолжала говорить в его руках, так что он в конце концов залепил себе уши пчелиным воском. Наконец он увидел очень большой красный кедр, и понял, что это и есть нужное место, потому что красные кедры имеют очень большую целебную силу. И он закопал голову колдуна под корнями этого дерева, а когда вытащил из ушей восковые затычки — ничего не услышал, только шум ветра и воды. Потом он пошел домой, и больше с того дня и до сегодняшнего никто в этой деревне не произносил имени Зубов Выдры.
Молодая женщина закончила перевод, глядя на свою бабушку. Видимо, последние слова были чистой правдой; переводчица явно ни разу до нынешнего дня не слышала эту историю.
Я судорожно вздохнула, приходя в себя. Дым почему-то перестал уходить вверх; вместо того он собрался низким облаком над нашими головами, и воздух стал тяжелым от густого пьянящего запаха.
