Звезда королевы - Арсеньева Елена (читать книги онлайн бесплатно полностью TXT) 📗

— Сможешь держаться за борт? — проговорил Жако, не оборачиваясь к Марии. — Недолго — главное, спуститься пониже по течению, тогда я возьму тебя в лодку, мы дождемся ночи и вернемся в город.

Мария все еще цеплялась за его ручищу, как за последнее прибежище в жизни, забыв, что ей некогда пришлось пережить от этих рук, и Жако нехотя, как бы с натугой усмехнулся:

— Не бойся. Меня ведь послал за тобой Ночной Дюк — я не мог его ослушаться. Берись за борт, ну? Мне надо грести, не то с берега заметят неладное.

Мария заставила себя перехватить пальцы, удерживаясь за борт. Тупое оцепенение охватило ее: как могла она удержаться за борт; как случилось, что спасение пришло к ней в образе чудовища Жако и кто такой этот Ночной Дюк.

Филин [229], что ли? Не тот ли филин, чей крик сопровождал ее этой ночью? Не тот ли, что ухал на кладбище? Не тот ли, с кем она…

Это было ее последней мыслью.

Глава XXIX

НОЧНОЙ ДЮК

— Вы что, всерьез думаете, что в рядах мятежников царит единство? Они едины только в стремлении убить как можно больше ни в чем не повинных людей. И каждый желал бы увидеть среди них и своих соратников!

Какой громкий, резкий голос! Мария чуть повернула голову, пытаясь укрыться от него, но он звучал со всех сторон сразу:

— У каждого свои гнусные цели. В этом так называемом общем движении каждый ищет личного обогащения, возвышения, прославления, прикрываясь громкими словами о благе государства. Если они что-то и делают для счастья народа и Франции, то по чистой случайности, сами себя не помня при этом от изумления.

Вокруг негромко засмеялись, и другой голос, манерно глотая окончания слов, подхватил:

— Каждый из них хочет как можно скорее разбогатеть, нажить огромное состояние быстро и не работая.

— Ну, господин маркиз, — не без лукавства перебил женский голос, — вы тоже нажили свое состояние быстро и не работая.

— Да, — под общий хохот согласился тот, кого назвали маркизом, — можно сказать, это произошло в одночасье, когда мой отец свалился с коня и сломал себе шею. Но могу поклясться перед Богом: я не приложил к этому ни малейших усилий, и руки мои чисты. Вдобавок, я с рождения звался де Вильон. А эти убийцы, эти паршивые демократы и прислужники черни, совсем недавно были буквально снедаемы страстью к аристократизму, тому самому, который сейчас ими безжалостно истребляется. Даже изменяли свои фамилии: урод Дантон, вообразите, подписывался д'Антон, а злодей Деробеспьер превратился в Максимилиана де Робеспьера. Ничтожный выскочка в прошлом — неподкупный [230] убийца сейчас!

Вокруг зааплодировали, и Мария с усилием открыла глаза.

Что такое? Где она? Судя по разговорам, в одном из роялистских салонов, где злословили по поводу революционеров столь же охотно, как до 1789 года — относительно королевы. Судя по виду, это один из залов того замка, где ее некогда держали Вайян и Жако, принуждая написать завещание. Господи, как давно это было! Восемь, девять лет назад? Она не могла сосредоточиться и вспомнить. Что толку считать? Целая жизнь прошла с тех пор, прежнее счастье или хотя бы надежды на него давно сметены тем же ураганом, который разрушил Францию, а старый враг Жако, которого она считала не человеком, а неким орудием убийства, вчера спас ей жизнь. Или это было не вчера? Сегодня? Месяц назад?

— Тише, господа! Нас просили говорить потише! — послышался женский голос. — О, кажется, наша гостья очнулась.

— Да и мы здесь, слава Богу, не хозяева, — проворчал де Вильон. — Все мы только гости Ночного Дюка! Но ей пора, пора очнуться. Уж три недели без памяти!

Ну вот. Стало быть, три недели… Однако где же она очутилась, где провела эти три недели, лишившись сознания посреди Сены, под жарким полуденным солнцем? Что это за склеп?

— Вот именно, — поддакнул женский голос — должно быть, Мария произнесла слово «склеп» вслух. — Однако все мы тут вполне живые. Бог милосерден — вы тоже очнулись. — И Мария различила в полумраке, при рассеянном свете двух факелов, склонившееся над ней худощавое лукавое лицо — некрасивое, но очень милое.

— Кто вы? — прошептала она, едва шевеля сухими, как бумага, губами. — И можно мне попить? — Вот странно, что она еще мечтает о воде после того жуткого плавания по Сене!

Незнакомая дама подсунула к ее губам край глиняной посудины, и Мария глотнула что-то столь кислое и терпкое, от чего сразу закашлялась, а голова ее закружилась так, что она со стоном ухватилась за незнакомку, пытаясь остановить круговращение мира.

— Вот черт! — проворчала дама. — Дайте-ка другой ковшик, граф. Да нет, с водой! Эта бедняжка слишком слаба, чтобы начинать свое воскрешение из мертвых с глотка старого доброго бордо.

И, с ловкостью заправской сиделки приподняв голову Марии, она поднесла к ее губам ковш с водой, от которого та смогла оторваться, лишь выпив все до капли.

— Вам надо поесть, — озабоченно сказала дама. — Сегодня у нас свежие лепешки и яблок без счету, а к вечеру, когда трактир закроется, обещали принести сыру. Вина вообще вволю: тут за стенкой погреба; мы пробили туда дыру и наслаждаемся жизнью. Давайте съедим кусочек лепешки, а, милочка?

— Потом, — пролепетала Мария. — Кто вы? Кто такой Ночной Дюк? И где я?

— Меня зовут Беатриса, маркиза д'Монжуа, — различила Мария в темноте улыбку дамы. — Вы меня забыли, баронесса? Нас познакомила Гизелла д'Армонти как-то на балу… То был последний бал в нашем доме, поэтому я помню все, что там происходило. В тот вечер погиб ваш муж — наверное, мое имя вызывает у вас неприятные чувства, да? Но, поверьте, маркиз, который тогда поддерживал этого le renegat [231] Орлеанского, теперь жестоко в этом раскаивается… впрочем, там, где он сейчас пребывает, каждый в чем-то раскаивается! — И она перекрестилась с таким видом, который не оставлял сомнения в том, что бедняга д'Монжуа не просто скончался, но и прямиком попал в ад.

Мария смотрела на нее со слабой улыбкой. Она была так изнурена, что упоминание о д'Монжуа и даже Гизелле д'Армонти не всколыхнуло в ней ничего. Та жизнь прошла, исчезла и что проку предаваться раздумьям о ней? Сейчас гораздо важнее развеять этот гул в голове, туман в глазах, избавиться от тошноты, одолевшей ее после глотка вина.

Беатриса еще что-то говорила, но у Марии не быдо больше сил слушать ее.

— Вы так добры, — прошептала она невпопад, страшным усилием пытаясь удержать глаза открытыми, но веки ее упали.

Последнее, что она слышала, был стук жестяных кружек, ударившихся друг о друга, и голос маркиза:

— За его величество короля Людовика Французского! Да сохранит его Господь и пошлет ему победу над врагами!

— Виват! — поддержали мужские голоса.

— Тише, тише, господа! — шепотом воскликнула Беатриса. — Ночной Дюк просил соблюдать тишину!

Снова это имя… Но спросить, кто это, Мария уже не могла: она крепко спала.

Она проснулась от голода, ощущения сосущей тошноты. Казалось, никогда в жизни ей так не хотелось есть!

— Беатриса! — позвала Мария шепотом, но никто не отозвался.

Она с усилием села, потом попыталась встать. Ноги подкашивались от слабости, но стоять она могла. С изумлением Мария обнаружила, что вместо лохмотьев на ней вполне приличное платье — правда, измятое и очень простое, но чистое и не рваное. А под платьем даже сорочка. И возле топчана стоят кожаные туфли. Ну, это роскошь! А в кармане платья — гребешок. Вот счастье-то!

Мария кое-как пригладила закурчавившиеся волосы, переплела косу, еле двигая пальцами, которые сделались странно худыми и как бы слишком длинными; огляделась. Вокруг, прямо на полу, прикрывшись каким-то тряпьем, чтобы согреться в холодном и сыром подвале, спали вповалку люди — мужчины, женщины, дети — человек десять-двенадцать, не меньше.