Светорада Медовая - Вилар Симона (бесплатные книги онлайн без регистрации .txt) 📗

Ипатий не отвечал. Он смотрел на всплывавший в небе круглый диск луны. И мысли его были не о делах, а о прекрасной женщине, встречу с которой он все откладывал.

Катепан Прокл хоть и был типичным солдафоном (тут уж Феофилакт Заутца был все-таки прав), но и тот отметил, что его приятель мыслями уже далеко. И кивнул, понимая.

– Ах да, пленница-славянка, какую ты приобрел за баснословную сумму. Сколько ты за нее заплатил, а то херсониты чего только не болтают по этому поводу.

Ипатий понимал.

– Сторговались на пятнадцати номисмах. [162] За нее и мальчика.

Прокл даже запустил пятерню в свои рыжеватые, коротко остриженные волосы.

– Будь я проклят! Да я лучшего коня арабской породы смогу сторговать за подобную цену. О, пресвятая Троица, что такого было в той изможденной девке, если ты купил ее, да еще и с мальчишкой, заплатив неимоверную сумму?

– Понравилась, – кратко отозвался Ипатий. Он не ожидал, что история с покупкой княжны получит такую огласку. Правда, никто и не догадывался, кого он купил. И Ипатий как можно беспечнее произнес: – Ты ведь знаешь этого кривого пройдоху Зифа, Прокл. Не обрати я на нее внимания, он бы уступил женщину какому-нибудь херсониту за корзину перезрелых дынь. А тут сам стратиг решил сделать покупку. Вот Зиф и поднял цену до пятнадцати номисм. Ну не отступать же мне было…

– Но ребенка-то зачем?

– Я христианин, и наши святые отцы учат милосердию и терпимости. Было бы жестоко разлучить мать и дитя.

Ипатий задумчиво снял нагар с высокой свечи, опять посмотрел в полукруглое, окруженное архивольтом [163] окно своей городской резиденции. В серебряном сиянии луны крыши Херсонеса, плоские и двускатные, казалось, и сами серебрились. Проведя три года на посту стратига Херсонеса, Ипатий полюбил этот своеобразный город, полюбил его всегда шумную многоязычную толпу, его гавани, полные судов, свыкся с местной кухней, где мяса по традиции кочевников ели куда больше, чем было принято в Константинополе, да и власть приносила ему удовлетворение. Пост стратига Херсонеса не считался завидным. Этот край в глазах Священного Престола выглядел отдаленной и неспокойной провинцией, куда ссылали неугодных. Вот и напыщенного Феофилакта Заутца прислали сюда по той же причине: сейчас родственники покойной императрицы Зои были весьма под подозрением у базилевса. [164] Для Ипатия же этот пост стал местом его возвышения, благодаря которому он добился даже большего, чем когда вступил в брак с благородной византийкой Хионией, принесшей ему, вопреки ожиданиям, только проблемы и горести. Но у него был старший сводный брат Зенон, который служил препозитом [165] при дворе, вот он и определил сюда удачливого в торговле брата, пообещав, что, если Ипатию удастся проявить себя в неспокойном Херсонесе, он выхлопочет ему неплохое место в Священном Палатии. Так и вышло. Ипатия ждала дорога в благословенный Константинополь. И как раз вовремя, ибо теперь, когда он выкупил у работорговца русскую княжну… Да, чем скорее он уедет, тем больше у него будет надежд оставить у себя эту желанную женщину.

Он заторопился, стал прощаться с Проклом Пакианом, однако тот неожиданно удержал его, попросту поймав за полу накидки.

– Ипатий… вот что… Пока этот напыщенный петух Феофилакт не наломал тут дров, скажи, что нам делать с царевичем Овадией? Думаю… пора уже…

И он выразительно провел широкой ладонью по горлу.

Ипатий тяжело вздохнул и опустился на обитую ковром скамью у стены. Ох, этот Овадия! Некогда Ипатий Малеил весьма самонадеянно пообещал ему свою поддержку. И вот Овадия, натворив столько бед в Хазарии, прошлой осенью примчался к нему в Херсонес, сославшись на некогда полученное приглашение. Понимая, что укрывательство опального царевича может принести его феме немалые неприятности, Ипатий все же решил быть до конца порядочным и отправил Овадию в Константинополь, подальше отсюда. К тому же Ипатий надеялся, что там, у престола Священного Дворца, его мудрый старший брат представит царевича кому надо в ведомстве дромы, где смогут решить, как использовать Овадию в политической игре с Хазарией. Однако от этого едва не стало только хуже. Ибо когда хазары разведали, что ромеи укрывают проигравшего мятежника, они тут же потребовали его выдачи, даже пригрозили, что, если Константинополь поддержит опального шада, они вступят в союз с извечными врагами Византии – арабами. Поэтому в Константинополе справедливо решили избавиться от Овадии и опять выслали его в Херсонес, рассудив, что Ипатий тут скорее сообразит, как с ним быть. Но Ипатий помнил свое обещание, поэтому постарался скрыть местопребывание царевича. При условии, конечно, что Овадия будет вести себя тихо и незаметно. Однако в хазарина словно бес вселился: едва он обосновался в Херсонесе, как тут же стал вести переписку со своими сторонниками в хазарском Суроже, отправил к ним гонца, да и в самом Херсонесе вел себя столь вызывающе и шумно, что весть о его местонахождении вскоре непременно должна была достигнуть Итиля. Поэтому Прокл и предлагал попросту тихо убить Овадию. Это было разумно, учитывая, насколько сам царевич пренебрегает всеми предостережениями. Тем не менее, Ипатий продолжал укрывать Овадию, поскольку некогда дал ему слово… Да и нравился ему Овадия. Своей жизненной силой, своим обаянием и общими воспоминаниями о том, как они жили в Смоленске и сватались к Светораде Золотой. И даже если потом, как сказали Ипатию, шад женился на прекрасной женщине со сладким именем Медовая, он был единственным, с кем Ипатий мог вспомнить русскую красавицу.

Но вот Светорада у Ипатия. О небо! Сколько он еще будет погрязать в делах? Разве все его помыслы, его сердце, его душа не рвутся к ней?

– Завтра, Прокл, мы решим насчет Овадии, все завтра. Пока же… Пока у меня иные дела.

И улыбнувшись своим мыслям, Ипатий быстро вышел, на ходу перебрасывая полу накидки через плечо.

Его загородная резиденция – исар, как по местным обычаям было принято называть укрепленную усадьбу, – находилась в получасе езды от Херсонеса, в живописной бухте на морском побережье. Но Ипатий на своем резвом белогривом коне, в сопровождении охраны с факелами – не столько для освещения, так как было полнолуние, и вся округа сияла, сколько для придачи важности, – добрался до исара куда скорее. Увидел мощную стену из светлого песчаника, квадратную сторожевую башню за рощей маслин. Волна в море тихо шепталась, близко подбегая к массивной ограде усадьбы. У ворот Ипатию отсалютовала стража, блеснула сталь округлых шлемов. Ипатий спешился, когда привратник уже открывал тяжелые ворота. И опять мелькнула мысль, что ему будет не хватать всего этого в Византии – своей усадьбы у моря, почтения, ощущения собственной значимости. Человек никогда не знает, где приобретет новую родину. А так как он собирается ехать не один, а со смоленской княжной… ему еще надо было объяснить молодой женщине, что можно быть счастливым везде, где человек сумеет проявить себя, где найдет занятие и друзей.

Однако он, Ипатий, может быть счастливым только возле Светорады. Измученной и донельзя обессиленной… Надо же, в его воспоминаниях она была легкая и яркая, как солнечный свет, дарящая радость всем вокруг. Ипатий был поражен, увидев княжну в столь ужасном состоянии. Может, поэтому он почти неделю избегал ее, пока управляющий исара не сообщил ему, что госпожа уже оправилась и выразила желание встретиться со стратигом.

Управляющий встретил Ипатия на аллее за воротами. Предупредил, что госпожа ожидает его в саду, даже от трапезы отказалась…

Спрятанный за оградой сад был достаточно обширен. Здесь росли стройные кипарисы, редкие фруктовые деревья, посаженные по приказу Ипатия пушистые местные сосны. Между зарослей были живописно разложены необычные глыбы камней – не так изысканно, если бы на их месте стояли статуи, но Ипатию нравилось.