Королевство слепых - Пенни Луиза (список книг TXT) 📗
Они молча осмысляли это.
– Никогда нельзя знать, – сказал Люсьен.
Глава восьмая
– Арман, ты спишь?
– Мм…
Гамаш перевернулся на бок, чтобы видеть Рейн-Мари. Воздух в спальне стоял прохладный, но под пуховым одеялом было тепло. Он потянулся в поисках ее руки.
Они перенесли свой матрас в кухню и устроились у печки, чтобы ночью можно было встать и подбросить дровишек.
– Сегодня днем, узнав, что метель накрыла бо́льшую часть Квебека, ты, казалось, порадовался.
– Испытал облегчение.
– Почему?
«Объяснить это будет потруднее», – подумал он.
Анри и Грейси лежали, свернувшись на полу, рядом с ними; вдруг они зашевелились, но Арман и Рейн-Мари погладили их, и они успокоились, уснули.
– Вчера днем мне нужно было быть в Академии Sûreté на одной встрече, – прошептал Арман. – Я просил их ничего не предпринимать, пока не приеду я. Но тут налетела буря, и телефоны отключились. Вот я и забеспокоился, что они начнут без меня. Но поскольку метель накрыла такую большую территорию, я понял, что ничего не случится. Их тоже занесло снегом.
И он мог расслабиться. Зная, что в следующие несколько часов, пока воет метель, мир не будет двигаться. Замрет на месте.
В бурном, часто лихорадочном темпе жизни, в том, что тебе представлялась возможность ничего не делать, было что-то глубоко мирное. Ни Интернета, ни телефона, ни телевизора. Ни света.
Жизнь стала простой, примитивной. Тепло. Вода. Еда. Компания.
Арман вылез из-под одеяла и сразу же почувствовал холод.
Перешагнув через другие матрасы на кухонном полу, он подбросил еще поленьев в печку.
Прежде чем вернуться в теплую постель, Арман посмотрел через окно с переплетом в темноту. Потом нагнулся и подоткнул одеяло под Рейн-Мари.
И когда он сделал это, голос, резкий и неожиданный, воззвал к нему из темноты.
Предыдущим вечером те, кто не был занесен снегом, откапывали тех, кого занесло, прочищали дорожки от дома до дороги.
Габри и Оливье были приглашены к Гамашам, когда закончат, но отказались.
– Не хотим закрывать бистро, – объяснил Оливье.
– И у нас неожиданные постояльцы в гостинице! – прокричал Габри сквозь шквалистый ветер. – Не могут вывести свои машины, чтобы доехать до дому.
– Не могут найти свои машины.
Оливье лопатой показал на могильные холмы вокруг деревенской площади.
– Как ты думаешь, нам удастся привлечь к этому ребятишек? Убедить их в том, что это такая игра? – прокричал Габри в шапочку Оливье. – Тот, кто первым откопает машину, получит приз?
– А призом придется сделать мозг, – сказал Оливье.
Расчистили дорожку к дому Рут; Рейн-Мари постучала к ней, но старуха отказалась открывать дверь.
– Приходите к нам на обед! – прокричала Рейн-Мари в закрытую дверь. – Приносите Розу. У нас много еды.
– А выпивка?
– Есть.
– Нет, я не хочу выходить.
– Рут, пожалуйста… Вам не следует оставаться одной. Приходите. У нас есть виски.
– Не знаю. Последняя бутылка, которую я пробовала… у нее какой-то странный вкус.
Рейн-Мари слышала страх в ее голосе. Старуха боялась покинуть свой дом и выйти в метель. Все инстинкты выживания противились этому. И хотя Рут Зардо не очень-то подчинялась инстинктам выживания, ей все же удалось переползти через восьмидесятилетний рубеж.
В том числе и потому, что она не выходила из дому в метель.
Они один за другим в начале вечера подходили к дверям Рут, расчищая снег на тропинке. И она отфутболивала их одного за другим.
– Ну все, хватит, – сказал Арман, вставая.
Прежде чем направиться к двери, он прихватил одеяло «Гудзонов залив» [13].
– Что ты собираешься делать? – спросила Рейн-Мари.
– Приведу сюда Рут. Пусть для этого мне и придется сломать ее дверь.
– Вы собираетесь ее похитить? – спросила Мирна.
– Это не противозаконно? – спросила Рейн-Мари.
– Противозаконно, – сказал Люсьен, который был не в ладах с юмором. – Кто такая Рут? Почему она такая важная персона?
– Она личность, – сказал Арман, уже успевший надеть куртку и ботинки.
– Неужели? – одними губами спросила Мирна у Рейн-Мари.
– Ты ведь знаешь: если ты ее похитишь, выкупа тебе никто не заплатит, – сказала Рейн-Мари. – А мы будем обречены выносить ее общество.
– Рут не так уж и плоха, – сказала Мирна. – Меня беспокоит утка.
– Утка? – спросил Люсьен.
– Я пойду с вами, сэр, – сказал Бенедикт.
– Вы сомневаетесь, что я смогу привести ее сам? – шутливо спросил Арман.
– Ее сможете, – сказал Бенедикт. – Но утку?
Арман несколько мгновений смотрел на него, потом рассмеялся. В отличие от Люсьена, Бенедикт легко входил в любой разговор. Запросто отделял шутку от серьезных слов.
Бенедикт надел ботинки, куртку, шапочку и рукавицы, и Гамаш открыл дверь, но только для того, чтобы удивленно отступить.
На пороге стояла Рут, покрытая снегом. Ее тяжелое зимнее пальто топорщилось и шевелилось.
– Я слышала, у вас тут виски, – сказала поэтесса, проходя мимо них так, словно они были гости, а она – хозяйка дома.
Рут пошла в дом, на ходу роняя на пол шапочку, рукавицы, пальто и куртку.
– Это кто? – спросила Рут, показав Розой на Люсьена и Бенедикта.
Рейн-Мари представила их.
– Они не пьют виски, – сказала она, правильно предположив, что Рут ничего другого и не хочет про них знать.
В дальнем конце гостиной на обеденном столе, на котором стояли несколько керосиновых ламп и свечки, лежали на выбор хлеб, сыр, холодная курица, ростбиф и выпечка.
– Вам о чем-нибудь говорит имя Берта Баумгартнер? – спросил Арман у Рут.
Он сел на диван рядом с ней и протянул приготовленную для нее тарелку.
– Ничего, – сказала Рут.
Мирна отошла от стола на некоторое расстояние и прошептала Арману на ухо:
– Никакие другие имена, кроме «Джонни Уокера» или «Гленфиддиха» [14], ее не интересуют. Смотрите и учитесь.
Мирна вернулась к столу, положила себе на тарелку куриную ножку, немного камамбера, кусочек багета и сказала:
– Берта Баумгартнер? Оливье недавно получил целый ящик. Двадцатипятилетний. Медленного старения в дубовой бочке. Очень мягкий.
– Так что, «Берта Баумгартнер» – это выпивка? – спросила Рут, встревая в разговор.
– Нет, не выпивка, старая пьяница, – сказала Мирна. – Но нам нужно твое внимание, хотя оно и неустойчивое.
– Ты жестокая женщина, – обиделась Рут.
– Мы – исполнители ее завещания, – произнес Арман. – Но мы с ней не были знакомы. Она жила поблизости.
– Старая ферма на пути в Мансонвиль, – сказала Мирна.
– Берта Баумгартнер? Мне это имя ни о чем не говорит, – бросила Рут. – Ты – нотариус?
– Я? – прошамкал Бенедикт с набитым ртом.
– Нет, не ты. – Рут оглядела его. И его волосы. – Я вижу, у Габри появился конкурент в борьбе за кресло деревенского дурня. Я говорю про него.
– Про меня? – спросил Люсьен.
– Да, про тебя. Я знала некоего Лоренса Мерсье. Он приезжал, чтобы обсудить со мной мое завещание. Твой отец?
– Да.
– Вижу сходство, – сказала она. На комплимент ее слова не походили.
– Так вы составили завещание? – спросила Рейн-Мари, возвращаясь с тарелкой на свое место у огня.
– Нет, – сказала Рут. – Решила ничего не делать. Нечего оставлять. Но у меня есть письменные инструкции на мои похороны. Цветы. Музыка. Парад. Речи всевозможных важных персон. Дизайн почтовой марки. Все как обычно.
– Дата? – спросила Мирна.
– Ну, я, может, еще и не умру, – ответила Рут.
– Если мы не найдем осиновый кол или серебряную пулю.
– Это только слухи. – Рут обратилась к Арману. – Так эта Берта сделала тебя исполнителем ее завещания, а ты ее даже не знал? Похоже, она чокнутая. Жаль, что я ее не знала.
– Впрочем, она не первая оставляет странное завещание, – сказала Рейн-Мари. – Разве завещание Шекспира не лишено странностей?
