Доверие - Дуглас Пенелопа (бесплатные книги полный формат .TXT) 📗
«По крайней мере, пока не увижу, как ты смеешься». От злости мое тело разгорячается, и я продолжаю бить. «Или кричишь, или плачешь, или споришь, или шутишь, используя при этом что-то поинформативнее кивков и односложных ответов».
Ударяю вновь. И вновь.
– Нас занесет снегом через восемь, – рычу, передразнивая Джейка шепотом.
Треснув кулаком по снаряду пару раз, делаю шаг назад, после чего наношу удар ногой с разворота. И еще раз. И еще.
А потом я просто позволила ему уйти, ничего не ответив, даже когда он читал мне инструкции о том, как должен быть приготовлен его проклятый бекон. То есть, если кто-то делает для тебя что-то приятное – например, готовит завтрак, – не нужно возмущаться тем, как этот завтрак приготовлен. Просто ешь.
Господи, жаль, у меня нет веганского бекона, иначе я бы устроила Джейку сюрприз. Уголки моих губ приподнимаются, однако я подавляю свое веселье.
Над бровями выступает легкая испарина. Я продолжаю бить и пинать боксерскую грушу, прокручивая в мыслях все возможные ответы. Почему меня так беспокоит то, что последнее слово осталось не за мной?
Почему я всегда уступаю и не возражаю?
После очередного удара кулаком кто-то вдруг хватает грушу с противоположной стороны.
– Привет, – говорит Ной, выглядывая из-за снаряда.
Он явно забавляется. Выпрямившись, я замираю. Ной наблюдал за мной? Я разговаривала сама с собой?
Количество морщинок вокруг его глаз увеличивается, и я замечаю самодовольную ухмылку парня.
– Не останавливайся.
Темно-синяя футболка подчеркивает цвет его глаз. Та же самая бейсболка, одетая козырьком назад, покрывает волосы. Они с отцом очень похожи.
Опустив взгляд, тяжело дышу. Мышцы живота горят.
Ной продолжает меня подначивать:
– Ладно тебе. – Парень похлопывает по груше в том месте, куда пришелся мой последний удар. – Он способен взбесить даже святого. Зачем, думаешь, я грушу повесил?
Я сжимаю губы, до сих пор не двигаясь с места.
Вздохнув, он выпрямляется.
– Хорошо. Значит, ты приготовишь завтрак?
Не сдержавшись, я хмурю брови, делаю разворот и изо всех сил врезаю по снаряду ногой. Ной отшатывается в сторону за мгновение до того, как моя ступня соприкасается с обшивкой, и смотрит округлившимися глазами, подняв руки, пока я наблюдаю за раскачивающейся вперед-назад грушей.
Я не намеревалась задеть его. Это стало бы удачным совпадением.
Но мои ноги все еще напряжены. Отчасти хочется, чтобы сейчас сюда вошел мой дядя, тогда бы я попросила его подержать грушу.
Я рассержена.
На самом деле рассерженна.
И это приятно.
Мое «я» пока никуда не исчезло.
Ной подходит ближе, хохотнув, и обвивает рукой мою шею.
– А ты дерзкая.
Я слишком измотана, чтобы отстраниться, поэтому позволяю ему увести меня в дом.
– Идем. Поможешь мне с завтраком, – заявляет парень.
Положив рядом с третьей тарелкой вилку и нож для масла, я направляюсь к шкафчику, чтобы убрать четвертую.
– Нет-нет, – говорит Ной, захлопнув холодильник и поставив на стол масло с джемом. – Оставь. Калеб может появиться в любой момент.
Я бросаю взгляд на стол, разворачиваюсь обратно и убираю четвертую тарелку.
– У Калеба и так есть место.
– Ты не будешь есть?
– Будет, – внезапно произносит Джейк, войдя в кухню. Он открывает холодильник, достает графин сока и, налив себе стакан, ставит его в центр стола, затем садится.
– Я не голодна.
Пройдя к раковине, я ополаскиваю нож и лопатку, которые туда только что положил Ной.
– Ты не ужинала, – отмечает Джейк. – Садись.
– Я не голодна.
Прежде чем он успевает еще что-нибудь сказать, я неспешно покидаю кухню и поднимаюсь по лестнице, чувствуя на себе его взгляд. Отдаляясь от них, с каждым шагом готовлюсь к ссоре. Однако Джейк не бросается за мной вдогонку, а отпускает. Через несколько секунд я уже в своей комнате, закрываю за собой дверь.
Если честно, я ужасно хочу есть.
Голодные боли пронзают живот. К тому же яичница, которую я сделала, пока Ной подпаливал бекон, выглядела аппетитно.
К счастью, парень не настаивал на разговорах, в то время как мы готовили, но, если сяду за стол, мне придется общаться с ними. Лучше дождусь, когда они вернутся во двор, и чем-нибудь перекушу.
Телефон, лежащий на кровати, мигает зеленым светом. Я подхожу, снимаю блокировку и вижу на дисплее иконки электронной почты и социальных сетей с десятками уведомлений. В одном «Твиттере» 99+ сообщений.
В животе затягивается узел.
«Фейсбуком» я пользовалась редко, «Твиттер» казался самым эффективным ресурсом для отслеживания новостей, еще я завела «Инстаграм», поддавшись влиянию сверстников, чтобы быть в курсе жизней товарищей из летних лагерей, которых давно забыла.
Большой палец зависает над иконкой «Твиттера». Знаю, не следует туда заглядывать, ведь я не готова столкнуться с наплывом информации. Но все равно нажимаю на приложение, и лента уведомлений обновляется.
«Соболезную твоей потере…» – пишет один человек.
Я листаю дальше. Встречаются записи со словами поддержки, адресованные мне лично, иногда мой аккаунт просто отмечают в беседах.
«Храбрая девочка. Держись», – пишет РыжаяБестия.
Еще одно сообщение для меня: «Как мать могла бросить своего ребенка ради мужа? Мне жаль. Ты заслуживаешь лучшего».
«Заткнись, – отвечает другой пользователь на этот твит. – Ты понятия не имеешь, что творилось в их жизни…»
Я просматриваю запись за записью и вскоре теряю всякое желание проверять свои личные сообщения.
Люди орут на меня, потому что не могут наорать на моих родителей. Они орут друг на друга в беседах.
«Самоубийство – все равно убийство, а это самый тяжкий грех».
«Твое тело принадлежит Богу. Забрать у него твою жизнь – это воровство!»
«По крайней мере, твоя мать внесла свой вклад в мировую историю», – пишет один говнюк, прикрепив к посту фото моей почти обнаженной матери из ее ранних фильмов.
Я закрываю глаза, пролистывая эти сообщения.
Разговор становится лишь отвратительнее, а участники либо слишком черствые и им плевать, либо не замечают, что я отмечена в каждом твите.
«Она даже с заявлением не выступила. Мне кажется, у нее синдром Аспергера [10] или типа того».
«Ага, ты видела ее фотографии? Такое ощущение, словно она не испытывает никаких эмоций».
Затем «Великий Конспиролог» Том встревает со своей крупицей мудрости:
«Аспергером современные слабаки оправдывают то, что в наше время называли “хладнокровной стервой”».
Я не хладнокровная.
И, разумеется, остальных беспокоят незаконченные проекты отца:
«Кто теперь доснимет трилогию “Охотник за Солнцем”, раз де Хаас мертв?»
Наверное, мне следует что-то написать. Хотя бы один твит, несмотря на то, что этим людям, по-моему, не важно, услышат они меня или нет, однако я считаю необходимым напомнить им: за никнеймом стоит реальный человек…
Покачав головой, я снова закрываю глаза.
Не хочу, чтобы они думали, будто я не любила своих родителей.
Даже если сама в этом не уверена.
Я сглатываю и начинаю печатать.
«Спасибо вам всем за поддержку, в то время как…»
Как я… что? Оплакиваю их утрату? Мои пальцы замирают над клавиатурой, после чего я стираю написанное и начинаю заново.
«Спасибо за ваши мысли и молитвы в это сложное…»
Нет. Удаляю. Все, что я пишу, кажется неискренним. Я не умею выражать эмоции, особенно на публике. Мне бы очень хотелось обладать такой способностью. Чтобы это давалось проще. Чтобы я была другой и…
«Мне бы хотелось…» – печатаю я.
Но в голову ничего не приходит.
Колеблясь, я до сих пор ощущаю потребность высказаться, только смелости не хватает, поэтому я уничтожаю черновик и закрываю приложение.
