Конторщица-2 - А. Фонд (читать книги онлайн бесплатно полные версии .txt, .fb2) 📗

– Дайте ручку!

– А вот тебе! На! – нервно хохотнула милейшая Элеонора Рудольфовна и ткнула мне в лицо сморщенный кукиш. – Выкуси!

Я вновь захлопнула дверь перед ее носом и развернулась к Горшкову. Сказать ничего не успела, так как Элеонора Рудольфовна начала барабанить опять. Мои нервы сдали, и я открыла:

– МамО, – сказала я ей, глядя прямо в выцветшие глаза. – Вот вы, сейчас что творите?

– Изгоняю мерзость из дома! – выкрикнула мне в лицо она, с вызовом.

– Меня то есть? – переспросила я тихо.

Элеонора Рудольфовна ощерилась.

– Тогда объясните, почему Валерий не дает мне развод? – просто спросила ее я, – Пусть ваш сын подпишет заявление, которое он единолично забрал из ЗАГСа, и я уйду из вашей жизни навсегда.

– Не подписывай! – взвизгнула Элеонора Рудольфовна, глядя поверх меня.

– Почему это? – пыталась понять я. – Из-за квартиры? Так в ней уже приписана я, Римма Марковна, моя мать и двоюродный дядя из Бердычева с семейством.

Элеонора Рудольфовна и Горшков растерянно переглянулись.

– Кроме того, сейчас там уже живет несколько человек, а с осени приедут жить студенты из моей деревни, – продолжила перечислять я, – мы всегда в деревне помогаем всем родственникам.

– Ты не имеешь права, – возмущенно протянула Элеонора Рудольфовна. – Вы не развелись, и квартира принадлежит мужу.

– Да прям! – хмыкнула я, – он там даже не прописан. Квартира досталась мне по завещанию от тетки. Еще до замужества! Любой суд меня поддержит.

Я точно не знала законов этого времени, поэтому блефовала, как могла.

– Валерий женился на тебе, перестарку, – вдруг выпалила дрожащим голосом Элеонора Рудольфовна, покрывшись красными пятнами, – а ты, вместо благодарности, теперь нам нервы мотаешь и перед людьми позоришь!

– Возможно, – пожала плечами я, – но ваш дорогой Валера сделал мою жизнь настолько невыносимой, что кроме развода, я от него больше ничего не хочу!

– Дура, – сказал Горшков и надулся.

– И вот что мне интересно, – продолжила я, не обращая на него внимания, – дорогая мамО, вот вы, когда все это затеяли, вы чем думали? Ну, пристроили сыночка, потом запугали, загнобили невестку, а дальше что? Теперь невестки у вас не будет.

– И хорошо, что не будет! – брезгливо скривилась она, руки ее подрагивали.

– Да. Для меня – хорошо. А вот для вас, мамО? – вздернула бровь я. – Вы-то стареете, и чем дальше, тем сил будет меньше. Неужели вы думаете, что вас досмотрят ваши «творческие» избалованные детки?

– Не тронь моих детей! – прорычала старуха и морщинистое лицо ее перекосилось от злобы.

– Да сдались они мне, – отмахнулась я.

– Тебе до них никогда не дорасти! – гневно заявила она, – Ничтожество!

– Это уж точно, – хмыкнула я и не удержалась от мелкой мести. – А известно ли вам, дорогая мамО…?

– Не называй меня так! Я тебе не мама! – закричала она.

– И то правда, – кивнула я, – так вот, известно ли вам, дорогая Элеонора Рудольфовна, что ваш горячо любимый и творческий сынуля играет в карты на крупные суммы денег? Очень крупные, там не одна сотня рублей проигрывается. И не две. И не пять даже.

– Ты опять? – взревела Элеонора Рудольфовна, бросилась к Горшкову, схватила его за бары и принялась трясти. – Ты же обещал!

– Но мама… – проблеял Горшков, отстраняя мать и попытался зарыться в подушки.

– А известно ли вам, что ваша творческая дочь Олечка сбагрила вашу внучку в детский дом, а сама спуталась с женатым мужиком? – не унималась я, – и что все соседи это видят… и что жена этого мужика уже узнала и прибегала ловить ее? А вы в курсе, что Ольга почти не ночует дома…?

От каждой новости Элеонора Рудольфовна бледнела все больше. Наконец, ее глаза закатились, и она со стуком кулём рухнула на пол.

– Убийца! – тоненько и неуверенно заверещал Горшков, с ужасом глядя на меня.

Я подошла к свекрови и потрогала венку на шее, та билась.

Обморок.

Ну и хорошо, пусть полежит, отдохнет, а мы пока порешаем с супругом семейные дела без посторонних.

– Так, – сказала я и повернулась к Горшкову. – Подписывай давай.

– Так нету ручки же, – злобно ответил Горшков и полусвесился с кровати, пытаясь рассмотреть лидочкину свекровь на полу. – Что с матерью?

– Умерла, – улыбнулась я и добавила, – так что ты у нас теперь сиротинушка.

Горшков выпучил глаза и бессильно откинулся на подушки.

– Ручка… ручка… где же ты, ручка… – фальшиво бормоча под нос на манер песенки, я подошла к явно антикварному пузатому шкафу и распахнула его. Дохнуло спертым запахом нафталина и разложившихся сладковатых духов. Барахла там было напихано, дай боже, (пришлось перерыть кучу одежды, штосы постельного белья, какие-то батистовые тряпки, помпоны, полотняные скатерти с вензелями и монограммами), но ручки, увы, не было.

Я вернулась к английскому секретеру темного дерева, инкрустированному то ли малахитом, то ли подделкой под малахит (я склоняюсь к первому варианту), и стала заглядывать во все ящики и ящички. Там все пространство тоже было забито всевозможным хламом, начиная от затертых квитанций и пустых пузырьков от духов, заканчивая жестяными коробками с пуговицами и пухлыми альбомами в обложках из облезлого бархата.

Барахла было очень много. Поэтому я поступила просто – вытаскивала ящички и вываливала оттуда хлам прямо на пол. Минут пять таких упорных поисков, в конце концов, увенчались успехом – на пол выпал обычный школьный пенал с карандашами и ручками.

Вытащив первую попавшуюся, я швырнула ее в Горшкова:

– Пиши, тварь!

– Не буду, – заорал в ответ Горшков, дав петуха на последней ноте. – Ты мать убила и сядешь!

– Ах ты ж, сука! – взбеленилась я. Нервы мои сдали, под руку попалась какая-то увесистая книга, я схватила ее, подлетела к лежащему на кровати Горшку и принялась его лупить, куда видела.

Тот сопротивлялся, но мой гнев был столь сильным, что я лупила и лупила, не разбирая ничего.

Не знаю, если бы рука сильно не устала, я, может быть, даже убила бы его в тот момент. Остановилась только тогда, когда из носа Горшкова обильно полилась кровавая юшка.

– Пиши! – прошипела я, пытаясь отдышаться. Спина была мокрая, руки аж отваливались.

Горшков с ужасом глядел на меня, пытаясь прикрыть голову и лицо парафиновыми руками в багровых разводах.

– Пиши, я сказала! – заорала я и залепила ему оплеуху.

Его голова дернулась.

Горшков взвизгнул, схватил мятый листок и принялся торопливо писать дрожащими руками, постанывая и утирая кровавые сопли тыльной стороной ладони…

Я с отвращением отшвырнула орудие мести – книгу. Она отлетела, ударившись об стенку и упала, раскрывшись. Оттуда вывалились старые фотографии и какие-то письма, бумажки.

Пока Горшков карябал заявление о разводе, я подошла к барахлу и брезгливо поворошила носком ботинка. Фотографии были в ужасном состоянии, словно по ним прошла рота солдат в грязных сапогах. Я присмотрелась – на одном из выцветших фото, явно свадебном, в длинной пышной фате и веночке из листьев, было лицо Лидочки Горшковой, только очень-очень молодое. Рядом, нежно держа ее за руку, сидел такой же молодой, лопоухий парень.

И это был не Горшков.

Я схватила все выпавшие бумажки и фотографии, пихнула кучей в сумку, и развернулась к Горшкову с недоброй улыбкой…

Из подъезда я вышла, продолжая злобно улыбаться.

В моей старенькой дерматиновой сумочке с потертой ручкой лежало заявление гражданина Горшкова В.А. на развод с гражданкой Горшковой Л.С., а еще странная фотография.

Глава 8

– Вот, полюбуйтесь! – я помахала изрядно измятым листком перед лицом Риммы Марковны. – Валерий Анатольевич Горшков подписал заявление на развод! Лично!

– Да ты что? – удивилась она, – как это тебе так удалось?

– Я была убедительна, – скромно сказала я и не стала вдаваться в излишние подробности.

Мы сидели с Риммой Марковной на кухне. Теплый вечер осторожно заглядывал в распахнутое окно, мягко шевелил занавески. Со двора то и дело раздавались азартные возгласы, смех – там соседские мужики вовсю играли в домино. Сверху, с балкона над нами, слышался строгий методичный голос Норы Георгиевны, она воспитывала Лёлю. Откуда-то сбоку лилась мелодия из передачи «В мире животных», там смотрели телевизор. Снизу доносились сладкие клубничные ароматы – соседка Наталья варила варенье. Ну, а мы просто сидели на кухне и мирно лепили пельмени.