Всем смертям назло - Титов Владислав Андреевич (онлайн книга без txt) 📗
— Небо! Смотри, Таня, небо! И облака! — Хотел еще что-то крикнуть, но посмотрел на жену и смолк.
Таня улыбалась, и по лицу ее бежали непрошеные слезы.
— Перестань! — шикнул Кузнецов.
— Они сами… честное слово, сами… — оправдывалась Таня.
А Сергей удивленными глазами разглядывал небо, деревья, скамейки с сидящими на них людьми, будто попал на другую планету и видел все впервые. Перед ним, словно перед ребенком, раскрывался огромный мир, в котором бурлила жизнь, плыла фантастическими очертаниями облаков, шелестела зеленой листвой деревьев, звенела, гудела, шуршала и кричала на разные голоса. Жизнь, которая ничем не напоминала о своей другой стороне, той, в которой были кровь и разочарования, боль и смерть.
Сергей потянулся сорвать лист акации и тут же замер: «Чем же я сорву-то?»
И сразу померкли минуту назад радовавшие его краски. Сергей неотрывно смотрел на солнце, не жмуря глаз, не ощущая боли в них, и не мог отвязаться от назойливого вопроса: «Где я слышал, что солнце черное? Я не верил этому. Считал игрой слов. Только не совсем оно черное, оно кроваво-черное и злое…»
— Закурить… — сдавленно проговорил Сергей. Кузнецов вытащил из кармана пачку, достал сигарету и поднес к его губам.
— Много курить противопоказано, но изредка можно! — Кузнецов зажег спичку. — И не думайте там с Егорычем, что вы экстраконспираторы! Знаю, курите в палате! Да еще посмеиваетесь: вот, мол, мы какие ловкие, черт возьми, доктора вокруг пальца обводим!
Сергей молчал. Жадно глотал сигаретный дым и чувствовал, как в голове у него все плавно кружилось, очертания предметов искажались, принимая какие то заостренные, сатанинские формы.
Таня отошла в сторону, к цветам, что пестрели у боль ннчнон ограды, и задумчиво собирала букет.
Врач посмотрел на небо, перевел взгляд на свои руки и, насупившись, заговорил:
— Дня через три, Сережа, сделаем тебе операцию на ноге… Пересадим лоскут кожи, и… через месячишко можно домой…
Сергей посмотрел на врача и отвернулся.
— А зачем?.. Одной больше, одной меньше, не все ли равно! — Голос Сергея дрогнул. — Человек без ног — так хоть сапоги шить, часы ремонтировать, а я… Самого с ложки кормить надо.
— У тебя, Сережа, замечательный друг — твоя жена. С ней ты обязательно найдешь себе дело. И знаешь, дружище, счастье — это же не призрак неуловимый. В жизни его так много, что хватит и на твою долю. Если ты сумеешь заглушить в себе боль.
— Про Мересьева мне расскажите, про Корчагина… Счастье… Разве оно возможно без труда, без дела, которое полюбил? Что там говорить? — вспыхнул Сергей. — Успокаивают меня, как ребенка! А я и сам знаю разные громкие слова про счастье, борьбу, мужество… Про судьбу мне Егорыч втолковывал… умно, хитро… Моя судьба меня не интересует, она сгорела. А вот она, — Сергей кивнул в сторону жены, — она за что должна мучиться со мной? Кто мне дал право губить жизнь другому человеку?
— Не кричи, черт возьми! Кто тебе позволил лишать человека права на любовь? Только о себе думаешь! Пора бы тебе понять, что за человек рядом с тобой живет!
— Ловко вы все перевернули. Все как по писаному, — тихо проговорил Сергей. — Тяжело мне. Никак не отвыкну от мысли, почему меня сразу не убило током… было бы легче всем…
— Ну что ж, скажи ей все это. Скажи после того, как она столько выстрадала с тобой. Порадуй ее. Танечка, иди сюда! Сергей что-то хочет сказать тебе.
Таня подошла. Недоверчиво посмотрела на обоих.
— Ты чего, Сереж? — спросила она.
— Так, ничего, мужской разговор был…
9
Коротки звездопадные июльские ночи. Не успеет солнце скрыться за одним краем земли, как на другом ее конце первые лучи уже рвут редеющий сумрак. И все же, как ни коротки эти ночи, а Егорыч с Сергеем о многом успевали поговорить, помечтать, мысленно побывать в разных местах. То Егорыч спускался за Сергеем в шахту, шел по штрекам, забоям, встречался с его друзьями, то Сергей вслед за Егорычем уходил далеко в тайгу, искал ценные минералы, открывал и дарил людям богатые залежи.
Так было и в последнюю ночь перед Сергеевой операцией. Несколько раз Егорыч просил Сергея уснуть, умолкал сам, минуту лежали молча, а потом незаметно для обоих разговор вновь начинался. Перед рассветом Егорыч неожиданно спросил:
— Сергей, какое у тебя образование?
— Средняя школа, горный техникум…
— Ты литературных способностей за собой не замечал? Стишки там, рассказики то есть.
— Нет… У нас и в роду-то такого не было. Почему вы меня спрашиваете об этом?
— Хорошая бы специальность для тебя…
— Писать — это не специальность. Для этого талант нужен. Да и писать-то чем?
— Да-а-а… А там, чем черт не шутит, может, он у тебя есть?
— В школе как-то поэму написал и влип с ней…
Мысль свою Сергею не пришлось закончить. В палату вошла дежурная сестра и ахнула с порога:
— Сережа, ты всю ночь не спал! Вижу! Тебе же операция сегодня! Боже ж мой! Ты знаешь, что Кузнецов с нами сделает!
— Тихо, сестричка, без паники! — подмигнул Сергей. — О содеянном знаем мы да вы… Мы молчим как рыбы, вы… дабы не навлечь гнева… И все шито-крыто!
— Смотри! — опешила сестра. — Ты и шутить, оказывается, можешь! А я думала…
— Сонечка, я еще и не то могу! И даже песню знаю: «Все равно наша жисть полома-а-та-я-а-а…»
— Поломатая… — передразнила Соня. — С такой-то женой!.. Она тебе до ста лет умереть не даст! Где берутся такие? — повернулась сестра к Егорычу. — Стоит вчера Таня перед Кузнецовым и упрашивает взять у нее лоскуты кожи для пересадки Сергею. Объясняет ей врач, что не приживется чужая кожа на стопе, а она свое: «Какая же я ему чужая?»
10
— Дуры мы, бабы! Набитые дуры! — зло говорила раскрашенная медсестра из соседнего, терапевтического отделения. — Думаешь, случись что с тобой, он бы метался так? Дудки! Да он бы проведать не пришел!
— Зачем так говорить о человеке, не зная его? — возразила Таня.
— Погоди, узнаешь, бабонька! Выздоровеет, он тебе покажет! Знаем мы таких! Не морфинист, так алкоголик… Ты думаешь, спасибо скажет! Жди… Пинков надает, свет в овчинку покажется. А как же! Нервный… Все они такие… нервные.
— Не такой он, Вера! Не такой! Ты просто обозлилась на мужчин. Один тебя обманул, а ты думаешь — все подлецы!
— И-их, Танька!.. Смотрю я на тебя и думаю: неужели ж ты, молодая, красивая, мужика себе не найдешь? Пойми — с инвалидом всю жизнь жить. На люди выйти стыдно. Гордости женской в тебе нет!
— Гордость разной бывает! — сдерживая гнев и обиду, выкрикнула Таня. Иные и подлостью гордятся! Мне своей любви нечего стыдиться!
— Ха, любовь!.. Где ты ее видела! В кино заграничном? Ромео!..
— Плюешь ты, Вера, в душу, а зачем?.. Сама не знаешь. Ослепла ты, что ли, со зла на свою жизнь?
— Непонятная какая-то ты… — медсестра опустила голову, задумалась. Пятый месяц около него… Спишь где попало, на полу, в инвалидской коляске… лишь бы рядом с его койкой… Неужели не хочется в кино, на танцы?..
— Успеем. У нас еще все впереди!
— А куда-то ты ездила вчера? — подозрительно сощурила глаза сестра.
— В собес, пенсию оформляла.
— Тю-у-у… А Пинский-то наш распинался: «Вот и кончилась поэма. Ищи ветра в поле! Теперь ее сюда палкой не загонишь! Пошутила, и хватит…»
— Как пошутила?! — остолбенела Таня.
— Дите ты несмышленое, что ли? Ну, люди думали — бросила ты его, бросила… Понимаешь?..
Таня раскрыла рот и не смогла выговорить слова. Ее будто ударили по голове чем-то тупым и тяжелым. Вспомнила, как вчера, когда она возвращалась с шахты, где была по Делам Сергеевой пенсии, к ней подбежала лаборантка больницы и с расширенными от удивления глазами спросила:
— Как?.. Ты вернулась?
Тогда Таня не поняла ни ее вопроса, ни удивления. Ей было некогда. Она спешила к Сергею, которого впервые за время болезни не видела почти сутки.
