Под парусом надежды - Колочкова Вера Александровна (читаемые книги читать онлайн бесплатно полные txt) 📗
Мама была дома. Выскочила из кухни в прихожую, держа на весу мокрые ладошки, поймала глазами Кирин взгляд, замерла в радостном любопытстве. Тут же шевельнулось внутри нехорошее чувство, похожее на сердитое раздражение: ну чего, чего выскакивать-то так радостно? Зачем? Неужели нельзя догадаться, что каждому человеку свой процент на неудачу положен? И шанс тоже положен, что его, этот процент, увидят, посчитают и не будут вопросами радостными, как иголками, душу царапать… Чтоб скрыть это внезапное раздражение, пришлось ей даже срочно голову опустить, занавесить глаза упавшими на лицо волосами и даже сделать вид, что никак чертова пряжка на тонком ремешке босоножки не расстегивается. Ну не расстегивается, и все тут…
– Ну? Кира! – нетерпеливо закапризничала мама. – Ну что ты, в самом деле! Рассказывай давай! Как тебя приняли? Как день прошел? Тебе уже поручили что-нибудь?
– Да все нормально, мам… День как день… – стараясь придать голосу как можно больше уставшего равнодушия, проговорила Кира, распрямляясь от своей босоножки. Сколько можно ее расстегивать-то? – Духота на улице такая, что не продохнешь! Я сразу в душ, ладно?
– Но погоди, как же в душ…
– Потом, мама, потом!
– Кирочка… У тебя что, неприятности? – упавшим голосом тихо произнесла мама, положив мокрую ладошку на грудь. – Тебя плохо приняли, да? Но… Но это же понятно, Кирочка… Новеньких так всегда принимают…
– Да нет у меня неприятностей, мам! Все нормально. Все… обычно, как и должно быть. И рабочий день тоже обычный. Даже и рассказать тебе особо не о чем…
– Но как же… Я же вижу, что ты расстроена чем-то, Кира… Или мне пока не спрашивать? Попозже сама расскажешь?
– Ма-а-ам… Дай мне душ принять, я не соображаю ничего! Говорю же – такая жара на улице, что мозги плавятся!
– Кира! Кира, ты не должна обращать внимания на первые трудности… – взвился на высокой ноте и остался за закрытой дверью ванной комнаты мамин голос.
Торопливо открутив краны, она разделась и встала под душ – о, блаженство какое… Прохладная вода обрушилась на голову, на тело, смывая липкий налет пластилиновой июньской духоты, а вместе с ним и недовольство, и раздражение на праведное мамино любопытство, и обиду на Кирилла… Что это она, в самом деле, так расквасилась? Что произошло такое страшное, чтоб позволить себе упадок духа? Ничего и не произошло… Или она как хотела? Сразу по цветам – и к звездам? Да ну, ерунда какая… К звездам вообще-то по терниям ходят, мама тут права – не стоит обращать внимания на первые трудности. Да и вообще, были ли они, трудности эти? Может, трудностей-то никаких сегодня и не было, а? Может, стоит упавшему духу обратно кверху взвиться? Все ж у нее хорошо! Все идет по плану…
Выйдя из душа, она в одних трусах, натягивая на ходу через голову майку, прошлепала к матери на кухню, бухнулась на свое место у окна, вытянула под столом длинные ноги, сложив их одну на другую.
– Суп будешь? – повернула расстроенное лицо от плиты мама. – Я суп с фрикадельками сварила…
– Буду! Я все буду! – улыбнулась ей навстречу свеженькой улыбкой Кира. – Так есть хочу – кое-как домой приплелась!
– А что, Кирюша тебя не подвез?
– Да он предлагал – я сама отказалась…
– Почему? Вы поссорились, да?
– Ну… Не то чтобы… Ну, в общем, ничего страшного! Так, недоразумение маленькое.
– Но ты понимаешь, что тебе нельзя с ним ссориться?
– Почему это нельзя?
– Но как же, Кира… Его отец… Ты же сама понимаешь…
– Нет, мам, не понимаю. Нет, я понимаю, конечно, что ты мне хочешь сказать, но только не надо ничего такого говорить, ладно? Ни про Кирилла, ни про отца его… Не хочу я об этом сегодня ни думать, ни говорить!
Однако говорить ей сегодня об «этом» все-таки пришлось. После ужина, когда она устроилась с детективом на диване и попыталась вникнуть в события, в этом детективе происходящие, в дверях комнаты нарисовалась мама, держа телефонную трубку в руках так, будто это и не трубка вовсе была, а бомба с тикающим внутри механизмом. Она даже руки вперед вытянула, стараясь держать ее от себя подальше, а подойдя к Кириному дивану, еще и прошептала со священным ужасом в голосе:
– Кирочка… Это Сергей Петрович тебя спрашивает, Кирюшин папа…
– Ну что, девушка Кира, признавайся как на духу – масло в голове катаешь? – полился ей в ухо жизнерадостный голос адвоката Линькова.
– Да никакого я масла не катаю, Сергей Петрович, что вы! – спокойно проговорила Кира, слегка, впрочем, поморщившись. Как это солидные дядьки не понимают, что подобные выраженьица им вовсе не к лицу и звучат в их устах смешно, нарочито как-то. – Сижу вот детективчиком балуюсь…
– Да ладно – не катаешь… Мне Кирюха рассказал, как он на тебя наехал сегодня. Ты его прости, Кира. А то он весь на переживания изошел, бедный юноша!
– А я и не обиделась вовсе. Чего тут переживать – формально он прав, я сама маху дала, наверное. Просто тетку эту жалко стало. Зато и я урок получила – надо уметь вовремя выплюхиваться из жалости! А я пока не умею. Как-то у меня само собой это получилось… Автоматом, что ли…
– Ничего, научишься, добрая ты наша девушка Кира! Эта наука как раз несложная. Адвокатской хитрости нахвататься легко, это в нашем деле не главное. Главное – чтоб голова работала. Если нет головы – никакая хитрость уже не поможет. А из рассказа Кирюхиного я понял, что консультацию этой бабке ты вполне пристойную дала. Молодец.
А первый блин – он всегда комом. Вроде испек ты его, а съесть нельзя…
– Это вы что, успокаиваете меня так, да, Сергей Петрович? Подбадриваете?
– Ага. Успокаиваю. И подбадриваю.
– Спасибо, Сергей Петрович. Будем считать, что я уже успокоилась и подбодрилась. И Кирюше привет передайте. Все будет хорошо, я исправлюсь. Пусть не переживает…
– Ну вот и отлично. Тогда до завтра?
– Ага. До завтра, Сергей Петрович…
Нажав на кнопку отбоя, она подняла глаза на маму, которая так и стояла около нее, застыв изваянием и сложив ручки у подбородка. И страдая глазами. А вместе с материнским страданием застыло в ее глазах еще и материнское любопытство, будь оно неладно. Кира вскинулась было пресечь на корню это безобразие, но тут же и остыла – навалилась, откуда ни возьмись, жалость дочерняя. А может, это не жалость была, а совесть. Кто ж ее разберет. В общем, так сильно то ли жалость, то ли совесть навалилась, что дышать трудно стало…
– Ну, мам… Ну чего ты? Не переживай ты за меня! Все нормально, честное слово! – протянула Кира к ней руку, чтоб усадить рядом с собой на диван. – Ну ты как маленькая, ей-богу!
– Да уж, все нормально у тебя… – вяло махнула рукой мама. – Я же слышала, как ты с Кирюшиным отцом разговаривала!
– Да как?!
– Ну… оправдывалась будто… И еще, Кирочка… Хоть и показалось мне, что ты перед ним оправдываешься, но… будто одновременно ему же и дерзишь! Ты будь поосторожней с ним, Кира! И поуважительней! Он же отец твоего жениха все-таки!
– Жениха? Какого жениха, мам? Мне еще никто официального предложения не делал!
– Ну так сделает скоро, наверное! Все ж к этому идет!
– Мам, а я вот все время думаю… Нет, не все время, конечно, а так, иногда, находит вдруг на меня откровение какое-то… А может, я вовсе его и не люблю, жениха своего, а? Нет, он хороший, конечно, и родители его меня как родную приняли, и с работой все так хорошо устроилось, но…
Кира вдруг замолчала, так и не высказав до конца свою мысль. Испугалась, почувствовав, как затвердела в ее руках мамина ладошка, стала похожей на мокрый холодный камешек. Вообще, у мамы часто ладони такие бывали – холодные и влажные. Как говорила тетя Люся, абсолютно неврастенические. И еще – тетя Люся всегда вздрагивала и проговаривала одно и то же крепкое короткое словцо, когда мама к ней невзначай такой вот ледяной ладошкой прикасалась…
– Кира, не надо! Не продолжай! Я прошу тебя, не говори так! Это… это ужасно, что ты сейчас говоришь! – отчаянным шепотом взмолилась Елена Андреевна, выдергивая свою ладонь из ее рук и выставляя впереди себя маленьким щитом. – Не пугай меня, пожалуйста!
