Бездна обещаний - Бергер Номи (читать полные книги онлайн бесплатно TXT) 📗
Кирстен скорчила кислую мину, и Эрик согласно кивнул.
— Слишком много костей, — сказали они одновременно и расхохотались.
Лицо Эрика излучало чисто отеческое удовольствие, когда Кирстен, попробовав торт, сделала вид, что сейчас упадет в обморок. Обратив веселый взор на Клодию, он подмигнул жене, как бы говоря: «Мы действительно нашли здесь сокровище», — и после этого принялся за собственную порцию торта. Он страшно завидовал самодисциплине Клодии, полностью отказавшейся от десерта и всегда пьющей чай не с молоком, а с лимоном. Его супруга была искренней приверженницей принципов герцогини Виндзорской, совершенно справедливо считавшей, что нельзя быть одновременно очень богатым и очень толстым. Эрик наблюдал, какими глазами смотрит жена на Кирстен, и задавался вопросом, появлялись ли бы в их жизни такие вот Кирстен, если бы у них были собственные дети?
Господь свидетель, они очень хотели детей. Но после трех выкидышей и двух мертворожденных младенцев даже Клодия смирилась с мыслью, что ее длинное, угловатое тело, практически без бедер и почти без груди, очевидно, не самое гостеприимное прибежище для плода. И это она предложила переделать четвертый этаж их пятиэтажного дома в Белгравии в отдельную квартиру и приглашать в нее каждый год какого-нибудь молодого человека или девушку, одаренных редкими талантами.
Не имея собственных детей, они таким образом могли стать в каком-то смысле приемными родителями, предоставляющими замечательное покровительство молодым талантам.
Кирстен вытерла салфеткой набитый тортом рот, глотнула чаю и, подняв глаза, обнаружила, что Клодия опять пристально за ней наблюдает. Если от Эрика исходило ощущение тепла и защищенности, то Клодия производила совершенно противоположное впечатление. В каждом взгляде, в каждой реплике Клодии было что-то отталкивающее. К тому же серо-голубые глаза, белые с серебром волосы, собранные на затылке в тугой узел, делали женщину очень похожей на Лоис Элдершоу. Даже вкус в одежде был тот же — простота и элегантность. Прекрасное небесно-голубое шелковое платье с накидкой резко контрастировало с простеньким, грубой ручной вязки шерстяным платьем Кирстен, что заставляло ее чувствовать себя еще более неуютно.
— Кирстен, дорогая, — Эрик положил большую тяжелую руку па ладонь девушки, вновь привлекая ее внимание к себе, — как бы ты отнеслась к предложению пожить с нами год в Лондоне?
Вот оно. Простой вопрос. Одно-единственное предложение. Какая-то дюжина слов. Но в них заключена сила, способная перевернуть всю ее жизнь. У Кирстен закружилась голова, дыхание перехватило от нахлынувших эмоций и чувств, сердце замерло, как это бывает, когда катишься на санках с крутой горы.
— Удобнее всего начать было бы осенью пятьдесят третьего, — продолжал Эрик. — Мне теперь кажется, что наш новый год всегда начинается в сентябре.
— Это потому, что в сентябре открывается концертный сезон, — пояснила Клодия своим холодным, звучащим как колокольчик голосом. Ее пристальный взгляд, застывший на разгоряченном лице Кирстен, нисколько не смягчился.
— Ты будешь заниматься у одного из лучших в Европе преподавателей музыки — у Магды Шабо.
Услышав имя, Кирстен улыбнулась. Наталья и венгерка Магда были подругами-соперницами.
— И ты не только будешь заниматься у Магды, дорогая, — добавила Клодия, — ты также будешь выступать на наших воскресных салонах и встречаться с самыми влиятельными людьми искусства: композиторами, музыкантами, художниками, писателями, критиками, издателями. Список этот практически нескончаем. Думаю, ты будешь иметь возможность убедиться в том, что наш дом действительно Мекка для талантливых людей.
Кирстен жадно сглотнула. В глазах, обращенных к родителям за советом, горел сумасшедший огонек. Лицо Эмиля казалось невозмутимым, но по его выражению можно было понять, что, какое бы решение ни приняла дочь, он всегда будет на ее стороне. Чувства Жанны были более очевидны: в ней происходила внутренняя борьба, о чем свидетельствовали наполнившиеся слезами глаза и дрожащая нижняя губа. Она была матерью. И сейчас разрывалась между желанием быть всегда с дочерью и сознанием того, что пришло время отпустить ее в большую жизнь.
— Разумеется, мы не ждем ответа моментально. — Эрик прекрасно понимал, что происходит в душах его собеседников. Достав из кармашка жилета старинные золотые часы с крышкой, подаренные ему Клодией десять лет назад в день выхода в свет их первого очень успешного журнала для женщин «Леди Боунтифул». — Думаю, что у тебя еще есть минут пять.
— Эрик! — Клодия шутливо ударила мужа по руке.
— Шутка, дорогая, всего лишь шутка. — Эрик убрал часы и кивнул Кирстен, приглашая продолжить расправу с тортом. — Времени на ответ более чем достаточно, дорогуша, обещаю тебе.
Кирстен снова взялась за вилку и невидящим взглядом уставилась в стол. Голова ее настолько была переполнена буреподобно сменявшимися образами, что отчетливо соображать о чем-то конкретном она не могла. Красные двухэтажные автобусы, площадь Пиккадилли. Сэр Томас Бичем. Бекингемский дворец. «Вигмор-холл». Лондонский симфонический оркестр. Лондонский Тауэр. Балет «Сэдлерс-Уэллс». Только что она получила официальное приглашение войти в тот исключительный мир, в котором родились женщины, подобные Клодии Шеффилд-Джонс и Лоис Элдершоу. Возможность познакомиться с людьми их круга, чему-то научиться у них, самой стать одной из них. Шанс вернуться в Нью-Йорк, поднявшись еще на одну ступеньку золотой лестницы, ведущей к вершине горы. Чудо, просто чудо.
Но во имя этого чуда Кирстен должна оставить в прошлом все, что было хорошо знакомо, близко и дорого ей. Родителей. Дом. Наталью. Старенький рояль. И не на неделю, не на месяц, а на целый год. Триста шестьдесят пять дней вдали от единственного мира, который она знала, с которым ее будет разъединять огромный Атлантический океан.
— Начиная все это, мы сами довольно смутно себе представляли, что может получиться из нашей затеи четырнадцать лет назад, — рассказывал Эрик Жанне, в то время как охваченная счастьем Кирстен ничего не слышала, кроме стука собственного молотом стучавшего в груди сердца. — Нам казалось, что все получилось лишь благодаря случайной удаче Майкла. Но это вошло в традицию. Каждый его преемник был и талантлив, и честолюбив, в какой-то степени одержим…
— Майкл?! — подскочила Кирстен; голос ее скорее походил на писк.
— Да, Майкл Истбоурн, — кивнул Эрик.
— Майкл Истбоурн, дирижер? — переходя на шепот, переспросила Кирстен.
Сердце девушки, казалось, вот-вот выскочит из груди.
— Он самый. А что? — Бровь Эрика вновь выгнулась в дугу. — Ты знакома с Майклом?
— Собственно говоря, нет. — Кирстен почувствовала себя несколько глуповато. — Я была в «Карнеги-холл», на его дебюте в Америке. — Она немного замялась. — Я… я пообещала себе, что когда-нибудь он будет дирижировать мне.
Более довольным Эрик выглядеть не мог.
— Пожалуй, подобной амбициозности можно где-то как-то позавидовать, не так ли, дорогая? — Эрик усмехнулся и вопросительно посмотрел на жену.
Улыбка Клодии была на удивление холодна.
— О, да, разумеется, — покорно ответила она.
Кирстен с недоумением посмотрела на супружескую чету, искренне удивляясь тому, как по-разному они отнеслись к ее признанию. В конце концов Майкл Истбоурн их протеже и… Кирстен даже подпрыгнула от неожиданного озарения, поскольку истинный смысл этого неправдоподобного стечения обстоятельств дошел до нее только сейчас. Боже правый! Неужели такое возможно?.. Еще немного, и она лишилась бы чувств — слишком велико было ее потрясение, слишком реальной становилась ее мечта.
— Это подарок судьбы, Кирсти, — сказал Эмиль, сидя с женой и дочерью на кухне за круглым столом, за которым они втроем всегда обсуждали самые серьезные семейные проблемы. — Тебе предложили то, о чем мы с матерью могли только мечтать.
Кирстен молча смотрела под ноги, на истертый линолеум. «Интересно, — рассеянно думала она, — каким линолеумом выстелен пол на кухне Шеффилд-Джонсов». Вопросы, сплошные вопросы. Девушка, улыбнувшись, дотронулась до руки отца, и чувство непередаваемой любви и жалости пронзило все ее существо. Здесь ее любили, жалели и защищали. Здесь она была окружена заботой и вниманием. Не предает ли она родителей, соглашаясь покинуть их на год, соглашаясь жить в доме совершенно незнакомых людей? А Наталья? После одиннадцати лет совместных трудов, поддержки и веры в успех не почувствует ли она себя брошенной ради своей же соперницы? Вопросы, вопросы, слишком много вопросов.
