Клиника С..... - Шляхов Андрей Левонович (полная версия книги txt) 📗
— Мне непонятно, почему у вас сложилось такое мнение, Оливье? — Инна Всеволодовна откинулась на спинку своего огромного, очень удобного кресла и впилась глазами в собеседника. — Или вы знаете что-то, чего я не знаю? А-а, наверное, в нашем институте у вас есть агенты…
— Нет, — улыбнулся француз. — В нашем бюджете нет такого пункта. Просто мы сотрудничаем со многими медицинскими учреждениями, получаем от них информацию, в частности — копии выписок пациентов…
— Это же незаконно! Конфиденциальная информация медицинского характера…
— Простите, Инна Всеволодовна, наверное, я сказал что-то неправильно, — способность мгновенно уходить в закрытую наглухо оборону — одно из главных качеств делового человека. — Русский язык такой трудный…
— Особенно если ему учит ребенка с пеленок родная бабушка, — съязвила Инна Всеволодовна. — Ладно уж там, выкладывайте…
Оливье выполнил «приказ» дословно — щелкнул замками своего черного портфельчика и выложил на стол перед Инной Всеволодовной толстенькую пластиковую папку.
В папке были копии выписок пациентов отделения клинической аритмологии. Все они рекомендовали продолжать амбулаторное лечение препаратами, производимыми «Эбигейл лэбораториз». С учетом того, что амбулаторное лечение в девяносто девяти процентах случаев назначается согласно рекомендациям, данным в выписке из стационара (да еще и из такого авторитетного, как НИИ кардиологии и кардиососудистой хирургии имени академика Ланга!), это было ощутимым ударом по интересам «Перк, Сэндс энд Хаус». Не таким уж и большим ударом, но, с другой стороны, в бизнесе мелочей не бывает. Год назад они с месье Салатом договорились о целевом продвижении антиаритмических и гипотензивных препаратов производства «Перк, Сэндс энд Хаус», и вдруг такой сюрприз! Как будто отделение клинической аритмологии живет само по себе и не признает никаких авторитетов! Руководством института на основе тщательного изучения вопроса и анализа данных клинических испытаний рекомендованы определенные препараты как лучшие из лучших. А одна из заведующих, оказывается, гнет свою линию! Вот так номер!
— Я могу вам это оставить, — сказал Оливье, предвосхищая вопрос Инны Всеволодовны, и заодно позволил себе дерзость: — Мне было очень обидно…
— Давайте не будем устраивать трагедию из одного случая! — оборвала его Инна Всеволодовна. — Я разберусь. Кстати, если говорить насчет обид, то никто ведь не обещал вам полного отказа от сотрудничества с «Эбигейл лэбораториз». Или я ошибаюсь?
— Не обещал, — подтвердил собеседник. — Инна Всеволодовна, вы как та мудрая обезьяна, которая наблюдает с высокой горы за схваткой тигров…
Сказал и сразу осекся, потому что сравнивать женщину с обезьяной, пусть даже и в качестве комплимента, не очень-то стоит. Тем более если женщина лицом немного смахивает на предмет сравнения — слегка приплюснутым носом, надбровными валиками, массивной нижней челюстью.
Инна Всеволодовна пропустила сомнительный комплимент мимо ушей.
— Я далека от мысли стравливать вас и «Эбигейл лэбораториз». У меня несколько иные цели — я занимаюсь наукой…
Последняя фраза была сказана с долей пафоса. Наука — очень удобный, можно сказать, универсальный щит, которым можно прикрываться в любой ситуации.
— …И меня в первую очередь волнует то, что в одном из отделений нашего института происходит нечто…
— Антинаучное! — пошутил месье Салат.
— Давайте не будем перегибать палку, Оливье! Продукция «Эбигейл лэбораториз» соответствует всем требованиям, просто ваши антиаритмики и гипотензивные лучше зарекомендовали себя и, что немаловажно, стоят немного дешевле аналогов «Эбигейл лэбораториз». Поэтому мы и рекомендовали их. Кстати, Оливье, вы знаете, что сказал мне недавно ваш заклятый конкурент Паркер?
Ричард Паркер руководил российским представительством «Эбигейл лэбораториз».
Месье Салат поморщился, словно говоря: «Ах, ну что хорошего может сказать этот аферист?»
— Он сказал — «Эбигейл лэбораториз» готовит какой-то мощнейший демпинг, чуть ли не прорыв. Вы мне друг, Оливье, и поэтому я решила выдать вам эту тайну.
Паркер говорил нечто иное, но почему бы не подлить в неутихающий огонь конкурентной борьбы немного масла? Если даже Жермен сразу и не поверит, то, во всяком случае, задумается… А в следующую встречу можно будет сказать, каким был размер последнего пожертвования «Эбигейл лэбораториз» в благотворительный фонд «Мое сердце» при Российском научно-практическом объединении кардиологов и ревматологов. Можно будет и документы показать, если на слово не поверит.
Фонд и научно-практическое объединение были детищами Инны Всеволодовны, созданными в первую и главную очередь для себя и своих целей. В мыслях, а иногда и в разговоре с отцом или матерью, которых незачем было стесняться, она называла фонд «моя копилочка», а объединение — «мой паноптикум».
Только вот разговор о размерах взноса надо начинать после исправления ситуации в отделении клинической аритмологии. Сегодня это было бы преждевременно.
За Оливье Жерменом еще не успела закрыться дверь, а Инна Всеволодовна уже жала на кнопки телефона, подключенного к внутренней институтской сети.
Заведующая отделением Махова осматривала вместе с палатным врачом Даниелян одного из новых больных, когда в палату влетела старшая медсестра.
— Анна Ильинична, вас срочно требует Инна Всеволодовна!
— Продолжайте без меня, Карина Ашотовна, потом обсудим, — сказала Махова врачу и обернулась к лежавшему на кровати пациенту: — Извините, меня срочно вызывает руководство.
В коридоре она вопросительно посмотрела на старшую медсестру. Та пожала плечами и развела руками — не знаю, по какому вопросу. Но было ясно, что ничего хорошего ждать не стоит. От Инны Всеволодовны вообще не стоило ждать хорошего, а уж если она «срочно требует» — и подавно.
— Не уходи, пока я не вернусь! — предупредила Махова и, не заходя к себе в кабинет, отправилась, куда звали.
Шла она быстро, еще бы чуть-чуть — и сорвалась бы на бег, но бежать было несолидно. Но и заставлять ждать Инну Всеволодовну тоже не хотелось — каждая минута ее возмущенного ожидания могла обернуться лишними проблемами. Инну Всеволодовну не интересует, где в данный момент находится и чем занимается сотрудник, которого она пожелала видеть, — на операции, на обходе или вообще оказывает кому-то реанимационное пособие. Царевна Лебедь тебя вызвала — значит, как в сказке положено, стань передо мной (то есть перед ней), как лист перед травой. А то…
Впрочем, сегодня Анне Ильиничне можно было идти к директорской дочери медленно, не торопясь, — все равно хуже бы не было. Инна Всеволодовна предъявила доказательство — папку, оставленную Жерменом, и устроила Анне Ильиничне показательный разнос, недолгий, но очень бурный, завершившийся фразой: «Такие заведующие, как вы, институту не нужны!» Правда, не дала команду «паковать чемоданчик», то есть не отправила прямиком в отдел кадров со своим излюбленным напутствием: «Даю вам шанс уйти по-хорошему», что внушало надежду. «Может, и обойдется, — думала Анна Ильинична, возвращаясь к себе и кусая губы от обиды и злости. — Может, пронесет».
Обижалась она на наглую директорскую дочь, как-то незаметно, но очень скоро поставившую себя выше всех, в том числе и выше своего отца, директора института, а злилась на себя, на свою неосмотрительность и самонадеянность. Это же надо было так оплошать — поддаться на уговоры коммерческого представителя «Эбигейл лэбораториз» и начать рекомендовать препараты их производства выписывающимся пациентам. Казалось, что этого никто не заметит — все же знают, что Субботина подмахивает выписные истории не глядя, — а сумма за месяц набегала впечатляющая. И врачи были рады — им тоже перепадало. Ах, Сережа, Сережа (Сережей, или Сергеем Яковлевичем, звали представителя «Эбигейл лэбораториз»), змей-искуситель! Надо же было так тупо подставиться! Медицинский мир — большая деревня, в которой все тайное очень быстро становится явным, уж ей ли этого не знать, с ее-то опытом!
