Детектив на исходе века (Российский триллер. Игры капризной дамы) - Трахименок Сергей Александрович (книги регистрация онлайн TXT) 📗
«Работая» на «Маяке», Федя применил испытанный уже метод, разбил пляж на участки и тщательно изучал в них женщин цветущего возраста. Несколько раз ему казалось, что он нашел, но при ближайшем рассмотрении оказывалось, что это не так: среди возможных Виолетт не было ни одной с разным цветом радужек глаз.
В обед Федя выбрался за пределы пляжа к маленькому кафе на четыре столика. Там он перекусил и всю жару провел у входа на пляж под навесом, просматривая входящих и выходящих женщин до тех пор, пока у него не зарябило в глазах от цветных платьев, сарафанов, сафари, бикини и женских фигур, стройных и не очень, загорелых и совсем без загара.
Вечером Федя со скучающим видом обошел пляж, который уже не казался таким убогим, как утром (человеческий глаз ко всему привыкает), и собрался уходить, но задержался, так как заметил, что людей на пляже стало не меньше, а больше.
Объяснение этому было простое, чуть выше пляжа размещался концертный зал, построенный в летнем варианте, с крышей, но не сплошными стенами.
Мощные усилители концертного зала доносили музыку и голоса исполнителей прямо на пляж, превращая после двадцати часов купальщиков в слушателей, которые бесплатно наслаждались концертами приезжих знаменитостей.
Федя был равнодушен к современной музыке и не стал пополнять ряды слушателей. Перекусив в том же кафе, что и в обед, он отправился домой.
Дома на половине отдыхающих шло обсуждение какого-то конфликта.
Пожилой отдыхающий на правах знакомого объяснил Феде, что сынишка Магды оставил на улице гитару, которую на днях ему купила мать. Гитару от жары повело, планка со струнами отлетела. Магда, увидев это, отшлепала сына, а гитару схватила за гриф и трахнула об угол Фединого сарайчика так, что гитара распалась на части и ее уже не восстановить.
— Я успокоил Магду, — говорил пожилой собрат по отдыху, — сказал, чтобы она хотя бы гриф не выбрасывала… Она гриф забрала, а дека и струны вон валяются…
Федя подошел к осколкам и, еще не осознавая, зачем это делает, взял себе две последние струны, потом он принял душ, отказался составить компанию доминошникам и ушел к себе в комнатку, чтобы проанализировать очередную неудачу.
«Мишка уходил из дому на пляж рано, — вспомнил Внучек. — Наверное, ему было необходимо раннее солнце для лечения. Но по образу жизни Мишка был совой. Он поздно ложился, и ему было тяжело рано вставать, но он вставал… Конечно, у него был стимул. Он верил, что когда-нибудь он излечится… Итак, Мишка был совой, но что это дает мне, Феде…»
Было уже около одиннадцати, стих разговор под навесом, закончился разговор Магды с Тамарой, перестал греметь цепью пес, а Федя так ни до чего и не додумался.
«A-а, утро вечера мудренее, — подумал он. — Утром должно прийти решение, на какой пляж идти».
Однако утром, когда он проснулся, решения не было, внутренний голос, на который он так надеялся, молчал.
Федя побрился, схватил сумку и помчался к морю той дорогой, какой обычно ходил Мишка, и тут произошло то, чего он так ждал. Он нашел пляж, на который ходил Мишка. Это был пляж гостиницы «Приморская». Только на нем могли собираться ранние пташки, любители утренних купаний и загораний. И объяснялось все просто. Огромные деревья, росшие вдоль берега, заслоняли утреннее солнце на других пляжах почти до девяти часов утра. Пляж «Приморской» случайно находился напротив некоего перерыва в этой аллее, и солнце приходило сюда на полтора часа раньше.
Федя искупался в чистой утренней воде, обсох, оделся и решил заглянуть в бар, который был рядом с пляжем. Рядом с баром под тремя полосатыми зонтами размещались три столика и белые пластмассовые стулья. Чуть поодаль от столиков в землю был врыт столб, на котором красовался плакат с нарисованным аппетитным бутербродом, а ниже надпись: «…Вкусно, питательно и без холестерина». Название бутерброда было стерто каким-то хулиганом или шутником.
«Верблюд — он и в Африке верблюд, а бутерброд, как его ни назови, — бутерброд», — подумал Федя и заказал один бутерброд и банку пива Ему хотелось как-то отметить маленькую удачу после серии длительных неудач.
Бармен, высокий парень в белой куртке, поставил на стойку банку пива и попросил подождать немного, пока в микроволновой печи разогреется бутерброд. Чтобы не стоять чучелом у стойки, Федя взял банку и сел за один их столиков. Вскрыв банку, он сделал глоток. Давно забытый вкус пива вызвал у него приятные ассоциации того, «доболезненного» периода… Он закрыл глаза.
— Завтрак аристократа, — раздался знакомый голос.
— А, Магда, — только и осталось сказать Внучеку, когда глаза открылись.
— Магда, Магда, — сказала женщина, присев на край стула напротив. — Сашку моего не видел? Убежал вперед, а я задержалась…
— Он, наверное, там, где вы всегда отдыхаете, — нашелся Федя.
— Да мы там уже не отдыхаем, — произнесла она так, как говорят женщины, раз и навсегда отрезавшие прошлые связи и открытые для связей новых.
«Ну итит твою, — выругался он про себя, — только нашел Мишкин пляж, и тут помеха».
— А ты где устроился? — спросила Магда.
— Я думаю на «Маяк» пойти, а то тут, ты сама видишь, грязь сплошная.
— Ну, тогда до встречи на «Маяке», — насмешливо произнесла Магда и пошла прочь, покачивая бедрами, и эти покачивания без слов говорили то, чего не сказала Магда: «Дурак, от чего отказываешься».
— Мужчина, мужчина, — это обращался к нему бармен, — возьмите ваш веджибергер…
«Веджибергер, — пронеслось в мозгу у Феди, — это же то, о чем однажды говорил Мишка…» Теперь все сомнения позади, это Мишкин пляж: именно тут Мишка пробовал блюдо со странным названием веджибергер, а потом смеялся и говорил, что это бутерброд из котлеты. Федя позавтракал, вернулся на пляж, разделся и пошел по волнолому до каменных бонов, которые предохраняли пляж от сильных волн. Он бросился в море и поплыл брассом, испытывая радостное чувство скольжения по воде.
Охладившись, вернулся к своей одежде и тут только поразился той грязи, которая была на пляже. Между крупной и мелкой галькой лежали огрызки яблок, косточки от персиков, пробки от бутылок, бумажные стаканчики, смятые и грязные, сплющенные банки из-под пива; а рядом с волноломом валялся одноразовый шприц — видимо, кто-то из наркоманов укололся здесь и не счел нужным даже выбросить его в урну. Все это создавало ощущение не пляжа, а помойки.
Федя не стал ложиться на гальку, погрелся под солнцем и решил снова сплавать за бон, вновь почувствовать удовольствие от скольжения по воде. Он пробежал по волнолому и прыгнул в море.
Нельзя дважды войти в одну реку, говорят философы. Нельзя дважды испытать одни и те же ощущения, будь они трижды приятны. Наслаждения, которое он испытал в первый раз от движения по воде, от покачивания на плавных длинных волнах, какие бывают только далеко от берега, на этот раз не было, сразу за боном гонялись друг за другом любители острых ощущений и быстрой езды. Гонки велись на маленьких катерах, прокат которых был на соседнем пляже. Большие валы от катеров накатывались один на другой и мешали плавать, несколько раз его захлестнуло с головой, и он решил вернуться.
Бон Федя решил преодолеть на волне. Он дождался мощного вала, который подхватил его и понес на гребне через бетонную преграду. И все бы закончилось хорошо, если бы Федя не опустил ног и не коснулся бетона, поросшего ракушками. Боли он не почувствовал, но понял, что острые, как бритва, раковины, конечно же, порезали кожу.
«Вот незадача, и это в тот момент, когда все так хорошо складывается», — подумал он.
На берегу ранки стали кровоточить.
— Окуните их в морскую воду и посушите на солнце, — сказала какая-то женщина, проходя мимо.
Он так и сделал, и через несколько минут кровь свернулась.
Покончив с лечением, он вернулся к своей одежде и понял: этот пляж ему не придется разбивать на участки, не придется наблюдать за входом и выходом, поскольку входа и выхода не было, не надо будет выделять женщин от двадцати до тридцати пяти. Все эти операции стали не нужны, как становятся не нужными лестницы тем, кто взобрался на крышу и уже не собирается спускаться тем же путем, и все потому, что он увидел ее.
