Империя. Роман об имперском Риме - Сейлор Стивен (книга бесплатный формат .txt, .fb2) 📗
– В вестибуле твоя дочь, – сообщил он тихо. – Илларион пригласил ее в сад, но она отказалась. Очевидно, крайне расстроена. Твоей жене стало значительно хуже.
Аполлодор, внезапно протрезвев, сделал глубокий вдох и удалился без единого слова.
Гости начали покидать сад, и наконец остались только Марк с Адрианом. Племянник императора по-прежнему созерцал статую Меланкома и потирал подбородок. Марк решил, что Адриан глубоко задумался, но затем понял, что тот снова ощупывает рубцы, обезобразившие его красивое лицо.
Гости прощались с отцом, а Марк направился в вестибул, где Аполлодор шушукался с дочерью. Марк познакомился с Аполлодорой в самом начале работы у ее отца. Тогда она была совсем малышкой, и с тех пор он ее не видел.
Когда Илларион отворил Аполлодору с дочерью дверь, девушка коротко оглянулась на Марка. Его поразило, какой она стала красавицей: темные волосы, сияющая кожа, огромные глаза.
Позже, лежа в постели, Марк заснул с мыслями о ней.
По утверждению Луция Пинария, вино нарушает сон, в чем состоит еще одна причина от него воздерживаться; возможно, вином и были навеяны странные видения Марка.
Едва он уснул, приятные мысли о дочери Аполлодора улетучились. Он снова был в Дакии. Деревня пылала. Он птицей летел за растрепанным мальчиком в рубище, который бежал по узким улочкам. За ним со смехом и непристойными возгласами гнались римские солдаты. Мальчик перескочил через труп, миновал очаг пламени и устремился в развалины. Вдруг путь ему преградил тупик. Беглец угодил в капкан. Он закричал, но голосила вся деревня, и его голос лишь добавился к остальным.
Внезапно мальчик превратился в самого Марка. Солдаты подступили к нему. Он был мал, и огромные преследователи возвышались над ним во мраке, так что он не видел лиц. К нему потянулась гигантская рука…
Марка уже мучил либо тот же, либо очень похожий кошмар, и в ключевой момент он обязательно просыпался, дрожа и весь в поту. Но сегодня он провалился в сон глубже. Исчезли охваченные похотью солдаты и развалины. Все напиталось золотым светом. Перед Марком в нерешительности замер прекрасный обнаженный юноша. Он напоминал статую Меланкома, но лучился сверхчеловеческой красотой. Не бог ли он? Юноша взирал на Марка с такими нежностью и сочувствием, что у того слезы подступили к глазам.
Юноша коснулся его. Прошептал: «Не бойся. Я спасу тебя».
Тут Марк проснулся.
Спальню освещали первые слабые лучи утренней зари. Марк подцепил покрывало, сброшенное за время кошмарных видений, и натянул его до подбородка. Приятное тепло окутало молодого Пинария, но истинную благодать ему дарило длящееся послевкусие чудесного сна. Ни разу прежде Марк не испытывал такой уверенности, что где-то во вселенной существует совершенная сила, исполненная любви и способная оградить его от всякого зла мира.
Кто же тот божественный юноша из сна? В нем не угадывался ни один известный обитатель Олимпа. Может, то был Аполлоний Тианский, часто посещавший отца в сновидениях? Вряд ли: конечно же, Аполлоний явился бы таким, каким его описывали, – седобородым старцем. Или это проявление Божественной Сингулярности, о которой говорил отец? Возможно. Но Марку казалось, что юноша из сна был созданием абсолютно новым, ранее не существовавшим. Он явился Марку, и только Марку.
Когда ощущение от сна начало таять, молодой скульптор попытался вспомнить облик юноши и даже попробовал зарисовать его, взяв с прикроватного столика стило и восковую таб личку, но обнаружил, что не способен воссоздать черты. Лицо, изображенное Марком, выглядело лишь грубым приближением к оригиналу, ничуть не передающим его неземного совершенства.
Возможно, ослепительный юноша был всего-навсего плодом воображения. И все-таки сон представлялся реальнее действительности. Марк не сомневался, что волшебное создание прибыло извне, из мира непредставимо огромного, прекрасного и полного чудес.
118 год от Р. Х.
Траян умер.
Четырехлетняя восточная кампания повлекла за собой ряд завоеваний, включая захват Ктесифона и покорение значительной части Парфянской империи. Армения стала римской провинцией, так что государство расширилось до берегов Гирканского моря [34]; такая же участь постигла Месопотамию и Ассирию с легендарным Вавилоном и реками Тигр и Евфрат, после чего Рим получил прямой доступ к Персидскому заливу и приобрел контроль над всеми товаропотоками из Индии и Серики, включая шелка. Траян направил сенату письмо, в котором заявил, что миссия выполнена; он сожалел лишь о том, что слишком стар для похода в саму Индию по примеру Александра. В действительности же на протяжении всех кампаний он демонстрировал энергию человека вдвое моложе его реальных лет, шагая пешком и форсируя быстрые реки наравне с солдатами, которые его обожествляли.
Потом, как раз когда на завоеванных землях вспыхнули разрозненные мятежи, Траян занемог. Состояние его здоровья внушало настолько серьезные опасения, что находившаяся рядом с мужем Плотина уговорила его отплыть в Рим. Однако далеко они не продвинулись. Близ побережья Киликии императора хватил удар, вызвавший водянку, от которой чудовищно раздулось тело. Дальнейшее путешествие не представлялось возможным, и имперский флот встал на якорь у портового городка Селинус. Траян скончался там в возрасте шестидесяти четырех лет, процарствовав двадцать из них, благодаря ему империя обрела невиданные богатства и новые территории.
Императором был объявлен Адриан, служивший до того наместником в Сирии.
Он уже несколько дней как прибыл в Рим, но видела его лишь горстка людей. Нынче наступал день, когда он собирался публично предстать императором, а небывалые завоевания на Востоке отметить торжественным шествием – триумфом не Адриана, а посмертным чествованием Божественного Траяна.
Готовя триумф, Марк и Аполлодор сбились с ног. Маршрут полагалось украсить венками и стягами – как и храмы с алтарями по всему городу. Возле колонны Траяна, где торжество достигнет кульминации, возводились трибуны. Обустраивались сцены для предваряющих шествие представлений. Украшались площадки для больших и малых пиров. В первый же день своего прибытия Адриан призвал Аполлодора на частную беседу и с тех пор общался с ним ежедневно. Марк, по-прежнему работающий под началом мастера, еще не виделся с новым императором.
Рассвет едва занялся. Город еще не проснулся, но Аполлодор с Марком и рабочими уже погрузились в дела, трудясь над триумфальным маршрутом при свете факелов. До шествия оставались считаные часы.
Они стояли у колонны, обозревая разноцветные стяги на трибунах. В неподвижном воздухе полотнища свисали, точно саваны, но стоит повеять легчайшему ветерку, как они оживут, добавляя толпе восторга и ярких красок.
Марк запрокинул голову и широко зевнул.
– Да спал ли ты ночью? – спросил Аполлодор.
– Ночью? Еще не рассвело. День пока вчерашний.
Аполлодор рассмеялся:
– Болтаешь, Пигмалион. Ты лег пораньше, как я велел?
– Да, но… – Марк чуть не ляпнул: «Лег-то я вместе с женой, так что какой уж тут сон» – однако, поскольку его супругой стала дочь Аполлодора, вовремя прикусил язык. Тем не менее Аполлодор прочел его мысли и снисходительно улыбнулся – они с Марком так давно работали вместе, что один обычно знал, о чем думает другой. Отношения Пинария и Аполлодоры развивались постепенно, через долгие ухаживания, которые позволили обоим отцам привыкнуть к мысли о браке. Аполлодор знал о сомнительных корнях Марка, однако союз с таким древним патрицианским семейством являлся великой честью для дочери дамасского грека; Пинарий же считал девушку далеко не ровней сыну, но Марк явно любил ее, и Луций, как всегда перед лицом трудных решений, задался вопросом о том, что сделал бы Аполлоний Тианский, после чего с воодушевлением одобрил союз.
Брак оказался счастливым. Детей пока не было, но не из-за недостатка усердия, что читалось по очередному зевку и сонной улыбке Марка.
