Повелитель Вселенной - Сарджент Памела (мир книг TXT) 📗
На следующий день хан собрал придворных в шатре у Шикуо. Она сидела слева от него, генерал Мухали — справа. Она уже кое-что знала о генералах, сидевших возле Мухали. Тому, что звали Джэбэ, имя дал хан, когда этот человек присягнул ему после боя с ханом же. Борчу был связан с ханом с детства, после того, видимо, как он помог хану вернуть украденных лошадей. Дружба монголов, казалось, зиждилась на подобных подвигах — она завязывалась в битвах и набегах, когда мстили и сводили старые счеты.
Лин сидела рядом на случай, если понадобится переводить, а Тугай и другие жены хана — слева от нее. Мужчины пили вино, но хан ограничивался кумысом. Он не одобрял больших пьянок. Шикуо удивлялась, почему хан не запрещает их. Но первыми стали бы возражать против этого его сыновья Угэдэй и Тулуй. Их кубки наполнялись несколько раз, пока хан что-то тихо говорил Мухали. Угэдэй, шатаясь, вышел наружу, а когда вернулся, с ним вошел еще один человек, запорошенный желтой пылью, словно он проскакал много ли. Он решительно прошел к хану, чуть склонив голову, и Шикуо узнала одного из самых верных товарищей мужа. Несмотря на внушаемый трепет, хан часто пренебрегал всякими церемониями, что было бы немыслимо для императора.
Человек торопливо произнес приветствие и сказал:
— Я принес новости, которые тебе надо знать, Тэмуджин.
— Садись, Самуха, и говори.
— Я подумал, что лучше приехать самому, чем посылать гонца. Новости неприятные. — Самуха сел на подушку возле Мухали и взял у рабыни чашку. — «Золотой» государь покинул Чжунду.
Человек продолжал говорить, а рука Шикуо все сильнее стискивала кубок. Она улавливала смысл его скороговорки. Император Цзун покинул Чжунду тотчас после ухода монгольской армии и отправился в город Кайфын, где и обосновался, бросив на произвол судьбы часть страны севернее Желтой реки.
— У нас мир, — сказал хан, когда Самуха закончил. — Он обещал мир. Я сказал ему, что уйду, а теперь он показывает, что не верит моему слову. В Кайфыне он осмелеет и будет сопротивляться. — Он говорил спокойно, но Шикуо увидела, что глаза его гневны. — Я бы оставил ему его столицу, если бы он сдал ее мне и присягнул. Теперь я ему ничего не оставлю.
— Кроме плохой новости, есть и хорошая, — сказал Самуха. — Многие киданьцы из его собственной королевской гвардии дезертировали во время его побега и присоединились к нашему брату Ляо Вэну.
Наблюдая за ханом, Мухали шевелил усами. Генералы хотят этой войны, подумала Шикуо. Все они хотят воевать. Они до сих пор осаждали бы Чжунду, если бы хан не приказал им отойти.
— «Золотой» государь показал лишь, как он боится нас, — сказал Тулуй. — Он знает, что мы можем взять Чжунду.
Самуха посмотрел на молодого человека.
— Взять его нелегко, — сказал он. — Дважды мы входили внутрь, и дважды нас отбрасывали. Они наверняка будут бросать в нас со стен свои громоподобные бомбы и пугать наших лошадей этим ужасным шумом. Не думаю, что мы одолеем такие высокие стены, и у нас нет опыта ведения осады.
Тулуй фыркнул.
— Нет ничего невозможного для монгола.
Хан поднял руку.
— Нам придется брать город штурмом, — сказал он. — Осажденные слабее нас. Они найдут мало провизии в местностях, по которым прошли мы, а без императора дух их будет подавлен. Мы можем заставить их сдаться, заморив голодом.
— Они скорее всего пошлют за провизией людей на север, — сказал Мухали.
— Если мы не побываем там первыми. — Хан наклонился в кресле. — Скоро наступит осень. К тому времени мои разведчики обеспечат наше продвижение. — Он взмахнул руками. — Два крыла двинутся на восток через Хинганы. Другая армия пойдет на юг и окружит Чжунду.
Мухали говорил хану о созыве военного совета и необходимости подкреплений. Шикуо осушила кубок, рабыня наполнила его вновь.
— Горюете, госпожа? — шепнула Лин по-китайски. — Пусть вино облегчит вашу печаль.
— Я не горюю, — сказала Шикуо по-монгольски. Хан оглянулся. — Мой муж возьмет город. Я радуюсь, что он избавил меня от опасности, протянув свою руку.
Она подняла кубок и выпила.
99
Шикуо лежала на постели. Сквозь завывание осеннего ветра она слышала пьяные крики монгольских солдат, праздновавших падение Чжунду. Сам хан плясал в ту ночь, когда весть об этом дошла до него.
Он не вернулся на родину прошлой осенью и держал Шикуо при себе. Зимой он послал два крыла войска под командованием своего брата Хасара и Мухали на родину чжурчженей. Самуха отправился на юг осаждать Чжунду. Хан последовал за ним на расстоянии, передвигаясь медленно на юг, чтобы остановиться лагерем на реке Луаньхэ.
К тому времени Шикуо стала думать, что столица в конце концов выстоит. Хан, боясь, наверно, этого, послал А-ла-шена в Кайфын, чтобы предложить императору мир, но Цзун не принял посла-тангута, несмотря на то что на юг хлынули тысячи беженцев. Император Цзун пытался (слишком поздно) послать провизию в осажденную столицу, но монголы перехватили обозы. Жители Чжунду пришли в отчаяние, а хан ждал.
Но ждать ему пришлось недолго. Едва наступила весна, как Чжунду сдался. Монголы могли понести большие потери при штурме, но они предпочли морить столицу голодом.
Рядом шевельнулась Лин.
— Меня удивляет, что хан не желает переехать в Чжунду, — сказала она.
— Он победил, — откликнулась Шикуо. — Осмотр самого города добавит лишь несколько капель к чаше его радости.
Он послал вместо себя своего главного судью Шиги Хутуха, чтобы тот возглавил грабеж.
Она положила руку на живот. Ребенок в чреве еще не проявил себя. Она, видимо, будет уже на родине хана, когда их ребенок родится. Теперь хана мало что удерживает здесь, часть его армии останется, чтобы разграбить оставшееся и подавить любое сопротивление.
Император государства Сунь будет чувствовать себя в большей безопасности за остатком цзиньских земель, лежавших между ним и монголами. Она гадала, скоро ли хан надумает идти походом на юг.
Лин вздохнула, и Шикуо положила руку ей на чрево. Живот у Лин был круглее, она тоже понесла от хана. Наверно, любовь, которую они разделяли, отворила их ворота для его семени. Какой-нибудь придворный не стал бы ревновать к тому, что происходит между двумя его женщинами, когда они лишены его внимания, но хан был недоволен, узнав, что они получают такое удовольствие друг с другом. Он мог бы запретить это, но Шикуо объяснила, что такие упражнения не принесут им вреда и только заставят еще больше желать наслаждения, которое они получают от него. Их беременность как бы подтвердила правоту ее слов, да и он усвоил кое-что из картинок в ее книге.
Хан осмотрел часть своих сокровищ. Шикуо наблюдала, как ему подали чашку. Хан держал ее на вытянутой руке и восхищался фарфором. Он восторгался прекрасными кубками и изящно раскрашенной фаянсовой посудой так же, как и золотом, наваленным в телеги, стоявшие у его орды.
Он также попросил прислать к нему несколько знатных пленников, но эти люди ждали снаружи, пока хан пил за Самуху и его командиров и слушал, как Шиги Хутух перечислял, что досталось на его долю из добычи.
— Теперь я посмотрю на пленных, — сказал хан, когда его главный судья умолк.
— Ты сказал, что хочешь видеть самых важных, — сказал Шиги Хутух. — Среди пленных, взятых во дворце, эти кажутся наиболее стоящими. Я спросил, кто среди них самые богатые, и мне показали на некоторых. Тогда я спросил, которые из них самые умные, и ко мне подвели других. Их-то я и доставил к тебе.
Шикуо посмотрела на пленников, которых ввели, боясь увидеть знакомых.
— Тот, высокий, производит впечатление, — сказал хан.
— Его нашли у повозки поблизости от дворца, где он оказывал помощь раненым. Люди, наткнувшись на него, думали, что в повозке ценности, потому что он не давал заглянуть в нее, но там оказались одни свитки. — Шиги Хутух откашлялся. — Я приказал своим людям захватить и повозку — может, в свитках написано что-то полезное. Если нет, можно костры разжигать.
