Тени тевтонов - Иванов Алексей (читаем книги .TXT) 📗
Женя направилась к господину с метлой.
– Я ищу человека, – сказала она по-немецки. – Лет шестьдесят, седой, с красным лицом. Возможно, бывший моряк. Знаете такого?
– О да! – охотно закивал господин с метлой. – Вероятно, вам нужен герр Грегор Людерс. Очень достойный человек. Он был нашим блокляйтером. Он живёт в том доме на втором этаже. Но я не видел его уже два дня.
Клиховский от волнения стиснул зубы. Он слышал о Грегоре Людерсе.
Сорванную с петель дверь квартиры жильцы просто прислонили к косяку. Женя по-хозяйски отодвинула её в сторону, даже не постучав. Немцам тут уже ничего не принадлежало. Володя шагнул через порог вслед за Женей.
Разруха… Окна выбиты, на потолке – следы пуль, на голубых обоях – синие квадраты от картин. Висела только фотография крейсера времён Первой мировой. В комнату, похоже, стащили всю найденную мебель: две кровати – широкую и узкую, гардероб с простреленной фанерной дверкой, стол, два гнутых венских стула. Одна стена была обрушена, и проём загородили щитом, сколоченным из досок. На узкой койке сидел тот светловолосый парнишка, что в подвале Лохштедта заслонил собою старого фольксштурмовца.
– Где Людерс? – сразу спросила Женя по-немецки.
Парнишка не испугался русских, хотя в их внезапном вторжении явно ощутил угрозу. Володя молча рассматривал худое и озлобленное лицо немецкого мальчика. В глазах мальчика тихо светилась чистая ненависть.
– Ваши власти забрали дядю на работу.
– На какую?
– Дядя – лоцман.
«Дядя», – отметил про себя Володя. Не отец и не дед.
Парнишке было лет пятнадцать-шестнадцать. Наверняка в каком-нибудь Гитлерюгенде голову ему забили фашистской пропагандой: великий фюрер, тысячелетний рейх, «Дойчланд юбер аллес», «жизненное пространство»… Но этот парнишка был храбрым и умел любить. Он закрыл собой старика. Его ещё не превратили в чудовище. И Володе вдруг захотелось, чтобы немецкий мальчик опомнился. Пускай и не сейчас, а вообще. Увидеть такое возрождение – это как вернуться с войны домой, а твой дом не разрушен бомбой, и герань цветёт на подоконнике, и мама, живая, сидит за швейной машинкой.
А Клиховский разглядывал парнишку с бесконечным изумлением.
– Когда Людерс придёт? – всё напирала на немчика Женя.
– Не знаю. Его могут продержать долго.
Гидрографическое управление Балтфлота собирало уцелевших немецких специалистов, чтобы составить новые лоции залива Фриш-Гаф и восстановить судоходную обстановку Морского канала. Флотская контрразведка искала моряков и свозила их в Лоцманскую башню, где помещалась рейдовая служба. Женя почувствовала досаду: Людерс находился в руках конкурентов, хотя, конечно, флотских интересовала акватория, а не подземелья.
– Хорошо, – сказала Женя по-русски. – Приду сюда утром.
Володя всё смотрел на юного немца. Тот ждал, когда русские уберутся.
Клиховский тронул Володю за плечо:
– Пойдёмте, господин солдат. – На пороге Клиховский оглянулся и негромко сказал: – Рад, что вы живы.
Русские вышли. Парнишка поднялся и подтащил дверь квартиры обратно в проём, затем выглянул в окно и проследил, как русские идут по улице.
– Опасность миновала, господин гауптштурмфюрер.
Дощатая перегородка, закрывающая разрушенную стену, сдвинулась, и сквозь щель в комнату выбрался высокий, спортивного вида мужчина в гражданском плаще и шляпе. В руке он держал короткий пистолет «зауэр».
Мужчина улыбнулся – спокойно и с пониманием:
– Вы правильно поступили, что не выдали меня, фройляйн Хельга.
Под гостиницу комендатура приспособила бывшую немецкую школу подводников. От Хакена до неё было совсем недалеко. Володя провожал Женю – вроде как всё равно по пути в госпиталь. Улица угасала в синеве. Балтика дышала свежестью. Сапожки Жени цокали по камням брусчатки.
– Заметил, как тот змеёныш смотрел на нас? – усмехаясь, спросила Женя.
Володя понял, что она имеет в виду немецкого парнишку:
– За-заметил. А чего ещё ждать от н-немцев?
– Они получили, что заслужили.
– Да, – сухо подтвердил Володя.
– Не слышу убеждённости в голосе, товарищ сержант.
– Я согласен с вами, товарищ капитан. Немцы должны за-аплатить за всё. Но даже нам радоваться тут не-нечему.
Женя хмыкнула. Война закончилась, и сразу изо всех щелей полез этот интеллигентский скулёж. Фрицев, видите ли, жалко. А своих не жалко?
– Поменьше снисхождения к врагу, Володенька.
Володя решил не спорить. Пока шла война, немцы были врагами. Теперь они стали просто немцами. Конечно, со всей фашистской отравой в головах. И со всей виной своего народа. Но Володя считал, что за вину немцы уже наказаны. И наказаны жестоко. Хватит. Дальше их надо лечить от отравы.
А Женя не понимала, зачем с немцами цацкаться. Гнуть их в дугу, и всё. Жене требовалось ощущать себя победительной и сильной, ведь сильный берёт всё, что пожелает, а желаний у Жени было много. После победы жизнь представлялась ей сказочной пещерой с сокровищами: уноси, сколько влезет. И в данный момент Женя хотела заполучить мужчину – такого, чтобы пользоваться всеми благами обладания, но оградить себя от всех неудобств.
– Что вы за-завтра сделаете с Л-людерсом? – спросил Володя.
– Ты, – поправила Женя.
– То есть я? – не сообразил Володя.
– Мы с тобой на «ты». Забыл, сержант?
– П-прости. – Володя улыбнулся. – Что ты завтра сделаешь с Людерсом?
Володю приятно волновало, как эта красивая и опасная женщина смело сокращает расстояние между ними. Так штурмовик пикирует на цель.
– Завтра я допрошу Людерса и узнаю про подземелья.
– А если он будет мо-молчать?
– Не будет, – как-то зловеще пообещала Женя. – Выбор у него небогатый. Или говорит, или я под конвоем отправляю его в лагерь для военнопленных.
– Он же не солдат! – возразил Володя. – Он ополченец!
Женя поморщилась. Ох уж эти интеллигентики…
– Слушай, Нечаев, прекрати мерехлюндию, – с нажимом сказала Женя. – Людерс не ездовым при кухне ошивался. Он стрелял по нашим ребятам. А мы согласны простить его – но в обмен на сотрудничество. Мы даём ему шанс остаться дома, а не укатить в Сибирь. Мы добрые. Усвой это, боец.
Володя тяжело вздохнул. Мерехлюндия объяснялась просто: ему претило мерить новую, мирную жизнь старой меркой войны. И Женя, конечно, права.
– Завтра ты пойдёшь со мной, – добавила Женя. – Пусть Людерс увидит, что у нас есть свидетель его участия в боевых действиях.
– Умеешь ты у-управляться с людьми… – с уважением заметил Володя.
Женя была польщена. Славный мальчик этот Нечаев. С пониманием. Не то что Перебатов. Интересно, каков он в койке? Вроде не должен оплошать.
Они как раз дошли до ворот школы подводников.
– Зайдём ко мне, – предложила Женя. – У меня есть «беренфанг».
«Беренфангом» называлась прусская хвойная водка.
Володя кивнул. Женя и отталкивала, и притягивала его. Напористая сила Жени была порождена, разумеется, войной. А во что эта сила воплотится после войны? Володе хотелось увидеть, какой окажется новая, другая Женя. И он согласился уступить. Пусть будет, как скажет Женя. Ей ведь тоже что-то надо.
За дверью школы подводников на КПП Жене заулыбался дежурный:
– Шпиона поймали, Евгения Петровна?
– Разговорчики! – оборвала его Женя.
Она жила в бывшем кабинете какого-то начальника. Грузная мебель, портреты немецких адмиралов, большой кожаный диван. Женя включила свет, вытащила тумбу из-под царственного стола и выставила бутылку без этикетки, а на закуску – жестянку лендлизовских сардин. Володя пододвинул стул.
– Не робей, пехота, – грубовато сказала Женя.
Володя понял: грубостью она маскирует смущение. Или бесстыдство.
Хвойная водка мягко проскользнула в горло и согрела грудь.
– Давно на фронте? – Женя подцепила сардинку за хвост.
– С сентября со-сорок четвёртого.
Женя удивлённо приподняла брови. Этот сержант поначалу показался ей маменькиным сынком, не успевшим обмяться в окопах, а он прошёл через мясорубки Гумбинена, Инстербурга, Кёнигсберга и Пиллау… Значит, крепкий парень, если не затёрся до общей солдатской одинаковости.
