Возвращение на Обитаемый остров - Третьяков Владимир (читать бесплатно полные книги TXT, FB2) 📗
– Ты не можешь так поступить со мной, Барум! Как-никак, мы ведь оба принадлежим к одной касте. К тому же, я не предлагаю тебе рисковать собой. Я по этому делу старший, так что вся ответственность лежит на мне. Тебе необходимо лишь подыграть мне, причем не за просто так. Вот, у меня здесь десять тысяч империалов – этого хватит на то, чтобы купить неплохой домик на побережье.
– Взятку предлагаешь?
– Ну, какая же это взятка? Так, знак признательности.
– Хорошо, но в чем же ты думаешь его обвинить?
– Постараюсь вывести из себя, а там посмотрим. Может быть, за нападение на меня, или что-то в этом роде. Уверен, что при его характере, он обязательно где-то сорвется. Главное, ты будь в соседней комнате, все внимательно слушай, чтобы нам действовать воедино.
– Понятно. Хорошо, давай так и поступим.
Следователь был сух и подчеркнуто официален. На его худом, обтянутом морщинистой кожей лице, не отражалось никаких эмоций. Для него человек, сидящий за столом напротив, был очередным подследственным, и не более. Объект работы, вроде станка, у которого рабочий, изготавливая детали, зарабатывает деньги. Сколько таких же людей приводили сюда к нему для допроса, и сколько еще приведут?
– Имя? – скрипучим голосом произнес он так, что было непонятно, вопрос это или же просто слово, произнесенное в пустоту.
– Что? – переспросил Максим, еще не привыкший к такой манере разговора.
– Я сказал, имя? – повторил свой вопрос следователь.
– Чье? – вновь переспросил Максим, полагая, что его собеседник, уже осведомленный о его личности, спрашивает о ком-то другом, или же просто так оригинально шутит.
– Твое имя. Я спросил, как тебя зовут? – на лице чиновника все еще отражалась смесь скуки и равнодушия к субъекту, сидящему напротив.
Ага, а он, оказывается, вовсе и не думает шутить! И это ему, потомственному дворянину, какой-то смерд осмеливается тыкать?!
Баронская кровь и память предков мгновенно вскипела в жилах Максима, но он, прекрасно понимая, что сейчас не его время, тут же остыл, и спокойно, с достоинством, но все же смиренно ответил:
– Мое имя – Турренсок, – затем, выдержав паузу и, с усмешкой добавил. – Но хамы, вроде тебя, обращаясь ко мне, и тем, кто равен мне по происхождению, всегда называли нас на «вы» и, кроме того, не забывали обязательно добавлять: «Господин барон». Ты меня понял?!
После такой тирады в комнате на некоторое время повисла зловещая тишина. Следователь в упор рассматривал наглеца, осмелившегося оскорбить его при исполнении нелегких служебных обязанностей и, как бы переваривал сказанное. Когда же смысл фразы полностью дошел до него, он, не меняя выражения лица, сделал едва заметный жест сигаретой. Как будто стряхивал с нее пепел. В ту же секунду на Максима сзади обрушился удар страшной силы, опрокинувший его на пол. Потом его долго били. Даже нет, его месили и топтали ногами, как грязь на дороге, раскисшей от осеннего дождя. Спокойно и даже деловито, без какой-то особой злобы, просто выполняя свою служебную обязанность. У ребят такая работа – месить, но только не грязь, а живых людей. И, надо отдать им должное, справлялись они неплохо – когда Максима наконец-то оставили в покое, дозволив вновь взгромоздиться на табурет, на его теле, пожалуй, не осталось ни одной клеточки, которая бы не ныла от боли. Да, эти парни умели отрабатывать свой хлеб, а то, что ремесло себе такое выбрали… Ну что ж – это только родителей себе не выбирают, а профессию – каждый самостоятельно, что называется, по душе. Кому что нравится…
– Итак? – голос следователя вернул Максима к прерванному разговору.
Тот сплюнул в сторону кровавый сгусток, поднял голову и направил свой тяжелый взгляд в ту точку, где сходились брови вопрошавшего.
«Когда-нибудь и на моей улице будет праздник, и я влеплю тебе в это место. Как раз, между глаз. И если они после этого не выпрыгнут, то можешь считать это своим счастьем, но до конца своей жизни на всех фотографиях у тебя будут очень близко посаженные зенки…», – подумал Максим, а вслух спокойно произнес:
– Что именно – «итак…»?
И вот тут-то следователь не выдержал. Он подался всем телом вперед, словно собрался боднуть Максима. На лице его, до этого не отражавшем ровным счетом ничего, теперь вспыхнул фейерверк эмоций, самой яркой негативной окраски.
– Ах ты, баронское отродье! – рявкнул он столь яростно, что ему, вероятно, мог бы позавидовать любой хищник, почувствовавший запах крови своей жертвы. – Ты, наверное, не понял, куда ты попал?! Ты, наверное, не представляешь, что все сидящие на этом месте для меня равны. Да будь это обычный крестьянин или принц крови, если ты сидишь на этом месте, то мне твое происхождение глубоко по фигу. Вы все для меня – говно свинячье! Но ты тугодум, и тебе, значит, мало одного урока?! Придется повторить его. А если и он не пойдет тебе впрок, то тебя будут продолжать учить до тех пор, пока ты не усвоишь науку. Тебя будут бить, но не дадут потерять сознание. Бить и бить до тех пор, пока ты по собственному желанию, своим длинным языком не вылижешь пол в этой комнате, а передо мной ты это сделаешь дважды и трижды. Но если и после этого ты не поймешь, кто ты есть в этом мире, то тебя снова будут бить так, пока ты не изъявишь желание тем же поганым языком отполировать мои сапоги!
Следователь сдержал свое слово. Ошибся он лишь в одном – Максим все же потерял сознание. Видимо, заплечных дел мастера где-то перегнули палку. Когда он очнулся, то на месте своего мучителя увидел совсем другого человека. Это был добродушный на вид толстяк, в мундире, расстегнутом едва не до пупа, и со сладенькой улыбкой, как будто приклеенной к его луноподобному лицу. Заметив, что подследственный уже способен более – менее адекватно воспринимать окружающую действительность, толстячок откинулся на спинку стула, и елейно – противным голосом заблеял:
– Как ваше самочувствие? Кажется, мой коллега самую малость переусердствовал? Но признайте – вы сами в этом были виноваты. Зачем нужно злить человека при исполнении его обязанностей? Он у нас считается отличным работником, но самолюбив и даже раним чуть больше, чем другие. Тем более, вчера ему сообщили, что его брат погиб во время дальнего похода. Такие известия, сами понимаете, не прибавляют настроения. А вы, вместо того, чтобы активно сотрудничать со следствием, начинаете запираться, кичиться собственным достоинством, унижать нашего уважаемого работника. Неужели вам так трудно понять, что у вас, в вашем теперешнем положении, есть только одна возможность смягчить свою участь – дать следствию честные и правдивые показания о том, как и при каких обстоятельствах, вы были завербованы нашими врагами, и с каким конкретным заданием прибыли на Острова… Ну, так как, поговорим?
Максим усмехнулся разбитыми губами. Понятно, на контрасте работают: злой дядя – добрый дядя. Старо, как мир, но, надо признать, приемчик действует безотказно. Так и хочется припасть к этой толстой и волосатой груди, оросив покаянными слезами засаленный мундир добряка и покаяться… Ладно, хватит корчить из себя «белую кость», надоело быть битым.
– Ну, что же, можно и поговорить, – сказал он. – Я вовсе не хотел нервировать вашего коллегу. Просто добивался, чтобы ко мне обращались сообразно моему званию и происхождению.
– Ну, вот и хорошо, вот и чудесненько! – радостно взмахнув пухлыми ладошками, вновь заблеял толстячок. – Давайте, уж, простим его, а? Он, действительно, перенервничал накануне. Я уверен, что со мной у вас не будет подобных… э-э… осложнений! – и, подтверждая свои слова, властно крикнул куда-то за спину Максиму:
– Конвой, свободен! – после чего налил в стакан воды и протянул его. – Нате, выпейте, это взбодрит и освежит вас.
Максим с усилием сделал несколько глотков, закашлялся, поставил стакан на стол и, как бы в раздумье, произнес:
– Так вот оно, значит, как? Значит, меня обвиняют, ни много, ни мало, а в измене присяге Его Величеству Императору и Родине?
