Призрак великой смуты - Михайловский Александр (серии книг читать онлайн бесплатно полностью .TXT, .FB2) 📗
Товарищ Киров встал и еще раз посмотрел оценивающим взглядом на меня и моих товарищей по Бакинскому комитету РСДРП(б).
– Ну вот, для начала все, – уже мягче сказал он. – Завтра, с утра я попрошу всех снова собраться здесь, чтобы обсудить дальнейший план действий…
3 февраля 1918 года. Вечер. Забайкалье, Станция Борзя
Пурга бушевала целых три дня: тридцатого, тридцать первого и первого числа. Когда вчера утром все наконец успокоилось, отряды есаула Семенова снова полезли вперед. На перевале через Нерчинский хребет опять возобновились ожесточенные бои немногочисленных красногвардейцев и интернационалистов с семеновской контрой и с пока еще замаскированными интервентами. В конечном итоге все решили пушки японского батальона. Понеся большие потери, с наступлением темноты отряд читинских рабочих, сумевший задержать врага еще на одни сутки, вынужден был отойти к станции Борзя. Складки местности и завалы из камней, хорошо защищавшие от винтовочных пуль, были бессильны против японских шимозных осколочных снарядов. Хорошо, что у японцев были только полевые крупповские 75-миллиметровки времен прошлой войны. Найдись у них под рукой гаубицы крупного калибра, и могло бы быть значительно хуже.
За то время, пока читинцы сдерживали врага на перевале, на станцию Борзя к красногвардейцам успело подойти подкрепление. Добровольцы подходили как россыпью, группами по несколько человек, так и организовано, в виде целых отрядов, которые состояли в основном из бывших фронтовиков, принявших новую власть.
Был среди этих отрядов и Колуньско-Зоргоско-Газимуровский батальон под командованием Прокопа Атавина, в прошлой истории именовавшийся бригадой Коп-Зор-Газа. Весть о том, что есаул Семенов ведет на их землю всякое бандитское отребье, чтобы восстановить власть богатеев, и что значительная часть семеновцев – это китайские и монгольские разбойники, широко разошлась по станицам и селам Забайкалья. За оружие взялись все – не только рабочие, казачья и крестьянская беднота, но и середняки, а даже некоторые зажиточные казаки, которые понимали, что если воинство есаула Семенова войдет в их края, то пощады не будет никому. Кто такие хунхузы, здесь знали хорошо.
Прибывшие на подмогу читинцам тут же принялись рыть окопы. И хоть долбить мерзлую землю было нелегко, фронтовики знали, что если у врага есть пушки, то только надежный окоп сможет спасти бойца от неминуемой смерти при артобстреле. Уговаривать никого не приходилось – все вгрызались в землю как каторжные, да так, что вспотели, будто не лютый февраль на дворе, а жаркий август. Фронтовики помнили старую армейскую пословицу: «Лучше два аршина окопа, чем три аршина могилы».
С рассветом семеновцы возобновили наступление, и к десяти часам утра заняли станцию Соктуй и 81-й разъезд, находящийся в девятнадцати верстах от станции Борзя.
Первая атака баргуто-чахарской кавалерии, проведенная на станцию Борзя около полудня, не принесла Семенову ничего, кроме немалых потерь. Пулеметы выкашивали кавалеристов в подбитых ватой халатах и мохнатых шапках, которые, размахивая кривыми саблями, упрямо мчались вперед на маленьких лохматых конях. Степные всадники один за другим валились на землю, и наконец, не выдержав точного пулеметного и винтовочного огня, повернули назад.
Оттянув назад остатки своей кавалерии, Семенов погнал в атаку китайскую пехоту. Но она, увидев пространство перед окопами читинцев, заваленное лошадиными и человеческими телами, шла вперед неохотно, и, попав под точный ружейно-пулеметный огонь, откатилась назад. А на флангах семеновцев, вырубая немногочисленные дозоры и разъезды, уже кружились сотни Аргунского полка, состоящие из опытных бойцов. Они не давали противнику охватить позиции обороняющихся, угрожая воинству есаула Семенова полным разгромом в случае неудачи наступления.
Увидев, что с наскока позиции красногвардейцев не взять, есаул понял, что, пока он почти десять дней с задержками и остановками добирался от границы до станции Борзи, большевики зря времени не теряли. Они успели стянуть на этот рубеж значительные силы, и теперь Борзю будет взять непросто. Оставалась надежда только на японскую артиллерию и кадровых солдат микадо, которых на перевале уже спешно погрузили в вагоны, и сейчас паровоз тащил состав прямо к месту боя, для того, чтобы пушки, так хорошо поработавшие на перевале, смогли принять участие и в этом сражении.
Часам к трем, когда защитники станции успели отбить еще две атаки, пушки наконец были доставлены и выгружены. Заняв позиции, артиллерия начала обстрел позиций большевиков, впрочем, пока безрезультатный. Хотя разрывы фугасных снарядов, начиненных шимозой, выглядели довольно устрашающе, убитых и раненых защитников станции Борзя было немного. Но со стороны все выглядело жутко. Станцию заволокло черным удушливым дымом, и казалось, что там горит все, что может гореть, и даже то, что гореть не может. Несколько снарядов было выпущено и в сторону маячивших на горизонте конных сотен Аргунского полка, правда, скорее, больше с расчетом напугать противника и заставить его ретироваться.
После часового артподготовки семеновцы снова пошли в атаку, но снова были отбиты с немалыми потерями. Приближался вечер, и ожесточение боя нарастало. После второй безуспешной атаки есаул Семенов снова приказал открыть по станции артиллерийский огонь и вести его до тех пор, пока там не останется ничего живого.
Положение обороняющихся осложнилось. Вырытые ими в промерзшей земле неглубокие окопы были частично разрушены, а почти половина бойцов была ранена или убита. Немало оказалось жертв и среди мирных обывателей – как на самой станции, так и в пристанционном поселке. Японские артиллеристы вели беглый огонь, не особенно разбирая, на чьи головы упадут выпущенные ими снаряды.
Потери были и среди командования бригады. От близкого разрыва японского снаряда погиб командир читинского отряда Дмитрий Шилов, были ранены Прокоп Атавин, Зиновий Метелица и сам Сергей Лазо, которого полоснул по плечу осколок. Держались красногвардейцы лишь на русском упрямстве, да еще надеясь на подмогу. В кармане у Сергея Лазо лежала телеграмма от товарища Бесоева, отправленная сегодня утром из Иркутска: «Лечу как на крыльях и вместе со всем семейством буду у вас завтра рано утром. Встречайте. С приветом, твой кузен Николай».
Лазо прекрасно понимал, что если они сейчас отдадут Борзю есаулу Семенову, то вернуть ее потом придется дорогой ценой. Протекающая за станцией быстрая горная речка с тем же названием зимой являлась хорошим рубежом обороны. Поэтому надо было держаться изо всех сил, несмотря на непрекращающиеся атаки семеновцев и большие потери.
Вскоре стемнело, и японские артиллеристы уже не видели цели, по которым следовало вести огонь. С беглого огня они перешли на беспокоящий, делая наугад в темноте каждые пять минут по одному выстрелу. Так они мешали защитникам станции отдыхать и приводить в порядок разрушенные за день укрепления. Но в окопах сидели бывалые солдаты, многие из которых прошли германскую войну. То, что было сегодня, ни к какое сравнение не шло с тем, что пришлось пережить на фронте под Барановичами, Луцком или на Стоходе.
Командиры же тем временем собрались на совещание в кирпичном станционном пакгаузе, находившемся за пределами семикилометровой дальности стрельбы короткоствольных японских пушек «тип 41».
– Ну, что будем делать, товарищи? – спросил Георгий Богомягков. – Еще одного дня такой мясорубки нам не выдержать. Раскатают нас семеновцы, ети их мать, своими пушками и спокойненько пройдут по нашим трупам.
– Надо держаться, – твердо сказал Сергей Лазо, – помощь близка.
– Держаться, конечно, можно, – поморщившись, покачал перебинтованной головой Зиновий Метелица, – но я согласен с товарищем Богомягковым, что семеновские пушки смешают нас с землей. Но, если что, я лично поведу в атаку свой Аргунский полк. Мы умрем, но не отступим…
– Погоди, товарищ Метелица, – сказал Прокоп Атавин, – умереть мы всегда успеем. Вот товарищ Лазо сказал, что помощь близка. Дождемся питерских товарищей, и ударим по Семенову так, чтобы и духу его на нашей земле не осталось.
