Гостья на замену - Бэлоу Мэри (читать полностью бесплатно хорошие книги .TXT) 📗
Сэр Чарльз звучно зевнул.
— Ну, Флоренс, — сказал он, — теперь, когда все мы прониклись духом завтрашнего праздника, можем мы, предвкушая его, удалиться спать?
— Вы можете, Чарльз, — хихикнула та, — А также вы, Ольга.
Клэр снова почувствовала себя неуютно, когда все гости, потягиваясь, попарно встали, и, казалось, чувствовали себя обязанными изображать усталость, хотя еще не было и одиннадцати. Она не знала, нужно ли ей тоже подняться, или же остаться за фортепьяно. Первый раз за весь день она почувствовала себя неловко, за исключением того краткого момента, утром, когда она вошла в столовую.
— Клэр, — склонился к ней герцог, — Не прогуляться ли нам в оранжерею?
Она благодарно улыбнулась ему и встала.
Но неловкость осталась даже тогда, когда они вошли в оранжерею, бродили среди растений, всматривались в звездную темноту за окнами. День закончился, — романтический день, – и снова наступила ночь.
Он взял ее за талию, притянул к себе и крепко поцеловал.
— Клэр, — произнес он низким голосом, — Вы знаете цель этого приема. Прошлой ночью вы были готовы.
— Да, — она закрыла глаза. Но она была рада, что ничего не произошло. Она не смогла бы этого перенести – ей было слишком неловко.
— А сегодня вечером? – спроси он, — Вы все еще хотите этого?
Тишина длилась только мгновение. Клэр осознала, что это самое важное мгновение в ее жизни.
— Вы понимаете, что это будет значить для вас? – спросил он, — Для вас это намного более важное решение, чем для меня.
— Да, — она открыла глаза и встретилась с ним взглядом, — Это то, чего я хочу, Джерард. Запомнить Валентинов день. Я хочу узнать, что это такое – быть женщиной.
В полутьме он всматривался в ее глаза. Ушло все, что было днем – веселье, смех, поддразнивание. Их место занял голод, почти пугающий своей мощью. Но Клэр не отводила глаз. Ее сердце колотилось так, что стук отдавался в ушах.
Он обхватил ее лицо ладонями, провел одним пальцем по губам, потом двумя обвел щеки. И неторопливо поцеловал в шею, подбородок, губы.
— Что ж, моя валентина, — сказал он почти незнакомым хриплым голосом. Позвольте мне найти где-нибудь удобное место, чтобы уложить вас.
— Да, — сказала она.
Она насилу осознавала, как ей удавалось переставлять ноги, когда они возвращались назад в холл, поднимались по лестнице и шли по коридору к ее спальне. Казалось, каждый вздох требует осознанного усилия. Поднимаясь по лестнице, она говорила себе, что расстанется с ним у двери, что найдет какие-нибудь оправдания, что, пока не поздно, стряхнет с себя путы ужасной безнравственности, которой позволила управлять собой последние два дня. Но, когда они подошли к комнате и он открыл дверь, она вошла внутрь, не сбрасывая его руки со своей талии, и без единого слова или жеста протеста. Она повернулась к нему, когда он закрыл дверь и поднял ее лицо, чтобы поцеловать.
Перейдя роковую черту, она отбросила укоры совести и требования морали, которым следовала всю свою жизнь, и, когда он обнял ее за талию, приникла к нему всем телом и открыла рот его ищущему языку. Она не позволит чувству вины испортить ей эту ночь. Несомненно, вскоре оно настигнет ее. Но не сегодня вечером.
— Клэр, — шептал он ей в губы, пока его руки одну за другой вытаскивали шпильки из ее волос и те звякали, падая на пол. А затем он запустил пальцы в ее волосы и они тяжелым облаком упали ей на плечи и спину, — Клэр.
— Любите меня, — в ответ прошептала она в губы ему, когда он приспустил ее платье, обнажая плечи. Ее руки сами собой проникли под его сюртук и коснулись атласного жилета, — Пожалуйста, Джерард, любите меня.
А затем его объятия прижали их друг к другу, словно железными обручами. Она уткнулась лицом в складки его шейного платка и могла слышать, как он ловит ртом воздух.
— Я не могу, — вдруг выдавил он, — Боже мой, Клэр, я не могу.
Она похолодела. Зажмурилась изо всех сил и окаменела.
— Я не могу, — раздался у ее уха его уже более спокойный голос. – Клэр, разве вы не понимаете, на что идете? Вы становитесь участницей оргии в честь Дня святого Валентина, устроенной для развлечения двенадцати скучающих членов светского общества, беспринципных в своем большинстве. Вы же просто гостья, приглашенная взамен двенадцатой. Как только вы ляжете на эту постель и позволите мне воспользоваться вашим телом, вы будете доставлять наслаждение возможно самому пресыщенному и испорченному развратнику из всех шести, что собрались в этом доме.
— Нет, сказала она, по-прежнему зарывшись лицом в его шейный платок, — Это не так, Джерард. Это не о нас. У нас роман. Не надолго, это правда. На пару дней. И в этом свое очарование. И вы совсем не такой. Я знаю, что под маской, которой вы закрылись от всего света. Не надо пачкать грязью то, что происходит между нами.
— Но это грязь, — сказал он, грубо ухватив ее за руки и отталкивая от себя. Его лицо стало жестким, он прикрыл глаза, – Клэр, два дня тому мы были вообще не знакомы. Завтра навсегда расстанемся. Но сегодня и завтра ночью, прикрываясь романом, мы будем голыми лежать в этой постели, доставляя наслаждение нашим телам? Прикрываясь именем Святого Валентина, кем бы он ни был? Это секс, моя дорогая. Чистейший, незатейливый секс.
— Вы не хотите меня, — сказала она, слыша раздражение в своем голосе и не пытаясь изменить ни тон, ни слова, — Я нежеланна. Вы были добры и в этих неловких обстоятельствах старались поступить как лучше. Но когда дело дошло до главного, вы поняли, что я вам нежеланна.
Его облик стал расплываться у нее перед глазами, и она резко отвернулась. Она ненавидела себя. За то, что оказалась нежеланной. За то, что хнычет из-за этого. Похоже, она забыла свою гордость дома вместе со всеми остальными добродетелями.
Она услышала как он глубоко вздохнул и выдохнул.
— Если вы верите этому, Клэр, то вы действительно неопытны. Давайте сохраним романтические отношения. Это был замечательный день. Давайте не портить его тем, о чем впоследствии будем оба сожалеть. Вы будете сожалеть об этом, Клэр, намного больше, чем вы предполагаете. Давайте попытаемся сделать завтрашний день таким же славным, каким был сегодняшний, возможно, даже лучше. Вы согласны, Клэр?
Она закрыла лицо руками не в силах ответить.
— Тогда, спокойной ночи, — наконец мягко произнес он за ее спиной.
Ее страдание было слишком глубоко, чтобы она могла позволить себе пожелать ему того же. Она знала, что если откроет рот, то снова начнет умолять его. И, так или иначе, к ней начала возвращаться гордость.
Она думала, что тишина никогда не закончится. Но, наконец, дверь ее спальни тихо отворилась и снова мягко закрылась.
И тогда она дала волю слезам, заструившимся между пальцами.
*****
Утро четырнадцатого февраля было таким же ясным, как и утро накануне, и небо было точно таким же голубым и безоблачным. Но теперь, когда она нехотя проснулась, задремав всего пару часов назад, эта яркость резала глаза. И на сей раз не было ничего манящего, ничего, что могло бы заставить спрыгнуть с кровати и бежать к окну, чтобы посмотреть, каков сегодня день.
Сегодня день Святого Валентина, думала она, лежа с закрытыми глазами и пытаясь проглотить ком в горле. День влюбленных и для любви. Но она ощущала себя одинокой, мучительно одинокой, одинокой более чем когда-либо. Она чувствовала себя скучной и непривлекательной, и, даже не глядя в зеркало, знала, что будет выглядеть не лучшим образом. Прошлой ночью, она заставила себя перестать плакать, дав волю горю всего на несколько минут. Она не могла позволить себе появиться перед всеми с красными и опухшими глазами. Но бессонница всегда делала ее бледной и накладывала тени вокруг глаз. А она не была красавицей даже тогда, когда выглядела наилучшим образом.
Ей хотелось домой. Более чем когда-либо ей хотелось сесть в карету Родерика, закрыть окна занавесками, и знать, что она уезжает прочь от всего этого, знать, что возвращается в забвение и знакомую безрадостную рутину своей жизни. Ее одолевало искушение поступить именно таким образом. Так легко позвонить горничной, послать записку и оставаться у себя в комнате, пока не прибудет карета. Она могла бы сослаться на головную боль.
