Хуан Дьявол (ЛП) - Адамс Браво Каридад (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений txt) 📗
- Простите, если осмелюсь спросить, но сеньора раздражает смотреть на меня?
- Меня? Почему? Иди успокой хозяйку. Скажи, что я не поеду, по крайней мере этой ночью. Скажи… Ладно, говори, что хочешь, но…
- Но уходи, – закончила Янина его фразу. – Не это?
- Уходи или оставь – для меня все едино, – горячился Ренато, уже взрываясь. – О чем ты думаешь? Твои намеки становятся уже нахальными! Когда я хочу побыть один, я желаю, чтобы меня оставили. – И изменившись в лице, откровенно грубо спросил: – Может скажешь, почему плачешь?
- Простите. Я знаю, что и на это не имею права. Простите, сеньор. Я уже ухожу…
- Подожди, – смягчился Ренато, совсем запутавшись. – На самом деле, я не знаю, что со мной. У тебя дар меня раздражать. Думаю, если бы ты сказала прямо, было бы лучше. Я ничего не имею против тебя. Ты служишь верно, или заставила поверить в это. К тому же, ты должна заботу и внимание отдать матери. Не думай, что я не понимаю, что ты лучшая ее служанка. Если с тобой что-то случилось, если чего-то хочешь, скажи наконец…
- Я лишь хотела облегчить ваши мучения, сеньор…
- Кто тебе сказал, что я мучаюсь?
- Достаточно видеть вас, сеньор. И поскольку вы впервые согласились меня выслушать, я скажу, что если бы вы жили как остальные, как другие сеньоры, соседи, владельцы ближайших усадеб. Они не мучаются так, сеньор. У них есть, возможно, такие же неудобства, заботы: семья, жена, усадьба. Но у них есть место, где они счастливы.
- Что? Как?
- Маленький дом, где все забывается, где нет шипов, а есть цветы, где хочется быть. Если бы сеньор тоже имел этот уголок, где мог бы забыть о своих печалях, то чувствовал бы себя действительно любимым, о нем бы заботились и служили на коленях, отдали сердце на коврике, чтобы вы могли по нему ходить…
- Янина…! – рассердился Ренато, поняв слова метиски. – Это уже предел!
- Вы просили, чтобы я сказала ясно. Думаю, у меня есть дар раздражать сеньора, и мне удалось…
Ренато сдержался. Он торопливо проглотил чашку кофе, снова взглянул на нее, но другая фигура показалась за ней, приближаясь в почтительном преклонении:
- Простите, сеньор, я искал Янину. Я не знал, что она с вами, но…
- Что это, Баутиста? – прервал Ренато, услышав национальную музыку, с каждым разом все более приближающуюся.
- Ночное веселье работников, сеньор. Этой ночью у них есть право на праздники. Специальное разрешение, празднуя ваше возвращение. Они собрались перед большими бараками, за плантациями, и сеньора приказала дать им бочонок рома и сладостей, что уже слишком. Им было бы достаточно рома.
- Моя мать приказала дать им выпить? – удивился Ренато.
- Это традиция, сеньор. Если у них не будет этого, они умрут с тоски или злости. Танцы – единственное, что нравится этим людям. Сеньор Ренато никогда не видел, как они танцуют?
- Нет. И нет желания прерывать праздник своим присутствием.
- Не прервете, сеньор. Когда играют в барабан, только смерть остановит их ноги. Они дикари, мой хозяин. Разве вы не понимаете? К тому же, худшие пьяницы. Ром их всех укладывает на траву, заставляя забыть обо всем!
- И моя мать одобряет это?
- Она не может препятствовать этому, сеньор, и не стоит этого делать. Вы можете удвоить работы, уменьшить плату, убить их, как угодно, но они всегда будут устраивать эти праздники. Все идут за этими барабанами. Не знаю, что в них такого, но они распаляют кровь, да?
Ренато поджал губы, не ответив Баутисте, слушая глухой звук барабана, который словно призывал предков. Эта музыка проникала внутрь, будоража глубокое болото страстей, желаний, чувств. Почти не отдавая себе отчета, он пошел к лестнице и медленно спустился по широким каменным ступеням. Словно змея, растягивающаяся с каждым шагом, удалялся караван негров, и Ренато Д`Отремон, с шевелящимися от ветра светлыми волосами, пошел следом за ним.
- Подойдите и посмотрите. Подойдите. Неужели не подойдете, хозяйка? Как здорово! Мои ноги шагают в такт этой музыке. Ах, черт! Конечно же, это хорошо. Подойдите, хозяйка. Подойдите…
- Ты оставишь меня в покое, Ана?
- Подойдите. Подойдите, если хотите увидеть, как сеньор Ренато идет вслед за ними. Бегите, а то не увидите. Благословенны и всехвальны Священные Дары! Вы должны посмотреть, чтобы поверить…
Айме подбежала к окну, и едва могла поверить глазам. В свете уличных фонарей и факелов удалялся караван, в неясно отражавшемся свете убывающей луны она могла видеть со всей ясностью, что Ренато Д`Отремон, единственный белый человек, был в темной толпе, следовал охрипшим ритмам африканских барабанов, словно эта музыка ритмов тащила его за собой.
- А Янина, хозяйка, посмотрите на Янину, – указала Ана. – Она столько говорила, хвасталась, что не ходит на эти праздники. Посмотрите на нее. Посмотрите… Она идет за обнаженными. А еще говорит, что белее всех белых. Понятно, что хозяин белее всех, и идет там…
- Скорее всего, Ренато выпил больше, чем нужно. Но Янина идет позади него.
- Либо ему нравится идти пешком, и этой ночью праздник будет большим. Уверена, пешком он встретит у них рассвет.
- Эта ночь… Эта ночь… – раздумывая, бормотала Айме. – Возможно, я должна воспользоваться временем и сделать все поскорее. До того, как Ренато скажет, что немедленно возвращается в Сен-Пьер. Тем не менее…
- Так мне сказали, но вы же…
- Замолчи! Ночью мы пойдем, куда должны, чтобы уладить все побыстрее… Ренато лучше остаться здесь. Я должна сделать это немедленно, утром, если смогу.
- Ай, хозяйка! Что вы будете делать?
- Освобожусь от груза; приготовь дверь, чтобы сбежать, нельзя, чтобы меня поймали открыто. Быстро, Ана! Этой ночью мы выйдем спокойно; никто не хватится нас, никто не поймет. Охранники будут, наверное, на празднике, и если все тайно вышли, никто не удивится, увидев двух женщин, более-менее закрывших лицо, направляющихся к плантации.
- Мы тоже пойдем на танцы? – вдохновилась служанка.
- Не будь идиоткой! О чем я тебе говорила вчера? Мы должны увидеть женщину, что живет наверху.
- Колдунью? Знахарку? – ужаснулась метиска.
- Конечно. Она вытащит нас из затруднительного положения. Уверена, она не пошла танцевать. Знаешь, где она живет? Знаешь дорогу?
- Да, хозяйка, но мне страшно. Очень страшно. Говорят, когда идут повидать колдунью ночью при убывающей луне и когда идут обнаженные, выделяется красное пятно на воде и льется кровь. Да, хозяйка, льется кровь. Кто-то умрет и оставит огромную лужу крови.
- Замолчи, не болтай чушь! Никто не умрет. Дай накидку, вуаль, возьми маленький фонарь и идем. Ренато Д`Отремон пошел на праздник, ночь рома и танцев. Пусть сияет Кампо Реаль, пусть будет весело. Сегодня музыка, завтра будет плач; по крайней мере плач идиотки свекрови. Конец наследникам Д`Отремон! Выйдем из фарса навеселе, а я буду смеяться над всеми, смеяться громче всех. Идем, Ана, идем…!
По тропе вверх, Айме подталкивала испуганную служанку, которая с трудом поднималась. Поднимаясь все выше на холм, среди столбов красного дерева и перца, которые давали тень на плантации, поблескивали красные языки костра, и очарованные, они остановились.
- Ай, хозяйка, посмотрите, посмотрите туда! Как все хорошо проходит!
Хриплые звуки примитивных инструментов разрывались под сводом ночи негритянского праздника. Начали танцевать, причудливо одетые тела подрагивали, освещенные языками пламени, словно это они были живыми горящими факелами. Подрагивали тела, как в припадке эпилепсии, а руки схватили цветные платки, имитируя в воздухе бешеный вихрь.
На миг глаза Айме смотрели, словно одурманенные ослепительным спектаклем. Затем она вцепилась в руку Аны, волоча ее вверх по горе, разорвав цепь, которая держала и ее:
- Иди… иди! Потом останешься здесь, если хочешь. А теперь иди.
5.
Как лунатик, шел Ренато к месту, где были четыре больших хижины, центру ничтожного города, чьим усиленным потом, нищетой, жил состоятельный дом из мрамора, окруженный садами. Он дошел до этого места, остановившись у края костра, но никто не смотрел на него, не замечал. Он уже был не хозяином, а лишь белой тенью в черном безумии местных танцев, бесцветный мазок, где бронзовая и эбонитовая плоть двигалась в судорогах танца, выразительного и конвульсивного, словно вздрагивала сама земля. Он никогда не приближался к тем местам, никогда не рассматривал своими голубыми глазами это темное великолепие. Странно быть чужеземцем на землях, принадлежащих тебе, где ты родился. Впервые все это, казалось, проникало в него очень глубоко, пробуждая спящие в нем столько лет голоса, как чувства зверей, ощущая, что ненависть и любовь как никогда загорались в груди, и впервые без отвращения он посмотрел на маленькую медную ладонь в своей белой ладони.
