Муравьи - Вербер Бернард (лучшие бесплатные книги TXT) 📗
Самец № 327 оборачивается. Своими инфракрасными глазками он исследует коридор. Он видит черные и красные пятна. Никого. Странно. Он, наверное, ошибся. Но шаги снова раздаются позади него. Цок… цок-цок… цок… цок-цок. Это кто-то, кто хромает на две лапки из шести, и этот кто-то приближается.
Чтобы увериться в своей правоте, № 327 оборачивается на каждом перекрестке, потом выжидает. Шаги замолкают. Как только он трогается с места, они звучат опять: цок… цок-цок… цок… цок-цок.
Сомнений нет — его преследуют.
Кто-то, кто прячется, когда № 327 оборачивается. Странное поведение, совершенно непонятное. Зачем одной клетке Племени тайно преследовать другую? Здесь все вместе, никто ничего не скрывает.
Но незримое присутствие не становится от этого менее ощутимым. По-прежнему на расстоянии, по-прежнему скрытое. Цок… цок-цок… цок… цок-цок. Как реагировать? Когда он был еще личинкой, кормилицы учили его тому, что всегда нужно идти навстречу опасности. Он останавливается и делает вид, что моется. Преследователь теперь недалеко. № 327 почти чувствует его. Делая вид, что умывается, №327 шевелит антеннами. Есть, он воспринимает обонятельные молекулы преследователя. Это маленький солдат, возраст — один год. Он выделяет странный запах, перекрывающий обычные опознавательные запахи. На что он похож, сразу и не скажешь — пожалуй, так пахнут камни скалы.
Маленький солдат больше не прячется. Цок… цокцок… цок… цок-цок. № 327 видит его в инфракрасном излучении. Солдатику действительно не хватает двух лапок. Запах камней скалы становится сильней.
№ 327 выделяет:
Кто там?
Ответа нет.
Почему вы меня преследуете?
И этот вопрос остается без ответа.
№ 327 решает выбросить этот случай из головы и снова пускается в путь, но вскоре обнаруживает, что навстречу ему идет еще один незнакомец. На сей раз это большой солдат. Галерея узкая, они не разойдутся.
Повернуть? Это значит встретиться с хромым, который, кстати, торопится к самцу. № 327 в ловушке.
Теперь он чувствует — это два воина. И оба несут с собой запах камней скалы. Большой солдат раскрывает свои длинные клешни.
Это западня!
Немыслимо, чтобы один муравей Города хотел убить другого. Расстройство иммунной системы? Они не узнали его опознавательные запахи? Они принимают его за чужака? Это так же невероятно, как если бы его желудок вдруг взбунтовался против собственных кишок…
Самец № 327 выделяет сильнее прежнего.
Я, как и вы, клетка Племени. Мы — один и тот же организм.
Это молодые солдаты, они, должно быть, ошиблись. Но его послания отнюдь не успокаивают его собеседников. Хромой солдатик прыгает ему на спину и хватает за крылья, а большой солдат зажимает голову мандибулами. И они тащат его, обездвиженного, в сторону свалки.
№ 327 борется. При помощи сегмента для сексуальных диалогов он выделяет разнообразные эмоции, неизвестные бесполым муравьям. Непонимание перерастает в панику.
Чтобы не запачкаться об его «абстрактные» мысли, хромой, по-прежнему вцепившийся в его мезотонум, мандибулами отрезает ему усики. Он уничтожает этим все феромоны № 327, а главное, его опознавательные запахи. Хотя там, куда он отправляется, они ему не больно-то и нужны…
Страшная троица толчками продвигается по самым безлюдным коридорам. Хромой солдатик методично продолжает свою «генеральную уборку». Похоже на то, что он хочет стереть всю информацию, которую можно считать с самца № 327. Самец больше не сопротивляется. Сломленный, он готовится угаснуть, замедляя биение своего сердца.
«Зачем столько жестокости, столько ненависти, братья мои? Зачем?
Мы едины, мы одно целое, все мы дети Земли и Господа.
Прекратим на этом наши бессмысленные споры. Двадцать второе столетие будет духовным, или его не будет вовсе. Оставим наши старые споры, основанные на гордости и двойственности. Индивидуализм — вот наш истинный враг! Если вы оставляете страждущего брата своего умирать с голоду, вы долее недостойны быть частью огромного мирового сообщества. Если погибающий просит у вас помощи и поддержки, а вы закрываете перед ним дверь, вы — не с нами.
Я знаю вас, без зазрения совести одевающихся в шелка! Вы думаете только о бренном теле, вы хотите славы только для себя — лишь для вас и вашей семьи. Я знаю вас, говорю я вам. Ты, ты, ты и ты! И напрасно вы улыбаетесь перед экранами, ибо то, о чем я говорю, очень серьезно. Я говорю вам о будущем человечества. Так долее продолжаться не может. Такая жизнь бессмысленна. Мы тратим все, мы уничтожаем все. Не стало лесов — их вырубили для того, чтобы делать одноразовые салфетки. Все стало одноразовым: вилки, ручки, одежда, фотоаппараты, машины, и вы сами, не замечая того, тоже становитесь одноразовыми. Отрекитесь от этой суеты сует. Вы должны сами отречься от нее сегодня, или завтра вас заставят от нее отречься.
Идите к нам, вливайтесь в ряды нашего благочестивого воинства. Все мы солдаты Всевышнего, братья мои».
На экране появилось лицо диктора: «Эта евангельская проповедь была предложена вам преподобным Макдональдом из новой Церкви адвентистов сорок пятого дня и фирмой замороженных продуктов „Суитмилк“. После короткой рекламы вы увидите продолжение научно-фантастического сериала „Я пришелец и горжусь этим“».
Люси не могла, как Николя, отключать сознание перед телевизором. Уже восемь часов, как Джонатан внизу, и ни слуху ни духу!
Ее рука потянулась к телефону. Джонатан велел ничего не предпринимать. А если он погиб или засыпан землей?
Люси еще не решалась спуститься в подвал. Ее рука словно сама собой взяла трубку. Люси набрала номер спасателей.
— Алло, это служба спасения?
— Я же просил тебя никуда не звонить, — раздался из кухни слабый, бесцветный голос.
— Папа! Папа!
Люси положила трубку, из которой слышалось: «Алло, говорите, назовите адрес». Раздался щелчок.
— Ну да, ну конечно, это я, не надо было волноваться. Я же вам велел спокойно меня ждать. Не волноваться?! Да-а…
Джонатан не только держал в руках того, кто был Уарзазатом и стал куском окровавленного мяса. Джонатан изменился сам. Он не казался запуганным или угнетенным, он даже улыбался. Нет, не то, как же его описать? Создавалось впечатление, что он постарел или заболел. Взгляд его был лихорадочным, лицо — мертвенно-бледным, он дрожал и выглядел обессиленным.
